Каин, где брат твой авель?

В те годы мы с женой устраивали себе зимние каникулы. Присовокупляя два уик-энда к рабочей неделе, мы на 9 дней отправлялись в, так называемый,  Дом творчества Госкомитета по телевидению и радиовещанию, где трудилась моя супруга. Небольшой этот пансионат был затерян в еловых лесах северного Подмосковья, в 5 км от станции и поселка Софрино, от которых он и получил свое название. Нам быстро полюбилось это место кратковременного отдохновения от трудовой городской жизни
С чем сравнить почти физическое наслаждение, когда, вырвавшись темным морозным вечером из мокро-ледяного зловонного зимнего города, ты вдруг обретаешь звенящую тишину и неповторимый снежный чистейший вкус лесного воздуха. Как уютно было в небольшой удобной комнатке с деревянными кроватями, и окном, выходящим в заснеженный парк с вековыми липами.
В Доме отдыхали в основном работники телевидения и радио — женины коллеги. Со многими она раскланивалась. Атмосфера Дома для «своих» была непринужденной и расслабляющей. Дни в «Софрино» был похожи один на другой, но мы наслаждались этим однообразием. После завтрака неторопливо собирались на лыжную прогулку. Часа два-три скользили по лесным тропинкам и просекам, обрамленным с обеих сторон сплошной стеной высоченных елей и берез с тяжелыми шапками снега на ветвях. Самое приятное в лыжном пробеге — возвращение, когда, наконец, можно снять лыжи и ботинки и подставить под горячий душ вспотевшее, несмотря на мороз, и ломящееся от усталости тело. Кульминацией дня, моментом наивысшего «кайфа», было послеобеденное время, когда заваливаешься  на кровать с книгой или толстым журналом.
 Как только за окном сгущались ранние зимние сумерки, мы устраивали чаепитие здесь же в комнате, грея родниковую воду, прихваченным из дома маленьким кипятильником, а после отправлялись совершать ленивый вечерний моцион по длинным вычищенным аллеям, где чистейший снег таинственно искрился под синеватым светом фонарей. После ужина в маленьком зале показывали кино. Рядом был просторный затемненный бар, где играла музыка, отдыхающие танцевали и пили разнообразные коктейли. Это особое место в большом Доме предназначалось для  легкого флирта, не обязывающих знакомств и неторопливых праздных бесед, туда мы заходили посидеть перед сном, выпить чашечку кофе или некрепкий коктейль. 
В тот вечер, против обыкновения, моя жена от этого удовольствия отказалась,  и сказала позевывая, что хочет уже прилечь с книжкой. Я же не стал отказываться от маленькой привычной церемонии и проследовал к стойке бара. Взяв любимый мой скотч-тоник, я высмотрел незанятый столик в дальнем углу у окна, где музыка звучала не так громко, и устроился за ним.
Через неплотно задернутые толстые светло-коричневые шторы проникал завораживающий свет полной яркой зимней луны и виднелись укутанные снегом ели, отбрасывающие в этом лунном свете резкие тени на пушистый снег, искрящийся ледяной алмазной крошкой.
Не успел я пригубить горьковатый согревающий напиток из приземистого толстостенного стакана, как возле моего столика будто материализовался человек, приближения которого я не заметил.
— Не возражаете? — спросил претендент на второй стул.
— Пожалуйста, — ответил я, подняв голову и глядя на нарушившего мое относительное одиночество, изобразил подобие улыбки.
Человек поставил на столик рюмку, по всей вероятности, коньяка,  блюдечко с ломтиком лимона, чашечку черного кофе, деловито отодвинул стул и устроился напротив меня. В полумраке зала, да еще против света, я не сразу его рассмотрел.
