Поиск лошадки 4 Глюки

(шизо-параноидальная пародия на всю современную литературу)

4. ГЛЮКИ

  – Ну что ж, дорогой клиент, на что жалуемся, кто вы у нас, преставьтесь? – спросил вежливо Геннадий Павлович.
  – Наполеон! – мрачно сказал Горбатый и уставился на маленького чертика.
  – Мне тут недавно рассказали такую любопытную историю, – задумчиво произнес доктор, – представьте себе, в город приезжает молодой человек, затем встречается с какой–то девчонкой и начинает срочно всех «гасить», то есть с летальным исходом. А когда этот субъект попадает к нам, то на полном серьезе заявляет, что он милиционер и выполняет специальное и сверхсекретное задание.
  – Это что за идиотизм? – спросил Горбатый.
  – Это готовый сценарий новой книги, – ответил доктор.
  – Я расскажу вам лучше другой сценарий из другой оперы, – ответил Горбун, и осторожно, но с ненавистью посмотрел на своего угнетателя.
  – Давайте! Давайте! – ласково кивнул Геннадий Павлович. – С большим удовольствием выслушаю вашу историю.
  Горбатый замялся. Врать майору не хотелось, выдумывать тоже, писателем он себя не считал, скорее мыслителем. Что же делать? Как сказал счастливчик Чернышевский (видел бы он сегодняшнюю литературу!), а сказал он: «Что делать?» (улавливаете ход мысли автора?). Что делать? Какую ерунду выдумать, чтобы ее купили, точнее купился директор клиники.
  – Вот такая история, – начал наконец майор, – служил один нарк в ментуре, в отделе борьбы с другими нарками. В детстве одна сучка сделала ему малыша, а он даже и не узнал об этом. Хорошая история? Однажды, когда он охотился на нарков, главный наркбарон едва не выпустил ему кишки. Но сынуля родимый спас, отвел руку злодея…
  Майор замялся, видимо ожидая реакции главврача. «Доктор Геворкян» вежливо кивнул.
  – Продолжайте!
  – А этот мент, видимо, под кайфом был и едва не кокнул своего сынка. Выяснилось тут же, что он хотел это сделать еще и десять лет назад, когда сынуля был еще у сучки в животе… – продолжил майор.
  – И что сделал маленький мальчик? – полюбопытствовал  док.
  – Сынуля тогда сказал: «Ненавижу вас, менты!» и встал на сторону наркобарона, чтобы стать великим наркобароном! Ну как история? Тянет на пятнадцать лемонов баксов?
  – Какую интересную историю вы нам рассказали, – ласково пропел Геннадий Павлович, – просто замечательную! Вы сами это придумали?
  – Нет, один писатель–фантаст…


  Ёлки окружили лошадку. Жирные толстые елки. Лошадка лежала и смотрела, как елки жирнеют и жирнеют. Ветки елок превращались в толстые лапы и медленно обволакивали взор лошадки своими ужасными щупальцами. От них пахло кровью. Кровь капала с веток маленькими камками.
  – Кап!
  – Кап!
  – Кап, кап, кап! – говорили ели (а «голубые» ели).
  «Мне страшно», – подумала лошадка, и потеряла сознание. Точнее погрузилась в хороший грибной сон.


  – Вань, швайн, – вяло прошептал Мурашкин.
  – К вашим услугам, гер офицере? – подскочил Чонкин.
  – А кайф у вас в деревне есть? – еле (но не «ели») прошептал господин главный фриц.
  Мурашкин и вся его команда уже успели к этому времени обожраться всеми плодами «восточного пространства»: и курицами, и поросятами, и козами и самогонкой. Бабы их также уже утомили. Слава богу, что Чонкин понял состояние боса.
  – Кайф говорите, гер офицере, – лицо Чонкина расплылось в невероятной радости, – кайф есть! Хороший кайф, для себя хранил, и для деток малых, – сказал он, посмотрев радостно на своих бывших охранников, – настоящий кайф, полное «дерьмо»!
  – Что? – едва–едва произнес Мурашкин. – Какой еще дерьмо? Ты нас дерьмом хотел накормить… Сука…
  – Нет гер офицере, так это нигеры… ой простите! Негроидные обезьяны так называют. Настоящее ЛСД! В больших дозах рекомендуется для опытов над жидами.
  – Давай…
  – Слушаюсь! – рявкнул Чонкин.
  – Давай.
  – Есть! – проорал Чонкин и отдал честь.
  – Давай!!! Гнида! – заорал, преодолев силу притяжения живота, Мурашкин, а Ухарь крякнул во сне.
  – Как скажите, гер офицере! – еще более радостно прокричал староста и кинулся вон из комнаты.
  Мурашкин вяло откинулся на своем лежаке.
  «Их еще многому надо учить!» – подумал он в раслабухе.


