Записки отшельника

Записки отшельника.


…НЕНАВИЖУ ЦИВИЛИЗАЦИЮ! НЕНАВИЖУ ГОРОД! Сумасшедший дом начался с утра. Отключили воду, у соседей сверху прорвало канализацию – запашок-с, замечу вам. Выходя из квартиры спотыкнулся о мирно дремавшего на лестничной клетке бомжа – узнал о себе много нового. Напоролся на соседку с первого этажа, завлекающе потрясая безразмерными телесами под эротичным халатиком образца 1924 года, она игриво спросила, как насчёт чайку с тортиком и всем прочим. Взглянув на её безбровое лицо с жуткой гримасой, изображавшей улыбку, ответил, что у меня диабет, гонконгский сифилис, хроническая импотенция и, что, вообще, мне больше нравятся собачки породы чау-чау. Сдерживая рвотные позывы, выбежал во двор, зло сплюнул, получил от дворника метлой по спине.
В метро не сработал турникет – ещё одна психосексуальная травма.
 Засмотрелся на очаровательную девушку в микроюбочке и провалился в незакрытый колодец, произошёл короткий, но обстоятельный разговор с сантехниками – где ты, былая свежесть?
Был задержан сержантом милиции, в ответ на вопрос, почему паспорт заполнен китайскими иероглифами, предложил перевернуть документ в долженствующее положение – препровождён в «обезьянник». Пристально вглядываясь в мою воронежскую физиономию, бравый прапорщик упорно интересовался, из какой закавказской республики и с какой целью я прибыл. Ответил, что являюсь резидентом Усамы-бин-Ладена в Парагвае, агентом «Моссада» на Берегу Слоновой Кости и полномочным представителем якудзы в Папуа - Новой Гвинее. Часа через полтора, сопровождаемый подозрительными взглядами, вышел из отделения – чувствую скоро мной заинтересуется InterPol.
Был окачен водой из-под колёс пронёсшегося мимо черного «Мерседеса», по привычке выругался , лучше бы родился немым – у этих парней, оказывается, отменный слух.
На пороге работы был встречен шефом – в очередной раз поразился выразительным возможностям великого и могучего. Заслушался. С такой виртуозной техникой речи начальнику надо было идти в спикеры Госдумы. После беседы осталось ощущение, что мне в душу закачали содержимое ассенизационной цистерны средних размеров.
Приступил к выполнению своих непосредственных обязанностей. Шеф вне себя – у него скоро интерактивная конференция ( опять будет рубиться в “Quake” с президентом соседней шарашкиной конторы и опять продует), а связи с Сетью нет. Восстановил коннект (разумеется, чтобы воткнуть телефонный кабель обратно в розетку необходимо высшее техническое образование). У секретарши тоже проблемы – у компьютера отломилась подставочка под кофе. Ну откуда знать бедной девочке, что лоток CD-ROM’а не обязан выдерживать литровые бутылки “Pepsi Light”.
Наконец приземлился за своё рабочее место, осмотрелся. Ага, главбух затравленно поглядывает поверх очков – делает вид, что копается в «1С:», а на деле блуждает по порносайтам, грымза старая. А вот это уже интересно – Юлечка ведёт такую активную, ничем неприкрытую стрельбу своими синими глазищами, что наверно скоро протрёт во мне дырку. На обеде надо будет прогуляться с ней в какой-нибудь тихий укромный уголок.
До конца рабочего дня делал вид, что пишу программу для расчёта количества финских унитазов, которые надо установить на «Москвичи», что бы концерн «Даймлер – Крайслер» вконец разорился, а на деле тупо раскладывал пасьянс «Косынка».
Конец рабочего дня. Домой. На улице какая-то крылатая гадина осуществляет прицельное бомбометание на мой новенький пиджак. В автобусе щупленькая бабушка- «божий одуванчик» ставит мне на туфли свою сумку-тележку с оптовой партией трёхпудовых гирь – непередаваемые ощущения. Во дворе пьяная компания настойчиво предлагает выпить – по собственному опыту знаю, что лучше сразу согласиться.
Не успеваю переползти через порог – звонок в дверь. Открываю – Наташка. С разбега бросается на шею и начинает выкладывать последние новости из жизни совершенно незнакомых мне людей. Через пару минут снова звонок – Вика. Последующий час обречённо выслушиваю суждения о том, какой я развратный кобель и молча наблюдаю за коллективной истерикой двух милых девушек, внезапно превратившихся в разъярённых фурий. Итог: следы девичьих ладошек на щеках и ещё одна ассенизационная цистерна, выплеснутая в душу.
Не люблю одиночество ! Принимаю душ и звоню Ксюхе.
Раннее утро. Светает. Довольная Ксюша мирно спит у меня на плече. Нежно сжимаю её изящную ладошку, вдыхаю тонкий аромат её волос, думаю.
 «Скоро утро и что? И всё по новой? Ну нет! А может сбежать? Податься в леса? Стать отшельником? Здоровая пища, здоровый воздух, здоровый образ жизни. Поститься и молиться. Ведь старик Диоген был вполне счастлив в своей бочке!»
Сказано – сделано! Стараясь не потревожить чуткий сон своей подруги, выбираюсь из кровати, одеваюсь, собираю всё необходимое, беру свои финансовые запасы и бегом на вокзал.
УРА СВОБОДЕ!!!..

…Скорый поезд набирает ход, унося меня из пыльного, суматошного города. Ветер странствий веет в лицо, хочется кричать и прыгать от радости. Как там у Грибоедова… «Вон из Москвы – сюда я больше не ездок!».
 За окном проносятся столбы, нехотя уплывают в прошлое серые унылые скопления типовых панельных домов, зло усмехаясь вслед мириадами оконных глазниц. Мелькание шпал слилось в сплошную ленту. Прощай, столица! Свидимся ль мы снова?..
…Познакомился с соседями по купе – весёлые добродушные мужики, сказались егерями с Приамурья, возвращаются из Москвы с какого-то конгресса. Как водиться «опрокинули» за встречу, за знакомство…
Не помню. Несколько дней словно выпали из жизни планеты. Каким-то непостижимым образом очнулся в обнимочку с проводницей в её купе – кажется она миленькая, однако утверждать не рискну – дикое и продолжительное похмелье не даёт ни какой возможности объективно оценивать окружающую реальность.
Передвигаясь, как глиста в анабиозе, поплёлся «домой». Открываю дверь купе, мужики – «ни в одном глазу», сидят довольные, весёлые, раскрасневшиеся, поют песни под гитару. При виде меня возглас: «О! Сосед! А чой-то ты такой зелёненький?», и стакан «огненной», поднесённый под самый нос…
…Не могу больше пить! Как «старик Крупский» скрывался в Разливе от царской охранки, так и я прячусь у проводницы, спасаясь от своих попутчиков. Кстати, мой «ангел-спаситель» в самом деле весьма прелестное созданье.