Теперь, искоса на него поглядывая, я видел перед собой старика с большим мясистым носом и высоким морщинистым лбом, в толстых очках с выпуклыми как линзы стеклами, отчего глаза его казались неестественно огромными. Вся остальная поверхность головы, за исключением идеально круглой и гладкой лысины в верхней части черепа и скул со склеротическими жилками, была покрыта густой тщательно ухоженной шелковистой растительностью безукоризненной белизны, казавшейся голубоватой,  когда на нее время от времени падали блики лунного свет из окна. Растительность состояла: из довольно длинных волос, аккуратно спускавшихся от упомянутой ласины до мочек ушей и  спереди окаймлявшей лоб ровно подрезанной челкой, густых нависших бровей, пышных усов, которые почти полностью скрывали рот и составляли единую заросль с окладистой бородой, по форме средней между клином и лопатой. В целом, обликом мой сосед по столику напоминал Деда Мороза, снявшего шапку и надевшего очки. Одет «Дед Мороз» был в толстой вязки белоснежный свитер молодежного вида, джинсы и кроссовки и немного представлялось, что передо мной сидел  молодой человек в стариковском гриме отменного качества.
Я отвел от него взгляд, и стал смотреть на чарующий зимний ночной пейзаж за окном, краем глаза все же заметив, что старик поглядывал на меня своими выпуклыми очками, как мне показалось,  с любопытством. Время от времени он подносил рюмку к тому месту, где должен находится рот. Там рюмка скрывалась наполовину и снова возвращалась на стол, при этом уровень жидкости в ней почему-то не понижался. Похожее происходило и с кофейной чашкой. К лимону белоснежный старик не притрагивался. Чувствовалось, что он хочет со мной заговорить, но я повода к началу беседы не подавал — разговаривать с ним не было у меня ни малейшего желания. Я старался побыстрей допить свой скотч, но сразу же встать и уйти по мне было бы как-то неприлично.
Через несколько минут молчания наши глаза неизбежно встретились и, не обращаясь ко мне, но так, чтобы мне стало неудобно промолчать, старик произнес:
— Вот ведь какое, в сущности, простое вещество — этиловый спирт, в ведь нет его в природе, — он говорил совершенно нестарческим четким баритоном с интонацией, неуловимо приглашающей незнакомого собеседника не то к дискуссии, не то к полемике, при этом он поднял свою рюмку, как бы показывая ее мне. Мне странно почудилось, что старик знал, что видит перед собой химика, хотя бы и бывшего.
— Простите, как это? — я поддался на провокацию, уж больно вздорным было высказывание старика, пожалуй, он был не совсем в своем уме.
— По вашей реакции вижу коллегу, — мгновенно приободрился старик и не то улыбнулся, не то ухмыльнулся, так что стал виден его рот с неожиданно ровными белыми зубами (наверное фарфоровые вставил, мелькнула ненужная мысль).
Что делать, пришлось вступить в диалог.
— В какой-то мере, — ответил я лаконично равнодушным тоном, который не должен настраивать инициатора общения на заинтересованный разговор.
— Виноват, это в каком смысле? — спросил мой визави с оттенком заискивания в голосе.
— В  том смысле, что химик я по образованию, но профессию свою уж 5 лет, как оставил, —  голос мой, похоже, потеплел, — а как это, «этилового спирта нет в природе», а что же мы пьем?
Мой общительный «сорюмочник» должно быть решил, что я проглотил наживку, взбодрился, и немедленно тело его приняло позу, а лицо — выражение человека, предвкушающего увлекательную беседу на интересующую его тему. Его крупный нос покраснел, то ли от возбуждения, то ли от коньяка, и он еще больше стал походить на загримированного под Деда Мороза.
— Поясню мою мысль, — продолжил Дед Мороз и внезапно сделал паузу. По глазам его бы видно, что он облекает свои мысли в доходчивые и убедительные слова. Старик опрокинул в рот половину своей рюмки, пожевал лимон. Отпил глоток кофе. Теперь у него подрумянились щеки. Он глубоко вздохнул и начал вещать, как если бы читал студентам давно выученную наизусть лекцию.
—  В природе не встречаются органические вещества, образованные путем синтеза из неорганической материи, кроме полученных, так сказать,  разумным путем, то есть, человеком. Причем последний создал бессчетное количество этих искусственных веществ, вовсе не существующих в природе, в том числе и  в живой.
