Elodia Lacrima

- Ты кто?
- Я тень твоего самого долгого сна.


Стальной лист озера глухо гудел, придавленный туманом. Ржавый крик седой старой чайки вспорол время и воздух и пригвоздил тебя к берегу, к линялой холодной гальке. Как стрела, пущенная из арбалета, просвистело случайно ли оброненное перо. Чиркнуло, державинской снисходительностью царапнуло твой лоб и опало, выполнив миссию. Антрацитно-чёрный лес за спиной тяжко, дягтярно вздохнул, вспучился поролоном дикого грибного запаха и замер: обратного пути нет. Как нет вообще никакого пути: есть только этот берег, этот сумеречный свет, эти длинные, клейкие минуты затяжного прыжка в водоворот неопределенности.

Пространство, приплющенное со всех сторон смесью дурманящих паров, вынуждало к настороженному созерцанию, – движения были также неуместны, как звуки, чувства, мысли. Холод ожидания у края неизведанного саваном отчаяния обволакивал твою наготу, превращая её в муку – нестерпимую, парализующую сознание и волю.

Не оставалось ничего иного, как присесть на корточки и, до режущих вспышек в глазах всматриваясь в даль, перекатывать в голове простое: когда?

Камешки мыслей не проделали еще и седьмого круга, когда всё вдруг внезапно изменилось – не в картинке, но в ощущении… Воздух обозначил движение, по серебристому монолиту воды пробежала рябь-предвестница. Где-то в глубине озера, в глубине тумана возникла тень. Она всклубилась там, далеко, взметнулась яростным, мощным толчком, пронзившим берег и твоё сознание, посеребрила всё вокруг от края до края колючим инеем страха. Ты замер в его игольчатой паутине, и твоё дыхание, прервавшись на смертельное мгновение, заструилось внутрь, вспять, в первобытное, захлёбывающееся – в твой первый, послеутробный крик.

Тень качнулась, обрела форму и движение; она связала монолит воды и пергаментный свод неба в единую бесконечность вымороченного, гнилостно серого ужаса и заструилась к берегу, к тебе. Хрустом тупого скальпеля по стеклу молния разрезала упругое полотно воздуха. Из темноты, лизнувшей кромку берега, вышла она – огромная, монолитная, сияющая. Прекрасная. Она шла спокойно и размеренно:  каждый шаг - как приговор, руки опущены, лица не разглядеть, вся - одно величественное, целеустремленное монотонное движение. Беспощадное. Угрожающе стремительное.

Ты вскочил, заметался, потерял опору и связь с реальностью, споткнулся, упал. Запрокинув голову, распахнув рот в безмолвном крике попытался остановить неизбежное, - мгновенно осознал бессмысленность и по-крабьи попятился. Рванувшись из последних сил, невероятным усилием напрягая скованные животным страхом мышцы, вскочил и, безнадежным, дрожащим порывом протянул к ней руки – защищаясь и моля, моля и умоляя.

Неуловимым, легким движением, дуновением утреннего ветра она сделала последний невесомый шаг, – и перетекла из воды на твою ладонь, – и застыла невесомой шахматной королевой, фигуркой слоновой кости, холодя изгиб линии твоей судьбы крошечными влажными ступнями.

Ты выдохнул из себя изморось внезапно ставшего ненужным, смешным и игрушечным страха. Поднес ладонь поближе к лицу и улыбнулся: тоненькая, промокшая насквозь, неожиданная гостья дрожала и пыталась высвободить руки из складок мокрой одежды. Ты дунул на неё легонечко. Она вздрогнула и замерла. Приглядевшись, ты обнаружил, что бледное, почти хрустальное личико залито водой как слезами. Закрытые глаза пристёганы к перламутровым щекам заостренными, глянцевыми стежками ресниц. Губы сложены забавным полу-бантиком, полу-улыбкой. Волосы влажными завитками опутали лоб, шею, плечи. Склонив голову на бок, ты разглядывал незнакомку и пытался унять растущую откуда-то изнутри, из внезапно обозначившейся тёплой точки в центре солнечного сплетения щекочущую и вибрирующую волну предчувствия.

Вот она пошевелилась и, наконец победив свои упрямые одежды, извлекла наружу руку, сжимающую крошечный серебристый камертон. Чуть заметно качнула головой, как бы соглашаясь сама с собой, вытянула руку перед собой и то ли выдохнула, то ли улыбнулась.