Злобные бородатые дядьки с Зауралья подкараулили меня по дороге в туалет и силком утащили в «тюрьму народов» - ненавистное купе. Робко пытаюсь что-то пролепетать про ущемление прав личности – мужики насупились, положив на стол свои пудовые кулачищи – аргумент более чем убедительный. Ну, что ж – а-ля гер, ком на войне…
…Вот и цель моей поездки – глухой полустанок посреди девственной тайги. Меня провожают всем поездом. Нежно прощаюсь с Танечкой-проводницей, на её щёчках поблёскивают хрусталинки слёз, обещаю помнить. Мужики снабдили всем самым необходимым в лесу (в том числе N литров «сногсшибателя»), обняли крепко, по-мужски (кости отчётливо хрустели, но, тьфу-тьфу-тьфу, обошлось без переломов), обещали приехать в гости (надеюсь пошутили!).
Долго смотрю вослед растаявшему за поворотом составом, на душе, если честно, чуть-чуть тоскливо. Устремляю взгляд в бесконечную синеву летнего неба, набираю полные лёгкие таёжного воздуха, опьяняюще пахнущего озоном, раскинув руки, издаю победный вопль – звук проносится над бетонными плитами затерянного в  глуши полустанка, ударяется о стену вековой чащобы и затихает среди ветвей зелёных исполинов, подпирающих верхушками необъятный небосвод. Взглянув напоследок на железные струны рельсов, решительно делаю шаг вперёд – по самые «мама-не-горюй» проваливаюсь в чавкающую, чёрную жижу. Насилу выкарабкался – надо взять на заметку, что болота лучше обходить стороной.
 Иду напрямик, раскрыв рот и задрав голову, смотрю ввысь. Лёгкие, полупрозрачные облака, выстраивающие бесконечное разнообразие фантастически-причудливых фигур над головой, и блики солнечных лучей, пробившиеся сквозь изящную вязь ветвей, создают на сетчатке глаза столь нереальную картину, что кружиться голова.
Треск сучьев, непродолжительное падение  и внезапная тьма. Очухавшись, понимаю, что попался на прикол, известный человечеству ещё со времён неолита – громыхнулся в медвежью яму-ловушку.
Потихоньку привыкаю к темноте. Похоже, что я здесь не один! Ну-ка, ну-ка… 
МАМА!!! МАМАНЯ!!! ПОМОГИТЕ!!! Мой сосед по капкану – здоровенный медведище, к тому же, кажется, ужасно голодный!   
   Медведи…Медведи они такие же, как люди, только лохматые. После полулитра «сногсшибателя» мы – лучшие друзья. Ночь напролёт дурными голосами пели русские народные песни. Лесная живность в радиусе километров 20 в панике подалась в бега – приняла наши вопли за грохот землятресения. Как выбрались из ямы – не помню, но расстались мы с Топтыгиным только под утро, сердечно пожали друг другу лапы и поползли каждый по своим делам…
…Весь день уходил вглубь тайги. Места кругом – красоты неописуемой, посему описывать их не стану.
К вечеру нашёл подходящий уголок для своего будущего места проживания. На скорую руку соорудил из подручного материала шалаш и завалился спать…
…Проснулся со странным ощущением, будто бы вся танковая армада генерала Гудериана, прорывась в памятном 41 году к столице нашей Родины – городу-герою Москве, предварительно переехала каждой единицей бронетехники через меня – на теле ни одного живого места – сплошная синевато-сизая гематома. Никогда больше не буду строить шалаши на оживлённой кабаньей тропе – чтобы разнести мой таёжный раёк в щепу и стружку пяти хрюкающим монстрам потребовалось не более 10 секунд, после чего, основательно втоптав меня в вековые напластования хвои, эти мерзавцы, радостно повизгивая, с чувством выполненного долга отправились на водопой. С расстройства принял ещё «по 100 на грудь» и двинулся еще дальше в тайгу…
…Смеркается. Окрашенные закатом в нежный пурпур полупризрачные облака плавно уносятся куда-то на запад, тёплый восточный ветер приятно холодит кожу и весело шумит где-то в вершинах седых кедров. Незаметно проснулись вечные музы поэтов – звёзды, жаль плохо учил в школе астрономию – не узнаю ни одного созвездия…
К лешему всю эту поэзию – вместе со звездами проснулось и это чудовищное порождение природы – мошка. Складывается впечатление, что она появляется вмиг из ниоткуда. Медленно схожу с ума, состояние – что называется «ни вздохнуть, ни, простите, пёрнуть». Мошка проникает всюду, зевнул – уже полный рот мелких занудных копошащихся тварей. Постоянно чихаю – эти сволочи видимо обладают знаниями древнеегипетских жрецов и решили добраться до моего серого вещества (на кой ляд оно им спрашивается) через носовую полость. Извёл все запасы предварительно взятых в дорогу репеллентов – нулевая реакция, с тем же успехом можно при помощи дудочки изгонять полчища крыс из московского ордена Л. метрополитена им. Л., или пугать китайским карандашом, с нежным именем «Машенька», тараканов на овощехранилище какого-нибудь захолустного колхоза в Рязанской губернии. Отчаявшись, открываю «сногсшибатель» - результат  превосходит все самые смелые ожидания – мошка, как из ниоткуда появилась, так во «вникуду» и исчезла…
…Час от часу не легче! «Аромат» дальневосточной самогонки разогнал назойливую мелочь, зато приманил кой чего покрупнее…Не успеваю поцеловать спасительную запотевшую бутыль, как из кустов рыча вылезает старый знакомый – Топтыгин, злющий, как хрен знает кто – на лицо все признаки затяжного похмелья. Лечебный процесс постепенно перерастает в пьяную оргию. Зверьё в округе опять на грани нервного срыва, заслышав наше «пение» птицы на лету падают в обморок. Выпив изрядно, на пару с косолапым отправились «по бабам» – сказалось пролетарское происхождение…
Расстались с бурым собутыльником под утро сердечными приятелями. Помня прошлую ночь, на ночлег забираюсь «под облака» – почти на самую макушку какой-то лиственницы. Засыпаю крепким здоровым нетрезвым сном…
…Странно, засыпал где-то рядом с небесами, в ветвях зелёной колыбели, убаюканный тёплым ветром, а проснулся в муравейнике, уютно расположившемся под «моей» лиственницей. Процесс пробуждения был на удивление стремительным – получив бесчисленное количество микроинъекций муравьиной кислоты во все наиболее чувствительные и уязвимые места, долго бегал по лесу и беспрерывно орал, орал, орал. Голос сорвал не меньше, чем на неделю, удивительно, как вообще голосовые связки в запале не выплюнул. С другой стороны, надо быть благодарным этим маленьким, кусачим, злобным работягам – не прейди им в их мизерные головешки спасительная мысль разбить свой бивуак именно под той лиственницей – повторять мне подвиг плюшевого бедолаги Вини-the-Пуха из старого доброго мультфильма времен моего сопливого детства, ну, помните, когда этот незадачливый разоритель пчелиных ульев вознамерился проверить, что это там за «ж-ж-ж – неспроста!». Скорее всего после подобного затяжного прыжка я долго собирал бы себя по кусочкам – это же надо устроится на ночлег где-то на уровне 9-этажа и не принайтовить  себя накрепко к своей «колыбели». Хотя, насколько помню, я себя в тот момент ,извините за повторение, плохо помню – ибо был изрядно-с укушамшись.