Природа же, в отличие от человека, оказалась неспособной синтезировать даже такое примитивное по структуре вещество как, скажем, этот самый этанол или, какой-нибудь там, полиэтилен. Она не смогла это сделать даже с помощью живых организмов, распад которых  предоставил ей сырье -  этилен -  он содержится в горючих ископаемых. Подобных примеров можно привести сколько угодно. Вы можете мне возразить, коллега?
-  Минуточку, минуточку, уважаемый коллега, -  в тон ему ответил я - дайте мне немного разобраться. Я задумался, осмысляя его тираду, прозвучавшую словно прочитанный текст. Я сделал два глотка скотча, в котором почти растаял весь лед,  и, вместо ответа, осторожно задал ему вопрос.
 Так вы по химической части?
-  Да, да, люблю химию, особенно органику. Но признаться, как и вы,  давным давно ей не занимаюсь. На его лице возникла мина ностальгического сожаления.
-  Давно, это сколько, разрешите поинтересоваться? Спросил я, непроизвольно подражая его, если можно так выразиться, академической и несколько архаичной манере говорить и немного опасаясь —– мой собеседник мог подумать, что я иронизирую. Но ничуть не бывало. Его лицо, напротив, засветилось еще большим расположением к неожиданно встреченному коллеге и он охотно ответил.
 Сто лет назад. Последний раз в Париже. В лаборатории Гриньяра.
- Вот это да, -  я не выдержал и не очень вежливо его перебил, -  лет 10 назад я имел честь быть знаком с одним из близких учеников Гриньяра  -  Анри Норманом, тогда он был Президентом французского химического общества, вы, должно быть, тоже его знали?
Мой загадочный собеседник напряг лоб, вспоминая, губы его беззвучно зашевелились, словно он запрашивал свою память.
-  Анри Норман...  Анри... Ну да, конечно, у нас с Виктором был такой ученик. Очень способный юноша. Простоватый, скромный. Виктора  - своего учителя просто боготворил. И, как я слышал, всю жизнь продолжал его дело, и стал вторым, после моего друга, Гриньяра магнийоргаником в мире.
Тут мне стало не по себе, я почувствовал себя идиотом: как я сразу не понял, что передо мной либо выживший из ума старик,  либо душевнобольной? Я простодушно воспринял «сто лет назад» в переносном смысле, а «в лаборатории Гриньяра» - лаборатории имени великого органика. Я обозлился на старика и на свою наивность, не выдержал и уже почти с нескрываемым сарказмом, нагловато спросил:
- Может вы и Лавуазье знали?
Ничуть не смущаясь, старик спокойно ответил.
- Ой, и не спрашивайте! Мой бедный Антуан! Он же был гений! И зачем только он полез в политику! Как я  только его не отговаривал. Какие жуткие были времена! Одного из величайших просветителей отправили на гильотину!
Ну, всё, с меня достаточно, решил я. И откуда только принесло этого психа-маразматика. Я залпом допил свой почти уже теплый скотч и поднялся со стула, чтобы уйти. Но старик понял моё движение иначе. Он тоже приподнялся и, протянув мне руку, бодрым голосом с улыбкой изрек:
- Да, конечно, пора представиться: Авель Адамович.
Ничего не поделаешь. Мне пришлось пожать его сухую холодную ладонь, назваться и сквозь зубы процедить: «Очень приятно». Старик снова сел, поднял свою злополучную рюмку с остатками коньяка и предложил выпить за знакомство. Я скривил улыбку и вылил на язык последние капли скотча, напряженно думая при этом, как бы без лишнего хамства избавиться от ненормального «коллеги». Тот же, тем временем, напротив, еще больше расположился к приятному общению и снова принялся за свою лекцию.
- Продолжим.  - Произнес он с нескрываемым удовольствием, и я снова стал его слушателем — жертва собственной тактичности и воспитанности.
- Любезный Алексей,  жизнь не могла стать продуктом деятельности слепых сил природы. Такая гипотеза абсурдна. Она противоречит всему экспериментальному и теоретическому научному опыту, накопленному человечеством за все время его существования. Причем  несостоятельность подобного предположения становится все очевиднее с научно-техническим прогрессом. Действительно: живая материя состоит из органических соединений. Уже в названии «органические» определяется их происхождение. Они являются строительным материалом организмов.  Дадим все же определение органических веществ, принятое в химической классификации. При всей условности разграничения «неорганики» и «органики», истинно органическими следует считать  соединения, содержащие углеродную цепочку, состоящую хотя бы из двух атомов углерода . Так вот, вы же не будете возражать, что имеющиеся на Земле органические вещества, не входящие в состав организмов, являются исключительно продуктами их разложения.