Камертон задрожал, и ты вместе с ним. Бархатистая голубая волна окатила тебя с головы до ног. Шелковая нежность прокатилась по твоей коже, огладила её, омыла, налила молочной свежестью и искристой силой. Синеватые звёзды засияли у тебя в глазах, перед глазами, окрест, залив столь неприглядный дотоле пейзаж всполохами северного сияния. Желание оттолкнуться от поверхности дня и взлететь, воспарить наполнило твои лёгкие сумасшедшим криком. Всё твое тело стало свободным и лёгким, каждая мышца налилась неведомой ранее потребностью немедленного и безостановочного движения, стремления, полёта.

Лишь только ты освоился со своей новой, летучей, ожившей плотью, лишь только ты нашел в себе силы оторваться от обуявшего тебя восторга и перевести взгляд с танца хитролицых серебристых снежинок внутри тебя на ту, что неподвижно застыла на твоей ладони, как она вновь легонько качнула камертоном, и на этот раз безусловность её улыбки была более чем очевидна.

Неожиданная, огненная, яростная, жгучая волна алого погребла тебя под собой. Раскаленные гвоздики ритмично застучали в каждой точке твоей кожи, в каждом миге твоих мыслей. Оранжевые всполохи втекли в тебя сладким, медово-пряничным запахом и заклубились, забурлили где-то в глубине твоей памяти, очищая её, выжигая из неё сомнения и страхи, засохшие трупики пауков и шелуху раздавленных тараканов. Жар переполнял тебя, казалось, что ты выкипаешь изнутри, отдавая вместе с паром наружу всё лишнее, чужое, громоздкое. Воздух вокруг тебя вдруг взорвался бордовым, расцвел протуберанцами и сочной, бесшабашной плотностью – окутал тебя, впитался в тебя, заменив старое на новое, пустое на полное, бесцветное на яркое, твоё, только твоё.

И тут она открыла глаза. Камертон завибрировал, зазвенел, запел. Всё, что было до этого, в мановение ока истаяло прошлогодним снегом, выцвело, унеслось пылью пустынной летней дороги: зелёный, напоённый буйством колдовских трав взгляд прошил тебя насквозь, прочертил глубокие, изумрудные дорожки в каждом из твоих будущих дней, заполнил твою новую форму ласковым, ровным светом. Рыжие искорки, раскиданные кислой ягодой тут и там по зелени влажной травы, опьянили тебя, закружили. Ты задохнулся от нежности и щемящей чистоты светлой, тихой радости. Судорога, ослепительная и могучая, прокатилась сквозь тебя и дальше, по берегу, отдалась в самых потаенных уголках дикого леса, в самых укромных заводях мертвого озера. Не в силах совладать с собой, пытаясь обрести себя в распавшемся на радужные осколки пространстве, уцепиться за него, продлить в нем эту невероятную, сладкую, очистительную муку, ты сжал, всей своей новой силой сжал, не думая ни о чем, сжал кулаки…

* * *

Ты вскочил на кровати, оторвал руки от заплаканных глаз и огляделся, не понимая, не видя, онемев от боли. Безвозвратность потери кольнула-царапнула и соскользнула солёной влагой по твоей щеке. Слезами сон вытекал из тебя и уносился в белёсый рассвет, в расщелину между занавесками, туда, где новый день стучался в стекло первым лучом раннего летнего солнца. Ты вспомнил, какой сегодня день – мама еще на прошлой неделе сказала, что именно сегодня для тебя насупит новая жизнь: вы пойдёте записываться в школу, в твоё новое состояние, в твою новую роль – роль важнее которой, по маминому мнению, мнению, с которым ты не привык спорить, ничего на свете нет. Но теперь-то ты знал, что у тебя теперь есть другая, самая главная, самая-самая важная цель. Ты обвел взглядом укутанные предрассветными тенями чёрные, будто обугленные стеллажи, от стены до стены, от пола до потолка заполнившие комнату вокруг тебя. Ты встал, подошел к ближайшей полке, провёл рукой по коже старых, мудрых переплетов. Ты сосредоточенно вздохнул и решительно кивнул головой: во что бы то ни стало ты прочитаешь все эти книги, от корки до корки, страница за страницей. Ты пройдешь по всем дорогам и бездорожьям, переплывешь все моря-реки-океаны, обойдешь все города и страны, одолеешь все горы и невзгоды. Ты найдёшь её, разноцветную мелодию зеленоглазой незнакомки. А если и не найдёшь, то припасёшь вдосталь открытий, звуков, слов, чтоб написать заново, начисто. И рано или поздно ты угадаешь знакомый взгляд среди многих других, дашь ему имя и позовешь. Найдёшь, остановишь её в толпе, возьмешь за руку, приведёшь сюда, к этим книгам и к этому окну, на котором застыл причудливым узором исчезающий силуэт твоего волшебного сна и вернешь ей эту мелодию: каждую её ноту, где нота синяя – надежда, где нота красная – вера и нота зелёная – любовь.