Порядком устав от многочасового марш-броска, устраиваю привал на бережку небольшой таёжной речонки, снимаю со спины рюкзак и тут челюсти сводит от внезапно ударившей в голову ужасающей мысли: «а что если…», негнущимися руками судорожно лезу в карман «походного друга». Фу-у-у, на месте, родимый, на месте! – извлекаю из недр рюкзака всегда прохладную, чуть запотевшую бутыль со слегка мутноватой влагой, нежно прижимаюсь к ней щекой, однако открыть не решаюсь – кто знает, вдруг на запах опять припрётся этот бурый пьянчужка, с ним ведь и спиться не долго. Перепелёнываю своё «спасенье», как младенца, и прячу поглубже. Отобедав, блаженно улыбаясь, прилёг на припеке – пожалуй, вот оно, истинное счастье, сердце переполнено тихой радостью, на душе – тихо и спокойно, в голове – полный штиль: нет никаких экономических кризисов, валютных торгов, компьютерных вирусов, внешнеполитических положений, «банных» скандалов, дебатов в Госдуме и прочей мерзости, никаких текущих кранов, порванных канализаций, пьяных сантехников, бомжей, соседок – иллюстраций к ночным кошмарам, дворников, бандитов и милиции. Ничего! Даже женщин нет, а значит нет и истерик, макияжа, диет, беспочвенной ревности к каждой первой представительнице лучшей половины народонаселения планеты, плохого настроения, женских болезней и прочих «мелочей», основательно влияющих на психическое самочувствие. …Хотя, пожалуй, неплохо было бы разделить всё это окружающее благолепие с какой-нибудь милой и нежной, чтобы она также, прищурясь на ослепительно-золотое яблоко плывущего в зените полуденного солнца, трогательно примостив свою очаровательную головку на твоём плече, смотрела, как плывут в бездонной синеве июльского неба полупрозрачные перья серебристых облаков, и как пытаются дотянуться до них мерно раскачивающиеся главы исполинских кедров. Чтобы она также, в сладкой полудрёме, слушала, как щебечут о чём-то своём лесные пичуги, укрывшись где-то там, под пологом тайги, как плещет, блеснув на миг зеркальной чешуёй, рыба, играясь под тем берегом, как успокаивающе-мерно шумят студёные воды на сияющих под солнцем перекатах, как поёт свои тихие волшебные песни ветер в травах над её головой. Чтобы чувствовать сейчас тепло её щёчки на своем плече, струящийся шёлк её волос и дразнящий, влекущий, сводящий с ума аромат её нежной кожи – пьяняще-свежий аромат молодости.
Но здесь нет никого, может оно и к лучшему. Отдохнув, решаю заняться хозяйственными делами – после всех предыдущих приключений мои носки приобрели такой аромат, что их можно использовать в военных целях, в качестве оружия массового поражения. Пора устраивать постирушки, благо вода рядом. Достаю из рюкзака брусок хозяйственного мыла и босиком, перескакивая, аки горный баран, с валуна на валун, спускаюсь к реке…
…М-да, постирал носочки называется! Доскакав до кромки воды, не удержался на последнем, скользком от речных водорослей камне и, издав нечленораздельный гортанный вопль, с оглушительным «бульком» рухнул в воду, подняв фонтан студёных брызг, ослепительным фейерверком вспыхнувших на солнце. Тут бы мне и кормить таёжных рыбёшек, особенно учитывая мои плавательные таланты и температуру воды, но, к счастью, река оказалась довольно порожистой, и побарахтавшись минут пятнадцать, изнемогший, как лосось после нереста, но вполне живой, я привольно распластался на одном из бурлящих перекатов. Когда вода, казалось, проникла до каждой клеточки моего истощенного нездоровым образом жизни организма, а от холода я начал дрожать, как мобильный телефон с виброзвонком, то вдруг решил, что, пожалуй, хватит с меня гидромассажных ванн и начал потихоньку перебираться на берег.
Итоги незапланированного купания: общее переохлаждение организма, любимые носки унесены бурным потоком неведомо куда, ботинки остались в нескольких километрах непролазной чащобы вверх по течению, бесценный рюкзак там же.
До места своего первоначального привала добрался только на закате, запасы энергии на нуле, босые ноги истерзаны камнями, ветками и прочей колючей гадостью. Ну, ничего, сейчас одену свои любимые берцы и … Да, похоже мой оптимизм был явно преждевременным – какой-то с…,простите, нехороший представитель местной фауны оставил от моих любимых походных ботинок лишь подошвы, да обрывки шнурков, чтоб ему подавиться. Ну, хоть рюкзак цел, синтетика – великая вещь, не по зубам всяким лесным мародёрам.
Обувь…Без обуви в этих краях никуда. К счастью вспомнился опыт североамериканских индейцев – из двух кусков кожи, обнаруженных в рюкзаке, соорудил себе отменные мокасины.
Однако стемнело, отхожу поглубже в чащобу, и, дабы не повторить судьбу ботинок, снова забираюсь куда-то под небеса. С высоты своей зелёной колыбели прощаюсь с последними лучами растворяющегося где-то на западе, уходящего в прошлое суматошного дня, накрепко прикручиваю себя к ветвям, принимаю, в лекарственных целях, 50 грамм «сногсшибателя» и забываюсь крепким, но тревожным сном.
Надеюсь, когда-нибудь мне объяснят, откуда у медведей такой феноменальный нюх на спиртное. Не успел я толком заснуть, как ко мне совершенно бесцеремонно забрался этот пропойца Топтыгин и, не скупясь на выражения, потребовал свою долю. Так тебя и растак, плеснув ему в пасть полстакана алкоголя, посылаю ко всем чебурашкам. Косолапый поворчал, мол мало, но убрался восвояси. Полюбовавшись бездонно-чёрным, небом, испещрённом мириадами звёздных искринок снова засыпаю.
…Нет слов! Третью ночь засыпаю как человек, а просыпаюсь с приключениями! Нет, меня не терроризировали муравьи, и кабаны по деревьям лазить не научились, даже Михайло Потапович более не тревожил, но, благодаря особо одарённым представителям Homo Sapiens, я получил очередную контузию, вновь попробовав землю на жесткость. До сих пор не понимаю, какого лешего лесорубов занесло в такую глушь, чем их так прельстило моё дерево и почему они не удосужились посмотреть, что там спит на верху. Теперь вот, меня тащат на плащ-палатке к ближайшему ветеринару – горе-лесозаготовители упорно принимают меня за снежного человека, поскольку сказать, что они подвыпившие – это не сказать ничего. Что до моего самочувствия, то, на данный момент, меня можно использовать, как наглядное пособие в мединститутах при изучении всевозможных слабоумий – судите сами: язык изо рта вываливается, мускулатура лица застыла в невероятной гримасе, пальцы невероятнейшим образом скрючила судорога, ноги заплелись фантастическим узлом, левый глаз улыбается правому, а правый куда-то посылает левую ноздрю, хоть мочевой пузырь, тьфу-тьфу-тьфу, в порядке, а то ведь…Упс! Оказывается, с мочеиспусканием тоже проблемы – теперь главное не захлебнуться! Рядом, практически в таком же состоянии волокут, постоянно роняя, одного из губителей живой природы – с ним приключился родимчик, когда рухнувшее дерево начало семиэтажно матерится (да, я успел много чего сказать, прежде чем челюсть заклинило окончательно)…
…Излечился от паралича я моментально, что совершенно не странно, с такими-то эскулапами! Теперь забившись под шкаф, рыча отбиваюсь ногами от санитара с большим шприцом. Нет, я совершенно не боюсь уколов, но посудите сами, что ещё остаётся делать, когда фельдшер, непонятно каким образом держащий чуть вертикальное положение, дыша в лицо перегаром, пытается киянкой проверить коленный рефлекс, попадая отнюдь не по сухожилию четырёхглавой мышцы бедра, а гораздо выше, как не укусить его. Залив свою руку йодом, этот коновал отправился за подмогой, а санитару велел вкатить мне ударную дозу успокоительного. Увидев, как это гориллоподобное создание, в грязно-белом халате со следами крови, приближается ко мне уверенной, размашистой синусоидой, нежно сжимая в своих пятипалых отростках полулитровое орудие пыток, увенчанное длиннющей иглой, достаточной, чтобы намертво пригвоздить меня к кушетке, я счёл за благо быстренько излечиться от всяческих хворей и спастись бегством. Решив подороже продать свою жизнь, я долго бегал вокруг операционного стола, прицельно швыряясь в своего преследователя всевозможными увесистыми предметами. Однако, по всей видимости, санитар оказался выбракованным прототипом Терминатора, поскольку после каждого прямого попадания трёхлитровой банкой с каким-нибудь формалином в сплошной массив лобной кости, он лишь слегка покачивался, да и то скорее по пьяной лавочке, зато садистская улыбочка на его «милом личике» становилась только шире и радушнее. Когда осколки самой распоследней мензурки, с мелодичным перезвоном усеяли кафельный пол, мне ничего не оставалось делать, кроме как сжавшись в комочек под шкафом, вообразить себя тараканом и попытаться забиться под плинтус.
