53. Секретная обитель Окуловки, Бологое центр

Секретная обитель Окуловки

В вагоне мы ехали одни. Фил сонно скрылся в недрах твёрдых и неудобных скамеек, Толич у противоположного окна усердно пришивал дополнительный карман к рюкзаку. Я подсел к нему и надменно усмехнулся:
- Зачем это?
- Тебя забыли спросить, - он укололся и стал обсасывать пораненный палец, - … для воды.
- Тебе тоже стоит карман для бутылки сделать, - послышался сонный голос Фила из-за скамеек, - Сдохнешь на трассе.
- Я здесь сдохну, - ответил я и пересел обратно.
За окном плыли брошенные территории и бесхозные дома. Солнце плавило толстые стёкла электрички. Я откинулся и впал в мутный неприятный сон.
Открыл глаза я оттого, что поезд долго и неуверенно пытался остановиться. Из засохшей земли вырастали странные обесцвеченные постройки. Людей нигде не было. Я подумал, что мы на поезде-призраке. Он привёз нас в затерянный потусторонний мир. Мне показалось, что я уже слышу эти барханы, высокое, палящее солнце.
- ****я, - задумчиво протянул Толик, оглядывая заброшенные просторы.
- Окуловка, - констатировал, только очнувшийся, Фил. Поезд загадочно стоял, не открывая дверей. Мимо нас в быстром шаге проследовал потный, взъерошенный машинист. В этом местном районном центре нам предстояло провести час двадцать.
- Пойдём, - сказал я Толичу, натягивая мятую футболку.
- Куда?
- В библиотеку, - хмуро сказал я, и мы, отодвинув выключенный двери, спрыгнули на землю обетованную.
Среди железнодорожных путей стоял овальный ящик вокзала. Все окна были заколочены фанерой. На платформе стояли люди, читали газеты, курили. В тени козырька с камешками игрался ребёнок. Его мама, рядом, сонно следила за ним. Мы перешли пути. У переезда стоял рядок машин. На некоторых поблёскивали шашки. В стороне стояли усталые от жары шофёры и о чём-то негромко переговаривались. Они крутили вокруг пальца ключи, светлые рубашки прилипли к телу. Шофёры безразлично проводили нас взглядом. Мы прошли мимо, пересекли узенькую площадь, и зачем-то зашли в сельском магазине. Я твёрдо знал, что деньги мы тратить не будем. Толик долго разглядывал мятые стаканчики мороженого под холодным, заиндевелым стеклом. Я покрутил головой и вытащил его из магазина.
Заглянув за угол, я увидел старый покосившийся сруб с ошмётками голубой краски на стенах. Над открытой настежь дверью красовалась огромная, наполовину стёртая, надпись: «Музей Миклухи Маклая/ детская библиотека».
- Миклухе Маклаю здесь самое место, - сказал я.
- Здесь он прибывал в нирване, - задумчиво протянул Толич. Я  нерешительно заглянул вовнутрь. Внутри был, похожий на предбанник, маленький коридор с двумя обитыми войлоком дверьми. Там было прохладно и веяло цветным хлорированным запахом моих прошлых пионерлагерей, стирающихся из памяти старых – новых стен и железных кроватей. Я выглянул и сказал Толику, - вот и библиотеку нашли…
Мы вернулись в гроб душной и сонной электрички. До Бологого оставалось два часа. Очень хотелось мороженого.


Бологое – центр

Поезд медленно подъехал к середине… России. Когда говорят - центральная Россия, это здесь, центр земного шара… Здесь человек необъяснимо легко может взмахнуть рукой и поехать и в Москву, и в Питер. Куда душе угодно. До любой столицы рукой падать. Да только будет лежать на асфальте, думать о таком необходимом червонце и конечно никуда не поедет, да и не ездил он. 
Но я не хотел думать об этом. Мысли о том, что преодолено лишь пол пути путались в ногах и мешали идти дальше. Множество раскинутых по всюду серых кубиков-хрущёвок подтвердили большую горделивую надпись на вокзале «ПГТ Бологое», посёлок городского типа…. День подходил к концу. Во всём сквозила усталость и нежелание двигаться. Я, в тайне от себя, позавидовал людям, которые уже приехали. Нехотя тащил свой рюкзак через высокий путепровод и тоскливо глядел на светлые окна соседних домов.
В поезде оказалось на редкость много людей. В конце вагона расположились улыбчивые молодые девушки с большими тюками. Я помог их затащить. У противоположного окна уселась сухенькая старушка с накрашенными губами, в красном платке. Она недобро ухмылялась мне. Дальше - грузный  бородач в белой рубашке с влажными пятнами на груди и подмышками. Две неприметные женщины и сухощавый работяга в грязном комбинезоне. Он сиротливо прижался тёмной щекой к окну и заснул.
Поезд тронулся, и с ней тронулась, застывшая на мгновение, жизнь. По вагону засновали усталые торговцы и попрошайки.
- Подайте инвалиду, - затянул одноногий человек, в строгом сером костюме, на костылях.
- Подайте, - запищала старушка с накрашенными губами, передразнивая инвалида, - Подайте одноногому на пиво. – И забурчала что-то невнятное себе под нос, - Еще и инвалид..., да пенсия должна быть.., чёрт проклятый…
Я вышел в тамбур. Стекло в дверях было благоразумно кем-то выбито. Я высунулся, тяжело вдохнул упругую струю воздуха и сел под дверью. Солнце уже скрылось на горизонте, оставляя длинные тени, серое небо и мелькающие надо мной железнодорожные столбы. Из вагона вышла низенькая, чумазая девчушка с чёрными, блестящими бусинками глаз, в рваном платьице, и протянула грязную ручонку в мою сторону. Она была настолько маленькой, что казалось, сможет уместиться в клапане рюкзака. Я отрицательно помотал головой и отвернулся. Тогда мне показалось, что я ощутил запах Москвы.