Gestalt

ГЕШТАЛЬТ

_____________________________________
АРИТМИЯ

Тринадцать звезд изъеденных ржавчиной – это запас. Еще медали и значки почтальонов. Бумеранг не вернулся! – cнова не законченная мысль. Перебои все, перебои. А то, на свежую голову придумать нельзя? Можно, только  осторожно.
Запечатлел свою харю и уходи. Нет же. Все ложат и ложат. Я им говорю – не ложте, а они все равно ложат.
Да Вы нажрались батенька изрядно! Свечка-то каплет. На пол – ничего; ну, вот, опять перебой.
Логическая цепочка не прослеживается, интеллект лицо не обезобразил, когда начинаю думать, то волосы на голове шевелятся. А где им еще шевелиться? Я же головой думаю. А еще я туда ем.
Выжимай не выжимай, а на трезвую голову не идет.
Надо ж так – спать хочу, а прорвало. Уже и не так прорвало как хотелось, а все одно прет. Да, канализация дело такое! Ты когда-нибудь чинил канализацию в 12 часов дня? Я вот нет. Я же не сантехник какой-то.
Вроде и напиться хочется, да опять-таки не чем, разве как только чаем, - и так уже морда опухла.
Экзистенциализм штукатурки на потолке. Как же, как же, - ржавчину наращиваем, почтальонов прогоняем,..
Усталость света темнотой… мне надоел ночной прибой (!).
Ведь это ж праздник жизни (на который нас не пригласили). Затрахали перебои, пошло оно все… но тут и сказочке – конец!
Аритмия дело такое.   

#   #   #


Мы с тобой, как два утюга – греем чужие штаны. Забавно правда? Мое сознательное существо, как рубцы на ладонях – незаметно, но чувствуется. Актуальность мысли всплывает на конечной стадии отставания. Сквозь темные окна глаз, можно иногда увидеть всполохи огня. Там, где рассвет похож на призрак и полночь полна печали; где листья опадают на пламенеющий асфальт, где декаданс  падаль,.. «там, где место глухое, а земля сырая»,  и «нужно правильно себя вести, а там,.. как фишка ляжет».
Укройся снами, пусть тебе приснится жизнь. Тот мальчик, с черными, как уголь глазами, который все смотрит и смотрит. Объятья – жаркие, страстные, крепкие – нее-ет. Просто объятья, но в них хорошо. От них легко и невыразимо радостно. Да, именно такие.
Твой смех почти не слышен, но я его чувствую. Радость. Печали нет;  слез тоже нет.
Твой сон застыл, и превратился в вечный лед. Он снова, под новыми образами и сюжетами, и  как обычно - ты здесь один.
«Я думал, что если для меня той жизни нет, то значит и не для кого ее нет, и никого в этой жизни не осталось, но вы-то все есть и все-то у вас как прежде, только без меня. А меня что же вычеркнули, ластиком стерли»?
Я не могу проснуться и понять в чем дело. Местами грозовае дожди, облачно. Гештальт моего сна. Занавес.               
#   #   #

И вот он снова здесь. Его слова, приветствия, улыбка, смех – столь отчетливый, сколь и резкий. Такт, он отбивает ритм кольцом, здесь - на руке, на правой. Голос… без тени и намека, но весь из фальши. Как Дон Жуан де Марко. Он отдал себя любви; тому, что сущность Бога и души, что повод жизни как  и смерти. Невольник. Он печален. Как много знаешь ты? И смотришь и не видишь, - он здесь. Еще младенец, иль в утробе матери, иль юноша…
Глаза  горят, сердца немеют и дрожат от ожидания прикосновения. Лишь краешком  одежды коснувшись, проникает внутрь. Слепец. Он не находит выход. В те редкие минуты, когда  он счастлив, и посреди волны безумия и страха, лжи, бесконечных комплексов, забытых фраз, поступков, слов, - как молния и дождь; всё нарастает, удушливость, жара и вот – внезапно молния ударила, казалось, что в глаза и ливень грянул прямо с неба.
И руки женские, как тонкие жгуты, ловили капли, и превращая в жемчуг, собирали в нить.
И вот. Он снова здесь.