Наконец, один из судорожных рывком моей ноги достиг своей цели – мне очень удачно удалось подсечь этого неандертальца от медицины, и мгновенье спустя он вольготно разлёгся на полу, попутно опрокинув на себя тяжеленный автоклав. Сообразив, что второго такого шанса у меня не будет, я пулей выскочил из своего убежища и бросился к выходной двери, сзади раздался оглушительный храп – этот троглодит мирно спал под грудой медицинского хлама, нежно, словно плюшевого мишку, сжимая свой любимый шприц.
Однако свобода ещё не была отвоёвана окончательно – по коридору на меня нёсся гестаповец-фельдшер с целым выводком недо-киборгов – все на одно, простите, лицо (похоже, здесь пахнет бесчеловечными опытами с клонированием). Применив вместо тарана больничную каталку, я таки вырвался на оперативный простор и, не раздумывая, вскочил в стоявший под окнами медицинский уазик-«буханку». Теперь передо мной маячила проблема несколько другого профиля – способы вождения всяческой «бронетехники» я знал исключительно из дешевых американских боевичков, а уж без ключа… С досады я грубо ругнулся и, что было сил, врезал по замку зажигания, в ответ на подобный, чисто русский, метод старта, детище российского оборонпрома недовольно чихнуло, но, как ни странно, завелось. Вау! Гашетку в пол! Обдав своих преследователей, как раз выбежавших из сумрачных недр медсанчасти, выхлопными газами и гряэью из под колёс, я ветром понёсся по колдобинам таёжного автобана. Оказывается в вождении автомобиля нет ничегошеньки трудного – жми на газ, да крути баранку. Верстовые столбы со свистом проносились мимо, спидометр зашкаливало, утробный рёв двигателя перешёл в протяжный вой, ветер настырно лез в лицо. Я не ехал – я летел по раздолбаной ленте глухого просёлка. Решив включить, для антуража, мигалку с сиреной, на секундочку отвлёкся и…краткие мгновения полёта, озвученные моей собственной нецензурщиной, стремительно надвигающееся дно кювета, удар, скрежет металла, звон стекла и темнота…
…Как прекрасно всё начиналось: машина, рёв двигателя, просёлок, тайга, а нынче… Надо мной склонились гнусные, злорадные физиономии моих мучителей, по всей видимости, ничего слыхом не слыхавших о клятве Гиппократа. Недвусмысленно поигрывая скальпелем, фельдшер (этакий местечковый доктор Моро) ласково потрепал меня по щечке, промурлыкал: «Дорогуша, Вам исключительно повезло – Вы абсолютно здоровы! Всего пара царапин. Но мы Вас всё же полечим. Примите мои искренние соболезнования!», и вся эта банда извращённых лекарей (наверняка втихую приторговывают мошонками, ушами и прочими контрабандными трансплантатами) отправилась в дежурку пить медицинский спирт в предвкушении скорой потехи. Я не мог даже укусить их напоследок, поскольку был намертво прикручен к своей будущей плахе.
Ну, пожалуй, вот и всё. Печально, что моё таёжное приключение заканчивается столь плачевно. Сквозь запотевшие окна мне печально улыбаются звёзды, что ж, до свидания, вы так часто дарили мне вдохновение бессонными ночами. Вот тоже, дернуло меня бежать от благ цивилизации…
…Говорят, что в критической ситуации человек способен на невозможное – истинная правда! Представив сколько на Земле милых и очаровательных леди, с коими я ещё не имел чести быть знаком, сколько волшебно-красивых, поэтичных пейзажей я еще не увидел и сколько весёлых, будоражащих кровь напитков будет употреблено без меня, я всерьёз захотел ещё побродить по просторам этого мира, как следует поднапряг свою холодцеобразную мускулатуру и… сыромятные ремни лопнули, словно перепевшие нитки. Снова свобода!
Тайга зовёт ночной свежестью, но сначала…Собрав все имевшиеся поблизости запасы слабительного и мочегонного (получилось килограмма три), я выждал пока вся эта орда лжеврачевателей подастся «на двор» да покурить, прокрался в дежурку и обильно сдобрил найденным «химическим оружием» выпивку и закуску. Я – мстю и мстя моя страшна – весёлого похмелья, ребятки! В коридоре послышались пьяные голоса – отступать цивилизованным путём было некуда, не раздумывая ни секунды, схватил в охапку свои вещи, распахнул окно и сиганул в прохладу сибирской полуночи, а чего там, всего-то второй этаж, и не с такой высоты падали!
Мчась по улицам таёжного посёлка под спасительную тишь лесной чащобы, сам не свой от радости – поди ж ты, живой всё таки, я, походя, довел до кондрашки несколько припозднившихся парочек и одного постового милиционера – надо думать: в больничной пижаме, в бинтах (трезво решил, что либо переоденусь в лесу, либо меня переоденут в морге), подвывая какую-то дикую победную песнь, я скорее походил на героя какого-нибудь голивудского ужастика, чем на разумное существо из плоти и крови.
…Отбежав подальше в лес, я переоделся и ,погрузившись в дебри собственных мыслей, побрёл куда-то во мрак летней сибирской ночи. Поразительно, столько времени считал, что обосновался в совершеннейшей глуши, что на сотни вёрст в округе ни одного «венца природы», а на деле бродил вокруг да около этакого небольшого центрика таёжной цивилизации, населённого замечательными лесорубами, медиками и прочими милыми людьми, не к ночи будь помянуты.
Бурные события сгинувшего где-то за гринвичским меридианом суматошного дня и полночная прогулка по зауральским лесным буеракам всё ж доконали меня – задремав на ходу, я сделал по инерции ещё несколько шажков, спотыкнулся о какую-то корягу и, повалившись на тёплую мягкую кочку, оказался полностью во власти Морфея.