В основе же материалистической гипотезы происхождения жизни  - лежит образование органических соединений из неорганических путем их слепого синтеза в климатических  условиях древней Земли, с последующим усложнением  строения, вплоть до возникновения  таких сверхсложных структур, как белки и даже ДНК. Для доказательств эта гипотеза использует данные опытов по симуляции этих условий в лабораторном масштабе. Но, во-первых, это еще надо доказать, что параметры атмосферы и океана были именно такими, какие воспроизводятся в лаборатории, во-вторых,  результаты экспериментов довольно скромны: получены следы аминокислот - этих «кирпичиков» белковой молекулы. Далее приверженцы материализма делают логическое утверждение, что за миллионы лет «кирпичики» могли сами собой построится в белковые молекулы и прочие структуры органической материи, и, в конечном счете, она сама собой ожила. С чего бы это? Может ли набор кирпичей сам по себе выстроится в собор Парижской Богоматери? Что, кстати, было бы несоизмеримо проще по сравнению с созданием живой ткани.
Но даже если мы допустим, что все произошло именно так, отчего же тогда на Земле не осталось ни одного от бесконечного многообразия стройматериалов, от самых  простых до самых сложных? Куда же они все подевались эти органические вещества? Где хотя бы этот вот наш  этиловый спирт, уксусная кислота, бензол и т.д. и  т.п. -  продукты синтеза, а не продукты, повторяю, разложения? Отчего они все исчезли? Какие катаклизмы уничтожили «материалы», пощадив построенные из них «сооружения»? Где здесь элементарная логика?
Ну хорошо, сделаем еще одну уступку материалистам, хотя это не лезет ни в какие ворота. Пусть будет так -- все промежуточные звенья, которые были необходимы для появления живой материи, чудесным образом пропали и «не хотят» больше получаться. Но как тем не менее объяснить, что слепая природа, которая  за сотни миллионов лет не смогла создать хотя бы кувалды,  умудрилась синтезировать в океане и атмосфере белки и нуклеиновые кислоты в их многообразии, что  недоступно даже сверх современным технологиям органического синтеза, при этом,  природа их «свела»,  дав возможность ожить и научиться создавать им подобные структуры. А ведь самое большое достижение химиков при попытках искусственным путем воспроизвести простейший белок -  получение полипептидов  -  небольших фрагментов полимерной цепочки белка. Заметим, что не так уж давно наука смогла  установить строение ДНК, и невероятная сложность её молекулы поразила видавших виды химиков.
Авель Адамович внезапно умолк, словно выключили звук. Я осознал, что всё это время внимательнейшим образом слушал моего лектора, у которого подозревал тяжелоё психическое расстройство. Секунд двадцать мы оба молчали. И тогда я задал ему вопрос, которого он только и ждал и ради которого он и затеял эту беседу.
  - Так откуда же, все таки,  взялась жизнь на Земле?
  - Жизнь на Земле, мой друг, как, по-видимому, и  во всей Вселенной,  имеет разумное происхождение. Другими словами, она создана Высшим Разумом или Всевышним, Богом, Демиургом, как там еще? Господом, Создателем, Творцом, Яхве, Аллахом и т.п.,  моим дедушкой, хе-хе-хе. Шутка.
Авель Адамович вытащил откуда-то огромный белоснежный платок, трубно высморкался. Резко поднялся, протянул мне руку и, сказав вдруг заторопившимся голосом:
 Спасибо за беседу. Рад был познакомиться. Извините за назойливость. Мне пора. Прощайте коллега.
Не ожидая моего ответа, он повернулся и быстрой танцующей моложавой походкой направился к выходу из бара. Я стоял в некотором оцепенении, глядя на удаляющуюся белую фигуру, которая через мгновение скрылась в светлом проеме входной двери. Больше я его не видел.