Рубцы на ногах одиссея. серия 2

Серия 2.
РУБЦЫ НА НОГАХ ОДИССЕЯ
Авторам «Одиссеи», а также всем не летающим людям посвящается.
Вечер был совершенно свободным. Свободным не от дел. Дела всегда могут подождать. Я думал о двери, что оставила за собой Тень. Дверь как дверь, но появившись внезапно одним осенним вечером, она любила наводить меня на размышления. Наводила, но всегда оставалась запертой.
Но этот вечер был свободным, поэтому именно сегодня дверь распахнулась и выпустила Тень.
- Как ты думаешь, люди меняются от эпохи к эпохе? – спросила Тень.
- Не думаю. По крайней мере, меняются не принципиально. Скорее, маскироваться лучше стали.
- Уверен?
- Не отказался бы проверить, - я любил собирать лишние доказательства.
Тень шагнула к книжному шкафу и наугад, как мне показалось, вытащила книгу. Ее название блеснуло перед моими глазами – «Одиссея» Гомера.
- Ты не из тех, кто отказывается от безобидной игры, - сказала Тень, - Если хочешь, возьми с собой подарки. Но лучше немного.
Практически сразу я понял, что возьму с собой. Сходил на кухню и сложил подарки в пластиковый пакет. Тень взглянула на пакет, хмыкнула и кивнула головой. Мы шагнули в дверь.
Выйдя из незаметной расщелины в скале, далеко внизу, лежащим на берегу моря мы увидели небольшой античный город.
- Приятная беседа вряд ли тебе повредит, - помолчав, сказала Тень.
- Если приятная, то действительно вряд ли, - улыбнулся я.
Тень немного помолчала.
- Если ты читал «Одиссею» внимательно, то имя Еврилох должно многое тебе сказать.
- Сказало, - согласился я, - Но разве он не утонул?
- Представь себе, этот благородный муж не только выжил, но и добрался до родной Итаки. Более того, потрясения, которые он испытал в путешествиях, не прошли для него даром. Вскоре он поразил всю интеллектуальную Элладу своими вопросами. Например, на его вопрос «Почему люди не летают?» пытался ответить лишь один, как здесь говорят, богоподобный могучим умом афинский философ. Он сказал Еврилоху, что «люди – не птицы». На что Еврилох ответил ему, что прекрасно об этом осведомлен, но, тем не менее, все же не понимает, почему мы не летаем. Услышав это, знаменитый афинский философ и демагог с позором бежал вон.
- Я знаю ответ на этот вопрос, - и я перехватил пакет поудобнее.
- Тогда иди смело, - Тень указала мне на один из домов вдалеке, - Вернуться сможешь той же дорогой. Ну а я возвращаюсь к себе прямо сейчас. Ваш мир никогда не казался мне… уютным. Ни в это время, и ни в какое другое.
Прямо под утесом, на котором мы стояли, между легендарным морем с черно-белыми точками кораблей равнодушно пролегала дорога. Дорога, которая, почти не петляя, привела меня к дому Еврилоха.
Пройдя сквозь двор и толкнув дверь я вошел, сразу окунувшись в мягкий сумрак и прохладу просторного зала. За столом из маслины, развалившись в кресле, сидел мужчина средних лет. Одной рукой он почесывал бороду, а другой сжимал чашу. Увидев меня, мужчина вскочил и радушно улыбнулся.
- Раз ты пришел ко мне, удивительный путник, то должен знать, что имя мое  - Еврилох. Думаю, что прибыл ты из далеких земель – об этом говорит не только твоя одежда, но и то обстоятельство, что нет больше в Элладе желающих напрягать свой ум в борьбе с моими вопросами. Но, прежде всего, присядь в кресло и расскажи, откуда прибыл ты и что за народ ваш.
Рабыня поставила на стол передо мной блюдо с чем-то вроде лепешек и большую чашу, которую Еврилох собственноручно наполнил светлым вином из красивой амфоры. Без долгих вступлений я рассказал хозяину «кто я и откуда», а пока он переваривал сказанное, попробовал лепешку. Это оказалась довольно приятная смесь из сыра и меда с добавлением муки, по-видимому, ячменной.
- Полусладкое, - отметил я, попробовав вино.
- Прамнейское полусладкое, - согласился Еврилох и вдруг, быстро и хитро блеснув глазами, так же быстро и хитро спросил меня, - А вот скажи мне, почему люди не летают?