…Я шёл по каким-то жутким, тёмным , DOOM’овским лабиринтам, вокруг, печально пованивая, разлагались чьи-то бренные останки, попадавшиеся на моём пути вставные челюсти, то и дело норовили обгрызть пальцы моих ног, но получив в зуб обиженно клацали и замолкали, оторванные руки тайком показывали вослед неприличные знаки, катающиеся повсюду глаза провожали печальными взглядами. Короче говоря, полная романтика. Внезапно, гнетущую тишину этого ужасающего подземелья разорвал нечеловеческий вопль, от которого в жилах стыла кровь, показавшийся мне подозрительно знакомым. Обливаясь холодным потом, я осторожно заглянул за угол…Ну, точно! Передо мной восседал на груде костей мой шеф-каннибал и, утробно урча, доедал какого-то очередного бедолагу-программиста. Внезапно мой обожаемый руководитель перестал обгладывать берцовую кость и принюхался – я понял, что пропал. Издав ещё один жуткий вопль, от которого со стен и потолка посыпались штукатурка и тараканы, начальник поднялся и, переваливаясь, как колобок, заковылял в мою сторону, походя изрыгая многоэтажные непристойности. Он голосил так, что сквозь распахнутые створки его слюнявого рта была видна язва его желудка и геморрой сами понимаете чего. Осознав безвыходность своего положения, я выскочил из-за угла и начал от бедра поливать этого людоеда из всевозможных шотганов, базук и прочих маузеров. Однако, моя отчаянная попытка подороже продать свою жизнь ни коим образом не отразилась на самочувствии моего босса – все пули, ракеты и гранаты попросту рикошетировали от его безразмерного трудового мозоля, а первосортная брань, раздававшаяся под унылыми сводами лабиринта, пополнялась всё более и более извращёнными оборотами. Я уже начал мысленно прощаться со своими дульцинеями, когда, где-то на десятом девичьем имени, передо мной возник из ниоткуда огромный камень, подобный тому, над которым ломал буйну голову былинный витязь с распутья. На сером замшелом валуне славянской вязью было выгравировано: «SYSTEM MESSAGE. Шеф выполнил недопустимую ошибку и будет закрыт. OK». Я из всех сил пнул соответствующую кнопку, и мой нежно-любимый руководитель моментально аннигилировался, так и не успев довыматерить последнее ругательство. Однако отпраздновать победу мне не случилось, поскольку внезапно подкравшимся шквалом fatal error’ов меня, через подпространство, зашвырнуло куда-то в глухие глубины метагалактики, в эпицентр взрыва сверхновой звезды. Прежде, чем распасться на нуклоны в безумном огненном вальсе первозданной материи, краем глаза я разглядел все этапы эволюции современной Вселенной – зрелище было таким впечатляющим, что я его тут же забыл.
В очередной раз я материализовался в каком-то громадном мегаполисе. Оглядевшись, я осознал, что нахожусь посреди Красной площади в Москве. Всё было, как всегда, та же сутолока, гул разноязыких голосов, бой курантов. Но постепенно ко мне приходит понимание, что все-таки что-то вокруг не так, необычно, чего-то не хватает. Присмотревшись, я обнаружил, что вокруг нет… мужчин. Всюду девушки, девушки, девушки, никогда не мог представить себе столько обольстительных красавиц, столько точёных фигурок и столько длинных ножек сконцентрированных в одной точке пространства. Все эти афродиты смотрят на меня, улыбаются мне, размахивают транспарантами с надписями вроде «Да здравствует ПОСЛЕДНИЙ МУЖЧИНА!», «Ура плотским утехам!», «Красавчик, мы все – твой гарем!», «Полигамию в жизнь!». Над Кремлём реет знамя с изображением знака «Соблюдай дистанцию!». Я смотрю на ряды красавиц и чуть не захлёбываюсь слюной от вожделения, а от прекрасной половины человечества (хотя, если быть точнее, от всего человечества минус я) на меня устремлена такая волна желания, что кажется её вполне можно осязать. Внезапно одна из фотомоделей в первом ряду срывает с себя те немногие одежды, что чуть скрывали её бесподобное тело, и, с криком «Я первая! Он мой!», бросается ко мне. Мгновение спустя на меня уже несётся девятый вал обнажённых, распалённых нимфоманок. Моё возбуждение моментально сменяется ужасом – я понимаю, что если срочно не предприму радикальных мер, то буду разорван на миллиарды крохотных сувениров, ну, в лучшем случае, меня ждет импотенция от морально-физического истощения. На счастье, рядом случился красавец-скакун гнедой масти, я вихрем взлетаю в седло, даю шпоры и мчусь от Кремля, через Манежку, вверх по Тверской, спасаясь от полчищ обезумевших амазонок. Не доезжая Пушкинской площади я слышу впереди себя странный шум – навстречу, от Триумфальной площади, на меня мчится лавина мымроподобных, страшных, как ядерная зима, не-то феминисток, не-то старых дев с серпами наголо, над которыми реют знамёна с изображением перечеркнутого фаллоса. Решив, что принудительное оскопление вряд ли веселее полового бессилия, заворачиваю на Тверской бульвар и всё пришпориваю, пришпориваю, а крики женщин, желающих поиметь меня для собственных нужд, слившихся за моей спиной в единый фронт, всё ближе… Тут я смотрю на своего рысака и с ужасом вижу, что скачу не на резвом жеребце, а…на кикиморе-соседке с первого этажа, она улыбается мне своей безбровой улыбкой, она вожделеет меня. Не выдержав подобного потрясения теряю сознание, а моё обмякшее тело, вылетев из седла, приземляется аккурат в фонтан «Александр и Натали», что у Никитских ворот…
…Очнулся я лицом в каком-то прозрачном ручейке, неторопливо струящем свои хрустальные воды меж лесных вечнозелёных исполинов. Место было совершенно незнакомое. Где-то в чаще раздавался испуганно-возмущённый, быстро удаляющийся голос какого-то крупного таёжного обитателя. Очевидно кочка, на которую я вчера ночью бессильно рухнул, оказалась мирно спящей животинкой, надо думать, если вам на спину громыхнётся какой-то храпящий троглодит (то бишь я), вы тоже помчите не разбирая дороги куда-нибудь в чащобу. Таким образом скачки были не только во сне, но и наяву.
Пожалуй, время осмотреться. Судя по солнцу, моё невольное транспортное средство мчало меня на полном форсаже в глубь девственных лесов не менее семи часов, так что можно надеяться, что очагов цивилизации в ближайших окрестностях нет. Слева от меня, метрах в ста, сквозь деревья просвечивала река – рыба будет, справа на полянке возвышался небольшой курган – идеальное место для будущей хижины, ручей, в котором я отмокал, - естественный водопровод, с едой проблем тоже быть не должно – окружающая тайга просто кишела всяческой живностью. В общем, лучшего места дислокации – не найти. Достал топор, малую сапёрную лопату, складную цепную пилу, откупорил заветный бутылёк – чуть-чуть «топлива» внутрижелудочно, поплевал на ладони, взгляд в синеющую безбрежность, глубокий вдох и вперёд… Эх, дубинушка, ухнем!
