Как я была ночью

Ты боишься темноты?
Когда приходит ночь, и я закуриваю новую сигарету, да, перед этим я открываю свое окно и надеваю твой свитер, потому что он очень теплый, а мне совсем не страшно!
Помнишь, когда-то я боялась оставаться тут одна, ночью я боялась спать, а утром открывать глаза. Кто-то каждое утро приносил молоко, оно было такое белое, и ты говорил, что он похоже на луну.
Сейчас опять поздно, ты говорил что моя пагубная любовь к этому странному общению в темноте сети, я думала это зависть. А я просто боялась остаться тут одна, и тогда я включала компьютер, вводила пароль и говорила, говорила – я говорила, не замолкая, кто-то все это слушал.
Ты сказал, что знаешь много, ты говорил, что чувствуешь тоже самое, но ты врал, а я просто боялась темноты. И вот теперь я не боюсь, если хочешь, я даже могу просидеть тут в темноте много-много минуто-часов! Но ты ведь не знаешь, что такое утренний стакан молока, от которого к горлу подступает тошнота, правда?
Я была столькими вещами, я видела их. И мне даже казалось, что утро никогда не наступит, и тогда я решила его подкараулить – я сидела тут очень-очень тихо, курила и ждала. А ты отсчитывал время.
Но время это очень странная штука, когда мне хорошо оно убегает от меня, я бегу за ним -  и вдруг бабах – утро!
Солнце подкрадывается к окну напротив, легонько падает на край твоей кровати и всем своим видом говорит мне, что я никогда не узнаю как это.
Я сидела тут, подглядывала за ним, таким приторно светлым и наглым.
Смерть утреннего луча – капли дождя на моем окне – как это было красиво, черт возьми! Я отменила утро, потом запретила день и, наконец, я убила тебя.
Все.
Теперь у меня есть эта ночь, свет монитора и сигаретный дым смешанный с дурманом благовония – я здесь живу, и больше не будет понедельника и субботнего вечера, потому что есть только она, ночь. Даже звезд больше нет – они служат твоему солнцу.
Моя же сцена – это заплеванное дно пепельницы, которая с радостью принимает в себя каждую последующую сигарету, предвкушая никотиновый озноб в моем горле.
Сколько можно?
Тактически не верное построение вопроса с твоей стороны!
Теперь можно все, потому что больше нет ничего.
Ничего, что могло бы позволить мне боятся прихода ночи, ослепительной белизны молока и зубной пасты, лживости этого утреннего луча, который вкладывает в мой мозг программу надежды.
А ночь всегда открыта – она не знает что такое иллюзия счастья и разочарование утраты его, она ничего не говорит, она просто есть. Ей нечего мне предложить, равно, как и нечего требовать у меня.
Мы никому ничего не должны, и мы квиты.