- Потому что люди пьют, - я неторопливо отхлебнул из чаши и кивнул на амфору с вином.
Замерев на несколько секунд, немного ошеломленный Еврилох залпом допил вино, вновь наполнил наши чаши и посмотрел на меня с интересом. Тем временем я развивал успех.
- Ну, ты подумай, Еврилох, сам. В какой полет может отправиться пьющий человек? Разве что, не сходя с места. И то опасно. А уж по-настоящему можно так спьяну залететь… Не то, что на местности потеряться – верх низом покажется.
- А дети… почему не летают дети?.. – тихо спросил философ.
- Странный вопрос. Ответ на него даже излишне прост. Скажи мне, сможет ли научиться говорить ребенок без помощи взрослого? А летать и подавно не сможет! Кроме того, как бы ловили родители нагло хохочущих, парящих в поднебесье непослушных детей? Впрочем, это вопрос решаемый. Но только представь – твое дитя парит в небесах, а ты внизу, пьяный и приземленный. Ну не обидно?
- Обидно и несправедливо, - вздохнул Еврилох.
- Но все же люди будут летать, правда, в самолетах. То есть в воздушных колесницах. И за кормчими этих колесниц будут следить страшной слежкой, чтобы они не пили вина перед полетом.
- Самолетом… - Еврилох огорченно махнул рукой и, потрогав голову, добавил, - Самолетом это не то! Самолетом я и сам летал, правда тот полет закончился бесславно.
Я едва не поперхнулся вином, а Еврилох спокойно продолжил.
- Читал «Махабхарату»? Устройство небесных колесниц описано там достаточно подробно. Ох, Индия… Злая воля Посейдона занесла нас туда. И Одиссей, многохитростный муж, одурманенный собственной доблестью и отвагой, решил испытать небесного коня в деле. Более того, сам им и управлял. Но только, как я уже говорил, прервался наш полет преждевременно. Поэтому и молчат о том и Гомер, и «Махабхарата».
- Вас сбили ракетой? – спросил я, вспомнив подробности древних индийских войн.
- Ладно б ракетой! Одиссей так напился во время полета, что все рычаги, все педали перепутал… Ох и грохнулись мы рядом с городом Дели. Слышал про шрам на левой ноге Одиссея?
- Память о свирепом вепре?
- Вепрь – всего лишь плод цензуры, - рассмеялся Еврилох. Точнее, вепрь все же был и оставил Одиссею шрам. Правда, не на ноге.
Еврилох нагнулся ко мне и кое-что прошептал. Я несдержанно засмеялся, представив себе это неожиданное нападение.
- Так вот, - Еврилох развел руками, - а шрам на ноге – это память об индийском самолете.
- А другой самолет вы не привезли с собой, в Элладу? – поинтересовался я.
- На что он нам! – подозрительно быстро ответил философ, - Страна маленькая, да и спешить некуда. Еврилох еще раз потрогал затылок.
- Что, сильно расшиб тогда голову?
- Да нет. Вино индийское, бамбуковое, уж очень огненным было. Что ж, все ясно мне с первым вопросом, а посему ответь на второй. Почему люди не живут на деревьях?
И вновь мне пришлось кивнуть на красивую амфору с вином и повторить: «Потому что люди пьют».
Настал черед Еврилоха поперхнуться вином. А я принялся пояснять.
- Ну, ты подумай, Еврилох, сам. Не хватает только, чтобы пьяные лазали по деревьям! Да и вообще, залезет, скажем, человек на дерево, на радостях там напьется и опять ему верх низом покажется. Вот тут то и случится полет человеческий без самолета, но полет короткий, позорный и лишь в одном направлении… Если б жили люди на деревьях, то скоро б вымерли по причине полного самоистребления.
- Готов признать твои размышления наполненными мудрой истиной, если разъяснишь ты мне одну тонкость. Видел я людей, что не пьют, но и не летают, не пьют – но не живут на деревьях.
- Охотно отвечу тебе, Еврилох. Разве не замечал ты, что человек непьющий обычно неимоверно толстеет?
- Точно, замечал!
- Ну и подумай сам. Может ли туша такая взлететь без самолета? Иных таких и в самолет без пары пускать не стоит, дабы не вызвать крен и вынужденную посадку. И где, Еврилох, ты видел дерево, столь могучее ветвями и стволом, чтоб поселить на себе толстяка? Впрочем, есть тут одна хитрость – не все из тех, кто не пьет вина, толстеет. Есть и другая категория непьющих – люди с больной печенью. А разве можно в полет с больной печенью? Или, может быть ты думаешь, что с такой печенью можно жить на деревьях?