*

Мне не жаль, как бы не казалось, уходящей болезненности осени.
Капитан разбивает паруса, и смотрит на меня сквозь янтарную смолу своими большими светло-серыми глазами. Впервые мне кажется, что я не одна. Но,.. ведь это иллюзия.
И он..  я не слышу его голос в шаге от себя, но вижу как медленно шевелятся его губы. Серьезное лицо. Ветер приподнимает волосы и опять бросает, не удержав их из-за своей… непостоянности.
Вот как,  - это причина и моих бед. Я протягиваю ему руки, кричу, кричу, но ветер дует в мою сторону,  и получается, что я кричу себе.
Он уходит не прощаясь, только слегка осунувшись и положив руки в карманы плаща.
Мои гланды как будто сжались друг в друга и в уголках глаз появились слезы. Я плачу?
Он идет все дальше и дальше, и вдруг я слышу его голос – такой мягкий и спокойный: я жду тебя.
Под моими ногами мокрая земля, я делаю шаг и он – там, тоже делает шаг. Я бегу и он бежит, - поэтому мы не можем быть вместе. Это так же как расстояние в годах, так же как жизнь и смерть…
Синхронность безнадежности застегнутая на молнию снизу до верху. Ветер резко бьет колючим снежком по лицу, на котором застыла глупая улыбка надежды.
Это иллюзия.
Заплетающийся день умоляет солнце, зовет его – остаться, но не закупорка сосудов головного мозга  Вселенной, не дотошный вопрос стареющих философов – во имя чего, не может остановить…
Остановить секунду, хотя бы ее, милую, нежную, - секунду сна. Прекрасное ощущение ладони, касающейся другой ладони и возникающее чувство единства, замкнутости личностей, на эту самую секунду. Полное взаимопонимание, не выражающееся в простых и никчемных словах. Восторг забившийся в уголке сознания как летучая мышь – испуганно, трепетно, безнадежно…
Это забывается так же как и наяву.
Сны – это маленькая жизнь, не поддающаяся изменению волей, желанием, - это игра, без начала и конца, в которой нет правил. Это – секунда, - индивидуальная сущность которой не суждено существовать.
Это то, чего вообще не существует… - иллюзия жизни запотевших стекол реальности.

# # #

Я уеду в глубь гипертрофии сердца страны, в самую гущу сплетения  жизни, где  нитевидный пульс чувствуется  каждой клеточкой заснувшего организма.  Страхом переполненный, умерший и снова оживший  зомби-мир, который не нуждается ни в ком, даже в себе, варится и переваривает все, что попадается под руку.  Каждый понимает свое существо так, как может, хочет или обязан, боясь  потерять то единственное, что принадлежит ему – покой. 
  Я нарисовала на запотевшем окне солнце. Резко, незрело, назойливо, как прошедший праздник врастает в кровь пляска языческих предков. Разрывая могилы праведных оскорблениями на вчерашнем сленге, замерзшем от выпавших осадков внезапной зимы, - каемся.  Где ты, радость безусловная грешных  глаз? Она отвечает: «Здеся я». Шепот мыслей заполненный дымом взглядов не нашедших  признания, остается с нами, как просили. Кровь. Живая.
Как бы извиняясь, извиваясь, задыхаясь в потоке лести, прижимаясь в земле, как  пес паршивый, стараясь угодить и выжить – экзестируем… Любовь милая, липко-сладкая, где ты прячешься?   Она отвечает: « Тута я».  И шрамом  на память, чтобы не забыть выжгли сердце на груди, что болит по ночам и тоской ноет рана незаживающая.
Фата. Белая.
Смерть – это песочные часы жизни, которые забыли перевернуть. Темп ускоряется в конце,  всегда так бывает; не заметил, -  а замечать уже нечего.
 Скажи мне ветер вольный, что ж так душно в моем доме, где ж веселье не запачканное, не залитое вином красным, да на скатерти? Отвечает он: «Нет меня здесь, улетел я в те места, где не ставят на меня капканы  и разорванным телом моим не  затыкают дыры вечности». Вот и кончился день распаханный, утомившийся, дребезжа закрывает ставни, ночь протяжная наступает…
# # #

С детства я пишу мемуары. Когда еще солнце не было так спокойно и безразлично, я приходила к рассвету, я снимала с него одежду. Его лучи касались моих глаз и они сгорали как сухая трава – вспыхнув и тут же погаснув. Руки ловили следы света так же безнадежно, как и сейчас. Жить, жить, мне хотелось жить. А природа, какая она? Умерщвляя день за днем, приближая к странному и непонятному, кажется даже не нужному, - гонка за мудростью, кто победит? Знаю, что не я.
С детства мне хотелось любить. Но получалось только страдать. Почти профессионально, со знанием дела. Никогда не успевая  поймать взгляд, крутилась между деревьями, цепляясь за ветки, не замечая солнца. И ненавистью брызжа из искалеченных глаз забывала… Горький дождичек  сыпет мраморным песком, - гордость. 
С детства я устала. Нет ничего нового, что я могла бы узнать,  нет ничего нового, что мне было бы не интересно. Но, до сих пор для меня самое сложное, это сказать – я тебя люблю.

