Фобии и творческий кризис одного автора

«Следующий раз не пущу», - сказал усатый мужчина с черным от слез лицом. «Так ведь ты и в этот раз не пустил», - возразил я, бросая на пол мелкую улитку. «А следующий точно не пущу», - продолжал плакать сторож. Я повернулся и прогулочным шагом пошел вдоль ржавых перил. Желтые листья протяжно гнили в темной воде. Приближался конец ноября и вот-вот должен был открыться сезон охоты на сторожей. Именно поэтому они имели такой жалкий вид. Мех свалялся, усы висят, фартук свернулся, как старый пергамент. «Постреляем», - весело подумал я.

Но тут у меня опять появился страх потерять работу. Это означало, что в кармане снова возник пенсионерский ветхий кошелечек с тусклой медной табличкой: «страх потерять работу». «Только не это», - подумал я, и на меня тут же рухнул кусок картона с надписью: «страх опасений», а мимо проехал велосипедист с вышитым на футболке текстом: «страх потерять страх». С дерева свесился обезноженный стул, на котором сквозь свежую краску проглядывали слова: «страх, что кто-то увидит». А прямо в глаза мне бросилась огромная афишная тумба с совсем уже неуместной надписью: «Страх мармелада. Часть вторая. Возвращение мармелада.» Панический ужас обхватил меня сзади коваными скамеечными ногами и потянул в разверзшуюся подо мной трещину, а сверху на меня падали различные маниакальные предметы, символизировавшие страх пуговичных петель, сопения, боязнь картонных ушных протезов, степанофобию и ужас от приближения далеких предметов.
Я понял, что сторожиной охоты мне не видать и в доказательство этого меня больно ударил по уху омлет, на котором повидлом было написано: «страх не попасть на охоту».

Безусловно, я был обречен на гибель. Спас же меня, как это часто бывает, нелепый случай. Просто именно в тот момент, когда я должен был провалиться в трещину и навеки исчезнуть в ее горохово-похлебочном нутре, произошло столкновение двух центральных персонажей моего рассказа – юноши с подозрительно чистыми руками и девушки с Осокорков-7, которое, естественно, отменило летальный исход лихо развернувшегося повествования. Пришлось выбраться и решать судьбу своих героев со свойственным мне энтузиазмом и некомпетентностью. Молодого человека стали звать Костиком, а барышню – Мирославой. Она же называла его не иначе, как ежиком, а он ее, ласково -- попкой. После этого персонажи стали внушать мне брезгливую жалость. Ежик обнял попку за символическую талию, и я придал им ускорение, достаточное для физического сближения со сторожем в слезах, усах и теплых варежках.

«Теперь им придется выслушивать его уверения, что в следующий раз их не пустят», - злорадно подумал я и зашагал в Петрозаводск, ориентируясь по нараставшим градусам северной широты. На душе было славно, ведь я обустроил троих персонажей наилучшим образом.

   Дело было за малым – обустроить себя самого. «Куда ж его девать», - подумал я. «Все-таки жаль, что я не дал ему провалиться в ту трещину, тогда бы и дело с концами.» Впереди показался столб, нет не столб, а камень, и не камень, а такой человек в желтом глобусе на голое тело, хотя на самом деле там никого не было, а просто стоял я, босой и с трубкой, набитой табаком «нептун». Тогда я на цыпочках подкрался к себе и стал ходить взад-вперед делая вид, что не вижу, как курю трубку и смотрю, как хожу взад вперед в клубах сизого дыма, в котором и не видно, что кто-то ходит, потому что кто-то изрядно надымил...
    Вот там я хожу и поныне и все думаю, чего бы написать дальше.