Несколько дней без роздыху что-то пилил, рубил, копал до полного изнеможения. Если бы плод моих тяжких трудов увидел старина Робинзон, то наверняка съел бы с досады свою бороду, шапку, да и Пятнице, пожалуй, не поздоровилось бы.
Придав своему лицу максимально торжественное выражение, я церемониально протрубил небезызвестный марш Ф. Глинки, и над таёжным безмолвием в лазури зауральского неба заплескалось, затрепетало бело-сине-красное полотнище, сопровождавшее меня во всех, пусть немногочисленных, но, всё же, имевших место странствиях .После чего, возвестив всем окрестным оленям, медведям, сусликам, бурундучкам, комарикам и прочей живности, что на территории данного населённого пункта безраздельно главенствует Конституция РФ, и что эта халупа отныне и навеки именуется не иначе, как Форт-Диоген (всё же сказывается неприличная для истинного интеллигента страсть к пафосу и театральным эффектам), я позволил себе, в честь подобного исторического момента, отведать «огненной воды», проще говоря, я напился, точнее, наклюкался самым нечеловеческим образом…
…Иногда мне кажется, что бывает лучше не просыпаться. Давешнее ударное торжественное возлияние вызвало сегодня сокрушающей мощности ответную реакцию – убийственный абстинентный синдром. Во рту – привкус заброшенного провинциального привокзального туалета, кто видел – поймёт, плюс загаженные ковбоями, иссохшие прерии Дикого Запада, голова гулче любого Царь-колокола, координация движений хуже, чем у обкакавшегося грудничка, любая попытка оторваться от земли вызывает непреодолимое желание забыть свой желудок где-нибудь в росистой траве. Ползком, как подраненный паралитик, с трудом добираюсь до спасительной хрустальной прохлады ручейка, погружаю в него своё измученное похмельем тело и, кажется, пытаюсь выпить источник живительной влаги досуха. Закачав вовнутрь себя фантастическое количество воды, раздувшейся медузой выбрасываюсь на берег. Взгляд медленно фокусируется на красных ягодках, мирно произрастающих на кочке прямо около лица. Бессознательно набрасываюсь на нежданный подарок природы и начинаю с остервенением поглощать нагло алеющую пищу. Утренний кошмар пьянчужки нехотя сдает позиции. Насытившись, выползаю на припёк, блаженно вытягиваюсь на солнышке и засыпаю.
Проснулся я от странных звуков, громогласно раздававшихся где-то неподалёку. Вскоре источник шума был обнаружен и опознан – оказывается человек способен храпеть обеими концами своего тела, да ещё так устрашающе громко… Испугавшись безнадёжно испоганить свои штаны, я стремглав бросился в чащу. Всю ночь с тоской смотрел на звёзды, печально сидючи под кустиком. Ягодки оказались ещё те…
…На следующий день, как следует выдрыхшись после утомительно-бессонной ночи, провел инвентаризацию своего имущества. Отрадного мало: количество спасительного «сногосшибателя» заметно поубавилось, продуктовые запасы стремительно приближались к критически-малому объёму – срочно перехожу на подножный корм. Соорудил себе лук, стрелы, аркан и пошёл на зверя. Полоумным чингачгуком носился по округе, прятался в травах, таился в ветвях – даже мышки не добыл. Раздосадованный, с грустью думая о предстоящем голодном сне, возвращался домой, как вдруг, о, чудо! – прямо перед моим обиталищем, на полянке, заметил мирно пасущихся коз. Сначала плотоядно облизнулся, представив шашлычок из молодого козленка, но потом, вспомнив, что у небезызвестного Робинзона Крузо было целое персональное стадо мелкого рогатого скота, решил пощадить ни в чем не повинных парнокопытных.
Часа три потом я возбуждённым орангутангом скакал по поляне, то догоняя какую-нибудь изворотливую тварь, то спасаясь от рогов бешеного козла, назойливо желающего получше изучить мою анатомию. В конце концов, во дворе моей хижины печально блеяло пять рогасто-бородатых тварей, а остальные, возмущено вопя, скрылись в чащобе.
Через какое-то время, когда я натужно вспоминал, что же все таки делают с козами, под окнами моего жилища раздалась до боли родная речь, чарующая слух витиеватостью фразеологических оборотов. Поначалу я решил, что с голодухи у меня начались слуховые галлюцинации, но когда влетевший в окно, весьма материальный каменюка, чувствительно приложился к моей макушке, я понял, что далеко не брежу. Разразившись ответной тирадой, какую не принято говорить в приличном обществе, я выглянул на улицу. Под окнами стоял егерь и красноречиво, но доходчиво требовал возвращения своего законного движимого рогатого имущества, и не менее красочно описывал, что произойдет в случае неповиновения. Поскольку при этом он недобро поигрывал курками двустволки, мне пришлось капитулировать. Войдя во двор и убедившись, что козлиное племя находится в полностью исправном состоянии, бородатый лесной житель подобрел и даже вынул патроны из своей «гаубицы», ну после того, как я намекнул на возмещение морального ущерба, недвусмысленно почёсывая подбородок, старик расплылся в широчайшей улыбке, и в глазах его вспыхнули фейерверки озорных огоньков.
Так началось моё знакомство с обыкновенным русским мужиком, таёжным владыкой Фёдором Дрыном…
…Отшельничья жизнь вошла в нормальный ритм, угроза голода благополучно сошла на нет – добрейший Фёдор Егорыч абсолютно безвозмездно выдал в моё личное пользование одну из своих овощных делянок, часть рогатого поголовья и запас провизии на первое время. Так что теперь, я ежедневно пил целительное козье молоко, ел жареную на сале картошку и наваристую ушицу из рыбы, которую вёдрами извлекал из сетей, расставленных в самых уловистых местах близлежащей реки, также показанных Дрыном.
Однако за суетой и неурядицами первых дней поселения, отошла на второй план одна очень серьёзная проблема, и вот теперь она всплыла во всей мощи древнейших инстинктов – после долгих подлунных размышлений звёздными ночами, я понял чего мне хотелось больше всего. Я ХОТЕЛ ЖЕНЩИНУ!!!! Самую обыкновенную русскую женщину, с  двумя руками, двумя ногами, двумя …, ну, в общем, согласно стандартной конструкции. В нынешней ситуации, я, пожалуй, смирился бы с характерными для представительниц лучшей половины человеческой расы недостатками: вроде лёгкой стервозности, пристрастия к диетам и «Пепси Лайтс», непознаваемой любви к мексиканским сериалам и ток-шоу «Я сама!», а также потенциально опасной для здоровья привычкой в гневе издавать звуки, по громкости превышающие болевой предел, и использовать в военных целях кухонную и хозяйственно-бытовую утварь.
Обычное в подобных ситуациях средство борьбы с сексуальным голодом уже, откровенно говоря, не котировалось, в самом деле, сколько можно ладонь мозолить.
В поисках решения навалившейся проблемы, я отправился за советом к Егорычу. Фёдор Дрын сидел у себя в сторожке, свесив с печи ноги в дырявых носках, и, серебря пьяными слезами седую бороду, и играл на довоенной тальянке какую-то невыразимо тоскливую мелодию. Проявив чудеса интуиции и максимально напрягши музыкальный слух, я с невероятным трудом узнал в рыданиях гармони старую добрую «Ламбаду».