  – Ну что, бить будете? – произнес Горбатый, осторожно наблюдая, как его очередная история подействовала на доктора.
  – Бьют только ради рекламы, уважаемый, или по–нашему по писательский «ради пиара», – ответил доктор, пытаясь отчаянно превратить свое багровое лицо обратно в розовое и довольное, – это еще ваш Мурашкин, которого вы тут соизволили процитировать, три года назад в первопрестольной проходил. Помните «Идущие на хер»?
  – Вы имеете в виду «Идущие вместе»?
  – Ой, простите, я, кажется, нецензурно выругался, – произнес подавленно доктор, его слишком шокировала последняя «ледяная» история, рассказанная, точнее, пересказанная пациентом.
  – Тяжело вам тут! – посочувствовал Горбун.
  – Сейчас Вам, уважаемый остряк, еще тяжелее станет, – ответил задумчиво Геннадий Павлович, и два огромных, как слоны, санитара вежливо взяли Горбуна. Майор малость подергался для порядку.
  – Это хороший кайф, – произнес главманьяк держа в руке металлический шприц (натуральный металлический шприц!)
  – А может, не надо? – осторожно произнес Горбун.
  – Нет, к сожалению, надо! – ответил доктор. – Надо… надо…
  – Для чего? – подозрительно произнес бывший главарь ежиков.
  – Для истории, – ответил доктор, – и для политики тоже.
  – Вот тебе и «ослик семь центов»! – произнес Горбун и подумал о «Вагриусе».


  Лошадка в лесу… под кайфом.
  Ежики в деревне… под кайфом.
  Ежики в клинике… под кайфом.
  Зона отдыхает.
  Начинаются глюки.
  УРА!


  Глюк первый. ПСИХОДЕЛИЧЕСКИЙ

  Торчек–Коля шел по улице Свежих цветов. Обкуренный Коля–торчек, вчерашний студент, а ныне профессор ботаники. Вчера ему снились большие тараканы. Точнее больше тараканы ему уже не снились. Они просто миллионным стадом атаковали его наяву, да так, что он раздавил их полторы – две тысячи, пока они жрали его винт. Теперь, когда они сожрали весь винт, Коля–торчек абсолютно не понимал, что ему делать. Ему хотелось и дальше торчать, но винта не было.
   Коля–торчек искал аптеку, искал аптеку, искал аптеку, искал аптеку…
   Аптеки не было, были только цветы.
   Везде валялись обсаженные в драбадан торчки, и их число возрастало от переулка к переулку. Среди этих торчков Коля увидел девушку, которая шла, держа в руках маленький фалоиммитатор, еще два члена украшали ее нос и ухо в качестве «персинга» и «сережки». Коля увязался за девушкой. И поскольку свежие цветы хорошо кушали малиновые коровы, Коля понял, что нужно найти у девушки новое слово.
  – Я тебя люблю! – сказал Коля–торчек, и девушка ему не поверила.
  Обсаженная в драбадан девушка тоже хотела любви, хотя никому в этом не признавалась. Много любви. Большой любви. Хорошей любви. Сильной любви. Славной любви. Желанной любви. Нежной любви. Пылкой любви. Любви на заказ. Любви по контракту. Любви со всеми торчками на улице. Чистой любви. Искренней любви. Любви, как на войне. Просто любви…
  … но вокруг были только одни торчки и члены: у нее в ухе и в носу: в качестве «сережки» и «персинга»…
   Девушка была воистину любвеобильна, как все остальные торчки, которые загорали на улице Свежих цветов. Все торчки, которые здесь валялись, были полностью наполнены любовью, по самые уши. Всем снились хорошие искренние и нежные сны, как они занимаются любовью с девушкой с маленькими членами в носу и в ухе.
   Девочка хотела любви со всеми торчками, абсолютно со всеми! Еще эта девушка верила в бога (Бога, боженьку, Аллаха, Будду, Яхве, Христа, Магомета… главного торчка на улице Свежих цветов) и эта вера давала ей силу, силу, которая заставляла ее «торчать» на перекрестке. Это торчание, рядом с торчащими торчками, на улице торчков полностью заторчало все ее воображение. Девушка торчала!
  – Как все прекрасно! – сказала девочка и добавила: – На хер!
   Произнеся это последнее слово, она с радостью вспомнила, как купалась в унитазе, ища упавший в него винт. Это было самое лучшее ее воспоминание лета.
  – Все педарасты! – радостно подумала девочка, и обкуренное лето поманило ее свежими запахами нового обкуренного дня!
   Девушка, которая идет по городу с маленькими членами в носу и в ухе, а также в виде заколки в волосах… Вопрос, в каких волосах? Коля–торчек видел волосы у нее на теле в разных местах, во всех местах, в самых удивительных местах…
Он посмотрел на девушку с любовью.
   А девушка торчала и торчала.
   Поскольку девушке тоже хотелось любви…
   Улица свежих цветов. Улица оранжевых добрых коров. Улица разбитых фонарей, под глазами торчащих наркоманов…