- Логично, - хмыкнул философ, в очередной раз наполняя чаши.
- И все же нельзя исключать вероятности того, что кое-кто не пьет, но и с весом у него все в порядке, и печень здоровая, - продолжил я, - Следовательно, он должен летать. И, по всей вероятности, летает, но никому об этом не рассказывает, потому что ночует в одиночестве на деревьях, а о таких вещах только по ночам и есть возможность рассказывать. Днем обычно все мысли работой забиты…
- Ну и дела! – промолвил Еврилох и потер голову, - Ты открыл мне глаза на мир, разъяснил вещи, о которых я начал догадываться. Теперь я и сам нахожу подтверждение твоим словам в событиях собственной жизни. Помню, в Северной Америке, куда нас занес Посейдон, многохитростный муж Одиссей, одурманенный собственной доблестью и отвагой, полез на секвойю. Ладно б трезвым, но ведь он, как ты наверняка слышал, большой любитель. И, сорвавшись почти у вершины, рухнул вниз. Слышал про шрам у него на ноге?
- На левой?
- На правой. Много невероятных апокрифов ходит про это ранение, но я живой свидетель того, как он поцарапался при падении.
Уже ставшим мне знакомым жестом Еврилох потрогал голову.
- Что, вино секвойевое слишком огненным было? – не замедлил я спросить.
- Да нет. Вино как вино. Одиссей был тяжелым, очень тяжелым человеком.
Мы разлили, и Еврилох произнес: «Мой многоумный гость! Чтобы развеять последние сомнения относительно твоей теории, скажи: почему я уцелел, когда чародейка Цирцея всех превращала в свиней? И в другой раз – когда мы отплыли от острова бога Гелиоса и громовержец Зевес обрушил на наш корабль громовую стрелу?».
- Когда я узнал, что ты жив, Еврилох, то сразу понял, в чем тут дело. Картина ясна. Попробую ее описать. Ты помнишь, какого опьянелого тебя снимали с корабля, когда вы приплыли к острову Эи? Ты помнишь, как шатался и как падал, направляясь к дому богини Цирцеи? И, естественно, не смог пройти в блестящую дверь ее дома.
- Да, ну и приложился я тогда об косяк, - Еврилох потрогал лоб.
- И прямо у входа ты упал, сильно хрюкая и пьяный настолько, что зелье Цирцеи для превращения людей в свиней было против тебя бессильно.
- Верно. Ты словно видел все это.
- Совсем простая вторая часть вопроса. И так же однообразен ответ. Вспомни себя, когда взорвался ваш корабль. Циклоп Полифем перед потерею глаза – и тот не был таким пьяным. А пьяному, как известно – море по колено.
- Убедил, убедил, - закивал головой Еврилох, - знаешь ли, лишние доказательства – всегда лишние. Я должен был сделать правильный вывод и без этого вопроса.
- С кем не бывает, - и я немного улыбнулся.
- Как оно там, будущее, - отхлебнув, спросил Еврилох.
Я замялся.
- Этот… Прогресс. В космос спутники пускаем. Живем, деньги тратим.
Услышав про деньги, Еврилох вздохнул и тонко заметил: «Это верно, спутники здесь ни при чем».
Вдруг я понял, о чем философ спросит меня через секунду – выражение на его лице нельзя было не узнать. Неизменным и легкоузнаваемым оно прошло сквозь тысячелетия и сквозь народы. И точно, собеседник наклонился ко мне и тихо спросил: «Пьет, народ-то?».
- Пьет, - просто ответил я, оживая второго неизбежного вопроса.
- Привез? – философ смотрел с надеждой.
Я протянул ему пластиковый пакет, внутри которого лежала очень большая бутылка хорошей водки. На стол я поставил три стопки.
- Пить лучше из них. Залпом. Бутылку охлади. И закусывай плотнее.
- Угу, - буркнул философ, рассматривая этикетку на бутылке.
Вскоре мы попрощались.
Добравшись до квартиры, я сразу рухнул в кресло. Уж очень тяжелой была амфора с вином, подарок Еврилоха.
- А ведь и впрямь хорошо, что мы не летаем, - сказал я сам себе. Подумал, и налил полный бокал светлого греческого вина.
Вечер только начинался.