В ответ на: мой вопрос: «Слушай, Егорыч, а как здесь в плане женщин?», старик лихо спрыгнул с печи, подошёл к столу, разлил по двум стаканам жидкость невообразимого цвета и консистенции из стоящей на стуле бутыли, взял свою порцию, задумался, крякнув выпил, и ,занюхав рукавом, выдал на гора сакраментальную фразу: «…!», в смысле хуже некуда. Раздосадованный подобным ответом я сел за стол и взял стакан со своей долей. Вдохнув пары, поднимавшиеся с поверхности алкоголесодержащей жидкости, я, почему-то, перестал думать о девичьих прелестях, а вспомнил о печальной судьбе несчастных французов, на которых коварные химики кайзеровской «Фарбениндустри» опробовали иприт в 1917 году. Однако, как говорится, взялся за грудь – говори что-нибудь. Собравшись духом и зажмурившись, залпом заливаю «продукт переработки химического оружия» вовнутрь.
Отдышался я минут через д-цать и наполнился уверенностью, что отныне смогу совершенно спокойно потреблять в себя, в целях опьянения одеколон «Тройной», тормозную жидкость «Роса», клей «БФ» и т.д., и т.п.
В ходе дальнейшей задушевной беседы, протекавшей за чаркой труднопотребляемого самогона, удалось выяснить, что с прекрасным полом здесь в самом деле ужасная напряжёнка, ближайшая чаровница обитает вёрстах в пятидесяти, обладает коровой, безразмерным телом и огромным жизненным опытом, ибо возрастом чуть моложе Дрына. В дальнейших разговорах несколько раз мелькнуло слово «бабозаменитель», однако конкретизировать данное понятие, а тем более предъявить это загадочное устройство дед Фёдор не согласился, поскольку под воздействием этанола, практически потерял способность к скоординированным осмысленным действиям. Посиделки завершились стонами изуверски мучимой гармошки и хриплыми завываниями на два голоса, от которых козы в загоне сходили с сума, бросались на изгородь и жалобно блеяли…
…Дни идут за днями – без женщин становится всё труднее. Однажды, погружённый в свои невесёлые мысли, я бродил  по окрестным чащобам, внезапно мой взгляд упал на какое-то деревце, в стволе которого было отверстьице напомнившее мне что-то безумно знакомое, в мозгу моментально всплыло словечко из дрыновского лексикона – «бабозаменитель». Ну, была – не была, попробуем!..
Опять сорвал голос! Вытаскивая занозу за занозой, я осознал всю порочность своих гнусных мыслей…
…Сегодня поймал снежного человека. Нет, я не пил! И не с похмелья! Да, в трезвом уме и здравой памяти! Как? Как обычно – пошёл по грибы да по ягоды, ничего не нашёл, расстроился, и вдруг, бац!,. замечаю странное лохматое существо, сидевшее на пеньке посреди небольшой полянки. Йети странно раскачивался, гнусавя какой заунывный мотивчик, и, казалось, находился в полнейшей прострации, поскольку не замечал никого и ничего вокруг. В целях собственной безопасности, я вырубил таёжное диво метким броском увесистого поленца и потащил неведомое науке существо к себе. Брякнув безвольно сложившуюся тушку на кровать , присмотрелся к своей добыче – снежный человек определённо был монголоидом. В реанимационных целях был применён стакан «сногсшибателя», после чего восточнолицый йети, дёрнулся, словно глиста на контактном проводе под напряжением, безумно выпучил несмыслящие глаза, дал понять, что задыхается и снова отключился. Через час узкоглазый сасквач снова пришёл в себя, в его взгляде было заметно гораздо больше разума, чем некоторое время назад, кроме того, оказалось, что йети обладают хорошо развитым речевым аппаратом – сфокусировав свой взор на мне, снежный человек выдавил: «Писучи Какава». Поначалу я воспринял это, как оскорбление «сногсшибателя» и меня лично и уже собирался ответить так, как полагается по всем канонам отечественного разговорного жанра, но вдруг понял – существо попросту представилось. Очередной стаканчик «огненной» помог лесному реликту вспомнить основы русского языка. Оказалось, что никакой это не снежный человек, а заплутавший и одичавший японский шпион. Таким вот образом у меня появился мой «Пятница» - Кака, как я его стал по-дружески называть…
…Когда говорят о японцах, как о эмоционально-холодных людях мне становится смешно, и небезосновательно – вы бы видели, как маялся Кака без женщин! Это нас роднило. Иногда мне становилось не по себе. когда я замечал его нездоровые взгляды в мою сторону, к счастью самурайская мораль заставляла подданного микадо контролировать свои эмоции. Временами Писучи-сан уходил в тайгу – медитировать. Однажды, когда Кака опять удалился в дебри, я услышал нечеловеческий вопль – «Пятница» тоже нашёл мой «бабозаменитель»!» - догадался я…
…Время бежит, бежит! Не остановишь его, не удержишь в руках, миг за мигом летит незримой стрелой из будущего в прошлое! Таёжное лето катится к своему излому, словно спелое яблоко, пущенное чьей-то рукой по полированной глади стола, несётся сквозь секунды. Теперь ко мне всё чаще приходит в гости ностальгия, сядет рядом, достанет из сундука подсознания запылённую книгу воспоминаний и начнёт перелистывать страницу за страницей, любовно приглаживая подвыцветшие фотографии. Прогуливаясь по окрестностям своей обители. почему-то вспоминаю далёкую Москву. Чуть печальное отражение зелени Нескучного сада в искрящемся зеркале реки, время от в времени теряющееся в волнах, бегущих вслед за неспешным речным трамвайчиком. Слепящее пламя кремлёвских куполов, невозмутимо взирающих на суетящийся муравейник вечно спешащего куда-то неугомонного мегаполиса. Чистопрудный бульвар слушает звонки бегущей по стальным нитям «Аннушки» и улыбается цветным букашкам лодочек, скользящим по дремотной глади самого романтичного водоёма столицы. Вспомнились мои милые нимфы, подарившие мне столько сладостных мгновений, их голоса, их глаза, их смех.. Девичий смех… – я и сейчас слышу твой звенящий хрусталь, он словно наяву разносится над таёжной тишью… Минуточку! Я на самом деле слышу мелодичный женский смех летящий над рекой!«Всё!»- подумал я: Видимо местные лягушки мутировали в русалок. Я потряс головой чтобы избавится от наваждения, однако  манящие звуки продолжали разносится над девственной тайгой.
Неслышно, словно боясь спугнуть нежданный сюрприз, я двинулся на звук, крадущимся тигром припадая к земле. В конце концов, выглянув из-за сосны, стоявшей на берегу реки – я увидел своё «наваждение», которое, радостно визжа, плескалось в прохладных водах лесного водоёма. Наваждению было лет 28, оно обладало динными русыми волосами и неплохой фигуркой. Дождавшись когда этот подарок судьбы выйдет на берег, я подкрался сзади, оглушил «русалку» профессиональным ударом дубины (чтоб не убежала), ну и… В общем, расслабился эмоционально и физически. Чмокнув на прощанье свою добычу в щёчку, весело прыгая, поспешил домой – обрадовать Каку. Кака обрадовался невыразимо и потребовал немедленно отвести его на место происшествия. Однако вожделенного тела на месте не оказалось. И только я хотел  выразить своё негодование, как что-то увесистое приложилось к моему затылку и я провалился в небытие. Очнувшись, я обнаружил себя голым, рядом с обрывками моих одежд без сознания распластался обнаженный Кака, на устах которого застыла блаженная улыбка, а на моём плече, в счастливой неге пркорнуло радостно-довольное наваждение. «Наваждение» звали Дашей, она была активисткой женской секты мужененавистниц, которая забралась в тайгу, что бы избежать посягательств на свою честь со стороны мерзких самцов Homo Sapiens. Естественно я обрадовался подобному соседству, однако на душе было не спокойно от каких-то смутных предчувствий.