  Глюк Второй, РЕАЛИСТИЧЕСКИЙ.

  – Ну что вы скажете, дорогой редактор? Все просто замечательно! Все так правильно, мудро и, главное, необходимо! Все это должно быть доступно современной молодежи, которая, конечно, ничего не читает, и никогда не будет читать, ибо считает свое первейшей обязанностью торчать на улице «Свежих цветов».
  Это произнес старый червивый гриб Моховик.
  Бледная поганка задумалась.
  – Да что вы понимаете в литературе?! – внезапно заорала она. – И что вы вообще понимаете в нашей грибной молодежи?! Вы думаете, что вся наша молодежь так и торчит на улице Свежих цветов?  Там торчит только та молодежь, которой уже и негде больше торчать! Есть еще леса, поля, деревни (деревья?). Неужели, по–вашему, мы все торчим на помойках?
  – Слишком часто вы произносите слово «торчать», милая моя! – ответил гриб Моховик и насупился грибными бровями, на которых немедленно закопошились мелкие червячки и задумчивый старый слизень.
  – Девушка, – сказал Мухомор, – не слушайте эту старую мох–обезьяну, которая как раз и торчала всегда на помойке, и только делала вид, что не замечает всего этого.
  – «Помойкой» вы называете наш грибной Союз? – спросил Моховик. – А вы сами, молодой человек, что здесь торчите? Ждете, когда вас грибники–издатели заметят?
  – Я не пишу, я ТВОРЮ! – возразил Мухомор и мысленно послал Моховика к грибникам.
  Гриб Боровик, который как раз и был «уважаемым редактором», задумался. Прежде всего, он задумался о пидарастах. Без пидараста не сделать большой литературы. Вся современная литература в его понимании держалась только и исключительно на однополых взаимоотношениях. Боровик думал: «Пидарасты в столице, значит, если хочешь попасть в столицу – ищи пидарастов!» Но педарастов не было, все пидарасты закончились раньше, чем опята. «Пидарасты в литературе – это как левши в боксе!» – гриб Боровик крепко напряг память. Кто же подойдет на роль новой звезды?
  – Моховик, ваше произведение хорошо написано, но оно нам не подходят, – ответил гриб Боровик, – его не заметят ни в «Сентябре», ни даже на «Новой полянке». У вас герой любит девушку, от чего она бедная и страдает, а нам нужно, чтобы герой любил всех и слушал ремейки Киркорова. Ваш текст не вписывается в современную струю, которая всегда была небесного цвета. Под Мухомора вы также не катите, если только не разберетесь с теми червяками, которые вас уже почти сожрали. Займитесь чем-нибудь полезным, например, устройтесь дворником и подметайте всех торчащих на вашей улице торчков. Зачем вам литература, если вы уже не современный? Оставьте ее моему любимому Сигаретину! Он хоть и никотинный, от его текстов воняет иногда, как от дерьма в канализации, но совершенно точно не такой червивый как вы.
  – Не ожидал, товарищ начальник! Ожидал, конечно, но не от вас, – ответил моховик, – пошлый вы человек, гриб Боровик, пошлый и ненужный! Какой от вас прок?! Лучше грибнику под нож, чем к вам на кастрацию. Забыли, как вы при грибе Горбатом, брали у меня два червонца на выпивку? Я вот этого не забыл. Долг с той поры идет. Жалко, что ваш журнал так и не разворовали!
  – В нашем журнале сын вицемера печатает тексты, – ответил гриб Боровик, и тут же подумал: «Какой же я идиот!», потому что выдал военную тайну.
  – Мухомор, а у тебя есть про педарастов что–нибудь? – спросил он, в панике ожидая отказа.
  – У меня есть только про НАСТОЯЩУЮ русскую литературу! – гордо ответил мухомор. – Про педарастов уже не катит, нужен патриотизм! – добавил он с восторгом, а потом еще добавил: – И про православие тоже!
  «А там и так все педерасты!» – радостно подумал гриб Боровик и подумал о выпивке.


