Медведь и остальные

Лежа в углу, Пятачок с ужасом смотрел на исчезающую в медвежьей пасти тушенку. Медведь был шумен. Он скрипел сапогами и портупеей, лязгал зубами и ложкой, сопел носом и отдувался. Это был драный бурый шатун-разведчик с капитанскими погонами и незамысловатой окопной харей. Ковыряясь в банке, он одновременно вертел в другой лапе трофейную губную гармонику, которую месяц назад прислала Пятачку его Эльза.
– Наме, – не оборачиваясь, с набитым ртом пробурчал медведь.
– Отто Фюнфер, герр гауптманн! – сразу же отозвался Пятачок, приподнявшись в углу на связанных сзади руках.
– Гут, ****ь, – сказал медведь, поставил на стол звякнувшую пустотой банку, вынул из висевших на поясе ножен тесак и шагнул к Пятачку. Тот побледнел.
– Битте! Битте! Найн! Найн!
– Руэ, швайн! – в рифму ответил медведь и, обернув Пятачка к стенке, ловко разрезал путы. Затем поставил его на дрожащие копытца, непостижимо длинной рукой сграбастал со стола через всю землянку гармошку и сунул ее пленному под пятак. – Шпиль, Отто! Гут, битте, шпиль, ****ь.
Пятачок затрясся и напустил под себя. Медведь покачал головой, сжал кулак, но, подумав, взял пленника за плечо и потрепал его легонько и ободряюще.
– Шпиль, Отто. Шпиль, камерад.
Пятачок поднес гармошку к губам и собрался с силами. Медведь вдруг широко улыбнулся и плавно покачал в воздухе татуированной лапой. Уставившись на лапу, Пятачок заиграл, еще не зная, что именно он играет. Через несколько протяжных нот у стены на нарах что-то зашевелилось. На заплеванный пол упало крупное птичье перо цвета хаки, затем из-под бушлата вылупился круглый огромный глаз.
– Козел ты, медведь! – отчетливо сказала сова. – Мне до рассвета еще раз фольварк бомбить, а он посреди ночи концерт устроил. Вот скажу Кролу, что ты тут над пленными издеваешься, они тебя всем отделом по нижней головке сапогами погладят.
– Руэ, курва! – весело ответил медведь. – Шпиль, Отто!
Дверь землянки скрипнула, и, утирая фуражкой пот, вошедший ишак присел на поставленный возле входа снарядный ящик. Медведь неуловимым движением выхватил у Пятачка гармошку и то ли куда-то спрятал ее, то ли мгновенно смял в крупинку волосатой могучей лапой.
– Гвардии капитан Пух, провожу допрос “языка”, товарищ гвардии подполковник! – доложил медведь. Сова, захлопнув глаз и разинув клюв, уже три секунды как выглядела сильно усталой и крепко спящей фронтовой птицей.
– Хоть бы на двор выходили, что-ли… – морщась, сказал ишак. Он достал спрыснутый чем-то трофейным трофейный же носовой платок и помахал им перед лицом.
– Это не мы, товарищ гвардии подполковник! – негромко, но браво оправдался медведь. – Это он. Как банку из-под свинины увидел, так и потек сразу.
– Значит, так… – весомо сказал ишак и не продолжил, уставившись на висящий на стене кусок зеркала. Сделанный из крупнокалиберной гильзы светильник коптил, колыхался пламенем и не позволял зеркалу адекватно отражать действительность. На хмурого невыспавшегося ишака-офицера глядел, словно с портрета в рамке, довоенный печальный Ослик, застигнутый фотовспышкой сразу после осознания того факта, что его юная племенная подруга будет спариваться не с ним, а со старым полуслепым ослом из горкома.
– Значит, как? – звякнув медалью, в меру игриво спросил медведь.
– Да кто его теперь знает… – немного погодя ответил ишак. – Ума не приложу теперь, как. Вчера вроде все ясно было. Теперь – не знаю.
– Случилось что? – спросил медведь, звякнув орденом.
– Случилось… – тихо ответил ишак-подполковник. И с надеждой посмотрел в зеркало, словно желая увидеть там себя завтрашнего, идущего по Тверской в просторном двубортном костюме с ладной ослицей под руку и двумя маленькими ишачками в матросских костюмчиках. Вдруг он поднялся и, обойдя медведя, в упор уставился на Пятачка.
– Аллес, падла, – без какой-либо интонации сказал ишак, отведя руки назад и глядя Пятачку прямо в глаза. – Вот и капут, сука.
Мочевой пузырь Пятачка был уже пуст. Поэтому его тело среагировало лишь несколькими крупными каплями, упавшими на воротник кителя из зажмуренных глаз. Умирать Пятачку приходилось впервые. И он не хотел участвовать в своей смерти.
– Товарищ подполковник, неужели… – прощелкала сухим клювом сова. Шепотом, словно что-то боясь спугнуть.
– Выведешь из расположения и отпустишь, – по-прежнему без какой-либо интонации сказал ишак, но уже медведю. – И гармошку ему отдай. Не за ней мы сюда пришли.
– Това…щ…подп… – у медведя затряслись губы. Выронив откуда-то гармошку, он поднес лапы к покрасневшей вмиг морде.
– Такое дело… – мучительно выдавливая слова,  произнес ишак. – Радоваться бы надо. А я… А мы… Тяжело.
И он на негнущихся ногах вышел. Лишь уже на пороге найдя в себе силы подытожить свой визит одним-единственным, нежданным и долгожданным коротким словом.
– Победа!