Мои опасения оправдались – наутро в моё обиталище ворвался растрёпанный Фёдор Дрын, взмыленный, словно верховой жеребец обогнавший курьерский поезд. Ещё затемно сторожка Егорыча была атакована взводом похотливых амазонок. После непродолжительного боя, старый егерь спасся бегством, благо знакомы ему окрестные потаённые тропы. Когда дед Федор, со слезами на глазах рассказывал, как жалобно блеяли его козлики, уводимые в полон, из лесу показался авангард лесных развратниц. Надежно забаррикадировавшись, крошечный гарнизон Форта-Диоген единогласно решил не сдаваться – лучше умереть голодным мужчиной, чем сытым импотентом!
…Кончилась провизия и спиртное, сотни страждущих сексуального удовлетворения псевдомужененавистниц взяли нас в плотное кольцо, если не предпринять срочных мер,на территории некогда благополучного таёжного райка может начаться повальный каннибализм. На заседании Комитета Обороны Писучи Какава вытянул длинную соломинку, был снабжён белым флагом и отправлен парламентёром в стан противника.
На третьи сутки томительного ожидания, наш посланец, с невыразимым трудом перевалив через порог своё истерзанное тело, передал нам условия капитуляции и рухнул без сознания.
Форт-Диоген пал!
Четырнадцатые сутки. Какава пытался сделать харакири. Мы вовремя помешали – во-первых, кухонный нож у нас всего один, во-вторых, мне, на пару с Егорычем, условий капитуляции не выполнить.
Семнадцатые сутки. С утра заметил первые признаки грядущей половой дисфункции.
Двадцатые сутки. Утро. Егорыч кряхтя сползает с кровати – сегодня его очередь отрабатывать сексуально-трудовую повинность. Кака, после вчерашнего, лежит пластом, как Ильич в мавзолее. Подхожу к столу, разливаю по стаканам «напутственную» порцию самогона. Не чокаясь, я и дед Фёдор, подносим чарки к губам и…дверь распахивается – на пороге огромное лохматое существо, гуманоидного типа, сверкая клыками рычит что-то угрожающее. «Парализованный» Писучи-сан мигом взбирается на стропила. Не отводя взгляд от очередного снежного человека (у них здесь питомник, что ли?), опрокидываем «огненную воду» в себя. Лесное чудовище потянув ноздрями воздух, издаёт протяжный вой и бросается к запотевшей бутыли «нектаром». Мгновение спустя литровая емкость пустеет. Монстр, блаженно икнув, садится на стул и протягивает лапу – знакомится.
Оказалось по округе плутал не только японский «Джеймс Бонд», но украинский геолог, отбившийся от разведывательной партии. Пока Семён Ядрило, так звали нашего нового знакомца, блаженно мурлыкая себе под нос какую-то песенку, сбривал отросшую за месяцы скитаний бородищу, я поведал ему печальную историю таёжной хижины. Услышав про армию изнывающих от желания женщин, Семён чуть не отпорол себе ухо: «Я дев`ять мiсяцiв дiвчiн нi щупав!». Наскоро добрившись, не обратив ни малейшего внимания на наши увещевания, горячий украинский хлопец выбежал из дому.
Двадцать третьи сутки. Семён не возвращался. Пока силы противника отвлечены от нас, копаем в полу «бабоубежище».
Двадцать четвёртые сутки. Со дна строящегося укрытия, с четырёхметровой глубины, раздаётся безумный радостный вопль самурая. МЫ НАТКНУЛИСЬ НА НЕФТЬ!
Двадцать седьмые сутки. Вернулся «наш» украинец. Упал на пороге и просил похоронить его на берегу реки.
Когда Семён малость оклимался, рассказали ему про новое нефтегазовое месторождение. Ядрило попросил взять его в долю, обещал свести со знакомыми контрабандистами.
Отказались идти на барщину в женскую колонию. Нас опять осадили.
Тридцатые сутки. У нас – запой! Сидим, пьём, мечтаем, как распорядимся скорыми миллиардами. Вдруг, нам на голову посыпались суровые накачанные парни в камуфляже и с парашютами.
Злобный полковник, брызжа слюной, доходчиво объяснил, что нам будет за нарушение целостности секретного военного склад горюче-смазочных материалов: «Да /пропущено цензурой/ вас /цензура/ за это /цензура/ и /цензура/, и /цензура/, и в /цензура/ /цензура/ тоже/цензура/! /Цензура/, /цензура/, /цензура/, /цензура/!
В ответ мы, как бы невзначай, говорим про наших соседок – бравых военных словно ветром сдуло!
Пока в женской колонии кипит ожесточённая битва, мы хватаем в охапку самое необходимое и сломя голову несёмся прочь отсель. Довольно приключений!
   Ура! Я снова в Москве! Добрались благополучно, всё время поездки в поезде я, Егорыч и Семён безудержно пьянствовали – радость-то какая, вырвались! Кака не выходил из купе проводницы Танечки – судьба снова скрестила наши дороги.
Дома подарил соседке с первого этажа чайник и торот «Птичье молоко», дворнику – новую метлу, бомжу с лестничной клетки – бутылку столового вина №21 от компании «Смирновъ». Как же я их всех люблю!
Утром пришёл на работу, с наслаждением выслушал новые фразеологические обороты от своего шефа. Шепнул ему коды от «Кваки», пообещал договорится о проведении «выделенки» по демпинговым ценам. Смягчившийся начальник пообещал не увольнять и даже повысить зарплату. Поставил секретарше новый, особо прочный CD-ROM, теперь эта «подставочка под кофе» выдержит и трёхлитровую банку с огурцами. Главбуху подсказал несколько адресочков сайтов в Инете с содержанием класса «Х» – пускай порадуется старушка! В обед пригласил Юлечку в близлежащий ресторан – очень душевно посидели!
…Вечер. Рабочий день позади. Иду по городу, любуюсь им, словно впервые увидел!
«Молодой человек, извините пожалуйста, вы не подскажете…» – оборачиваюсь на голос и… земля качнулась под ногами – такую девушку я встречал лишь в своих самых светлых снах, а здесь – грёзы наяву! Я попал!
Амур, озорной мальчуган, ты самый великий стрелок в этой вселенной!

…Пожалуй пришла пора написать последнюю страницу «Записок отшельника», положить измученное перо рядом с чернилами в ящик стола, а сиё творение поставить за стекло, в соседях к Пушкину и Толстому.
Завтра закончится моя вольная жизнь – завтра я поведу под венец ту, которую ждал всю жизнь!
Сейчас надо звонить Семёну и Егорычу и мчаться в «Шереметьево» - встречать Писучи иТатьяну Какава, они прилетают из Японии. Суматоха, времени в обрез!
Всё!
Андрей Автор
24.06.2002