  Глюк третий, ДИСИДЕНТСКИЙ.

  Лошадка бывает кусачей!
  Только от жизни ЛОШАЧЕЙ!
  Только от жизни, от жизни ЛОШАЧЕЙ!
  Лошадка бывает кусачей!

  Лошадка не кушает нежную травку,
  Лошадка съедает гражданку собачку,
  И с ней гражданина кота…
  И каждому сразу понятно и  внятно,
  Что эта лошадка не просто лохматка,
  Что эта лошадка всего лишь лошадка…
  И круглая сирота!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
  Лошадка бывает кусачей.
  Только от жизни СИДЯЧЕЙ,
  Только от жизни, от жизни СИДЯЧЕЙ,
  Лошадка бывает кусачей.

  И сразу же видно, что зубки лошадки,
  Уже не играют ни с кем уже в прятки,
  Такие большие все зубки лошадки,
  Кусают, кусают тебя!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

  Спасите, спасите лошадку!
  Которая прячется в травке,
  Которая вжалась в прекрасную травку,
  От Плотника или Моржа!

  (Если кто–то не понял, могу объяснить: «Надежды маленький оркестрик, под управлением… любви!» Нельзя так обращаться с любовью, любовь достойна уважения!)


  Глюк четвертый и последний – КОЛЛЕКТИВНЫЙ МАРАЗМ.