« Ты помнишь этот кувшин?», - спросила она у меня.
Каждый день становится все тяжелее, каждая ночь бессонная, каждое утро ненавистное, каждый вечер одинокий. Все слова уже высказаны, все тарелки давно разбиты, все страхи прошли. Еще чуть-чуть, как вдруг все меняется. Вспышка мягкого теплого света, проникающего внутрь, выносит на подносе из тела жизнь и показывает мне. Соглашусь ли я с ней?
«Нет, я не помню, и не хочу помнить. Отстань от меня». Кружится что-то возле плеча, заставляя плакать и орать – Любовь моя! Девушка с хазарским лицом подняла мне веки и поцеловала в открытые глаза. Это Она. Переплетая ненависть и любовь, жизнь и смерть – проигрываю. Опять и опять. Здесь не возможно ничего кроме  Нее. Здесь  или Она или
н и ч е г о.




Город

Колыбельная для вечернего города; забытая осенью зеленая листва на набережной, возле «Выставочного Зала Союза Художников». Ее трагичная песня о Задонье, скрывающая, прячущая за пазуху самое главное слово – Родина.
Малая родина для ростовчан. Я закрываю глаза и мне снится таганрогская степь, где трава по пояс, где камыш расцветает коричневыми гроздьями; я вижу новочеркасские карьеры, старинные дома, скверики, аккуратные подворотенки, поля, бегущие куда-то мимо меня.
Я, как загнанный зверь, гонимый собой же, рыдающий  внутрь себя, уставшим вечером закутываюсь в эту листву, траву, деревья; мой страх вырывается криком чаек, проносящихся над водой.  Как здорово, что всё именно так…

#   #    #

Из зарешеченного окна, выбивается клочок мира, оттопыриваясь на белой стене смешением красок и материи. Стекло почти не заметно, если не смотреть на него.
Там, снаружи, какой-то реальный мир. Мир без меня.

ПОЛЕТ
(покой летящей стрелы)

Я иду по полю, ноги вязнут в грязи от вчерашнего дождя. Пахнет цветами, именно полевыми – нежно, не навязчиво, как-то по-новому трогательно. Я чувствую свободу. Полной грудью вдыхаю ее, как будто что-то материальное, живое. Я становлюсь с ней одним организмом. Все клетки сжимаются до предела и с резким толчком взрываются, растворяясь во вне. Ветер, проносится мимо меня, такой же свободный и легкий, такой же невещественный, но и живой, трепет одежду, которой вовсе нет, а может и есть, но какая разница?.. Я уже лечу, как птица, между деревьев, кустарников. Заглядываю во все щелинки, разломы, муравейники, гнезда, ямки. Здесь нет ничего кроме меня, но  и меня нет, - я во всем этом. Бритвой по лицу полоснула ветка дикого шиповника. Мне стало приятно, потому что я чувствую, но не боль; это радость. Радость бытия, радость полноты, но не переполненности; счастье небывалое, страшное, манящее. Как ураган меня несет, -  далеко, очень далеко. Туча. Она рядом со мной и я могу ее даже потрогать.                Куда меня несет?

Сидя на пне, я смотрю на свои руки. Что изменилось за этот миг?  Я здесь, это небо, деревья, поле, тоже здесь.                Но меня там больше нет…


Не гештальт

НАПОМИНАЯ ОСЕНЬ
_____________________________

     Местами падающих листьев полет напомнил мне осень. Я сидела у окна и делала бумажные самолетики. В моем проигрывателе стояла пластинка «Beatles». Солнце скатывалось за шеснадцатиэтажный Агропром; как будто мне стало тоскливо.
Мама заглянула в мою комнату:                -   Ложись спать, завтра рано разбужу.                И разве я не знаю об этом? Горящая кровь, гордые слова, обессилившая злоба - разве она не знает об этом? Кризис взросления, перекошенного ужаса, размельченного сердца, медленно обжариваемого на сковородке с тефлоновым покрытием под названием - жизнь. Может я хочу взорваться на миллиарды кусочков и каждым из них чувствовать тебя, а может  не тебя, а кого-то другого, запоминая каждое дыхание, каждое движение, каждый взгляд…
 Или стать листком бумаги и лететь по ветру, падая, напоминая кому-нибудь осень.