  – Дзинь! Дзинь! Дзинь! – сказал граненый стакан.
  – Экхе, экхе, – прокашлялся голос ведущего.
  – Итак! – продолжил ведущий, глюкового мероприятия. – Мы начинаем наше шоу, шоу под названием, что есть современный писатель и кому он… не будем говорить неприличных и матерных слов, просто скажем НУЖЕН!
  – Ха–ха–ха!
  – Ква–ква–ква!
  – Гу–гу–гу!
  – Ту–ту–ту! – ответила разнобойная и разноразвращенная аудитория.
  – Я рад, что наша сегодняшняя тема вызвала такой естественный интерес у нашей замечательной аудитории! – восхвалил ведущий сам себя и спонсоров проекта.
  – Смешной вопрос, уважаемый господин ведущий. Современная литература существует только в воображении самих господ литераторов, а чтобы понять, кто современный писатель, надо понять кто современный читатель.
  – Ква, хва, гва! – ответила аудитория оратору с места.
  – Дзинь, дзинь! – сказал граненый стакан.
  – Уважаемый персонаж «с места», будем исходить из конкретных реалий: современный читатель – это наркоман, любой писатель – это ботаник, издательства – это наркодиллеры, а писательская среда – поля с маком или коноплей!
  – Минуточку! – возопил голос с места. – А как же тогда, классика, критика, филологи, и наконец… школьная программа?!
  – Ге, ге, ге, вху, вга, вга, бу, бу, га, га!!! – с восторгом отвращения ответила назойливому деятелю аудитория.
  – Дзинь, дзинь, дзинь! – сказал граненый стакан.
  – Прошу минуточку молчания! – продолжил ведущий. – Итак, вы кажется сказали «школьная программа»?
  – Неприличными и матерными словами не выражаться!!! – раздалось с другого места.
  – Спасибо за поддержку! – кивнул ведущий. – Школьная программа, да будет вам известно, уважаемый оппонент, для того и создается, чтобы читатель, еще будучи ребенком, вовремя успел возненавидеть и классику, и критику, и филологию, а затем торжественно–чинно отправился всей семьей на «точку», точнее «толчек». Только там он может приобрести то, что нужно его душе. Творчество это наркотик! Поглощение творчества дает привязанность, восторг и ломку по истечению срока употребления продукта.
  – А вы в курсе, уважаемый ведущий, что наркоманы называют наркоту «дерьмом»? Вы и литературу рекомендуете нам так называть?
  – Ну что вы,  уважаемый «голос из нужника»! – зал отвечает на слоновую шутку ведущего абсолютно слоновым пониманием, то есть коллективным хохотом и визгом. – Та литература, которая графомания, и есть дерьмо по определению, поскольку истинный графоман не может остановить своей естественной потребности опорожниться на бумагу всем накопившимся за месяцы и годы. Вас сейчас не пучит? Может быть, вам лучше сходить по нужде, уважаемый оппонент. Неужели вы не понимаете всю разницу между творческим восторгом и творческим опорожнением? Вы не испытывали творческого экстаза? Вам не хотелось убить все человечество? Что вы тогда делаете в нашей аудитории?
  – Уважаемый ведущий, – ответил голос поддержки, – пусть этот муд@к и все филологи, критики и прочие балбесы займутся чем–то полезным. Напишут хотя бы роман, про то, как писали свои диссертации!
  (бурный восторг и аплодисменты!)
  – Ну что вы, дорогой мой единомышленник…
  – Дзинь, дзинь, дзинь! – прервал ведущего граненый стакан.
  – Филологи тоже, как ни странно, нужны! Кто, кроме них, научит писателя правильно приготовить для читателя «дозу»? А вот уже критики точно никому не нужны, потому что…
  – КАЖДЫЙ ПИСАТЕЛЬ СЧИТАЕТ СЕБЯ ГЕНИЕМ ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ! – хором, как по шпаргалке, отвечает зал.
  – Перейдем к главному вопросу повестки дня. Перед вами великолепно расчлененный в лаборатории труп известного, а рядом такой же вонючий труп малоизвестного писателя. Дадим сравнительный анализ обоих покойников.
  (минута тишины, а потом лютый коллективный гомерический хохот)
  – Ха, ха, ха, ха, ха, ха, ха, ха!
  – Минуточку внимания, – потребовал ведущий, после минуты тишины и двух минут хохота, – и так, как вы правильно заметили у первого экземпляра явная стенокардия, а у второго не менее очевидный цирроз печени. Какие выводы напрашиваются из этого обстоятельства?
  – У первого слишком долго болела совесть, а у второго, в виду отсутствия первого, заболели нервы и психика, – раздается голос с места.
  – Совершенно верно, уважаемый зрительный зал, – похвалил ведущий себя и организаторов массовки, – именно так! Первый слишком долго говорил правду, причем всем, а мысленно даже себе, и его слушали. Второй слишком много врал…
  – Маленькая поправочка, господин ведущий, если первый говорил правду, то какого хера его слушали? Люди что, идиоты, чтобы слушать правду?
  – Мха, гху, мха, вха, – из разных мест!
  – Дзинь! – осторожно произнес граненый стакан.
  – Люди, это большое, коллективное… – произнес ведущий сделав паузу, – веселое, жизнерадостное и абсолютно обширявшееся наркотой самой жизни обкуренное стадо! Они хотят правды ПРОСТО ИЗ ЧУВСТВА МАЗОХИЗМА!
  – УА–А–А–А–а–а–а–а–а! – подвел итог конференции зал.
  – Обратимся к Путину, чтобы он выдал нам миллион баксов на издание моей книжки «В постели с Достоевским» или «Как я был на этой охоте!», – подвел собственный итог господин ведущий.
  – Следующая конференция состоится и пройдет… да, пройдет! Через полгода, в центральном Интуристе с видом из окна на Малый Арбат, – произнес «граненый стакан», подведя окончательный итог завершившегося шизомероприятия.

ЗЫ: для тех кто сумел выжить, дочитав до этого места у меня страшная новость...

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ!


Рецензии