Матрешка

Я полз по мокрому песку. Надо было успеть до заката. Погружаясь в зыбкую основу, периодически проваливаясь и снова выкарабкиваясь на поверхность, я толкал перед собой эту зеленую дубину, которую зачем-то мне надо было доставить до места назначения. Зачем-то именно до заката.

Смотреть на это зрелище с высоты страшно. Даже как-то хочется помочь бедняге, вон он как мучается. А с другой стороны, голод не тетка, у меня же дети. Ясное дело, муравей – не бог весть, какой деликатес, но черви-то давно уже кончились. Или попрятались, так что придется облегчить последний путь страдальцу. Нет, не могу. Жалко его до безумия. Поэтому сижу уже тут на ветке битый час. Ни туда, ни сюда. Сижу и не чирикаю.

Не получается движения. Застывшая, мертвая картинка. «Мерседес» мчится по шоссе. Хочется передать этот встречный ветер, шуршание шин, передать скорость через деталь, через разбившегося о ветровое стекло шмеля. Да только какой там! Сплошное кладбище. Мерс застыл, как вкопанный. Деревья по обе стороны шоссе – стоят столбами, ни один листик не шелохнется. Даже этот воробей на ветке вроде бы силится спрыгнуть вниз, а не может. Сидит, будто его "Моментом" приклеили.   

«Ну послушайте, вы же талантливый художник. Вас признали гением. У вас мировое имя и сто двадцать персоналок. Что вас так волнует? Просто надо немного снизить планку, попробуйте писать картины так, чтобы не задумываться о том, что именно вы создаете на полотне, просто пусть рука сама водит кистью, отключите голову», - говорю я ему.
Ну, вообще, художники достали уже. Чуть что, какая-то неудача, - и он мой пациент. Или наоборот. Гении приходят. Многие уши себе отрывают. Ну, этих сначала в травмопункт, а потом все равно ко мне.

- Петровна, слышь! Ты Лизку-то в сад водила сегодня? И что, забирать снова сама пойдешь? Ну да, родителям нынче не до них. Работают? Нет? В отпуске.  Ну, отдыхать тоже надо, ясное дело.  Ладно, нечего телефон занимать, вдруг они тебе позвонить из этой Антальи вздумают. Пойду  следующую серию смотреть. Ты прошлую-то видела? Нет? Там дон Геласкес … Ну какой-какой, черненький такой, высокий, тот, что с этой Марией, прости Господи… Да нет, он художник, вспомнила? Ну да, так вот он в психушку попал. Да, лечат. Да не говори, я и сама вся испереживалась. Сегодня вот полночи не спала. Да корвалол у меня кончился, ага. Ладно, пора мне уже, начинается. Будь здорова! Алё! Алё, слышишь меня? Вот телефон дрянной, совсем. Надо Славке сказать, чтобы аппарат купил новый.

Последний вызов, он трудный самый. Теперь в диспетчерскую – и домой.  Там Татьяна, теплая, как печка. Только привалишься и сразу - в сон. Она, конечно, утром опять будет ворчать, а как ей объяснишь, она весь день сиднем дома сидит, а ты тут белкой крутишься весь день, по квартирам носишься мухой, все ведь хотят, чтобы им телефоны подключали качественно, быстро и подешевле. Ни одна сволочь еще ни разу не попросила, чтобы помедленнее, похуже и чтобы дорого. Ты вот хотя б один день пчелкой полетай по вызовам, попробуй потом себя кроликом с Татьяной вообразить. А в выходной в прошлый, или отгул это был у меня? Ну, не важно. В выходной  Толян приходил в гости. О, Толян – это кабан! Выпили, то да се, Толян заливал, что по радио один умник говорил, что если часто во сне себя животным видишь, значит того, с катушек поехал.

Ну вот опять он сегодня отвернулся. И так к нему, и сяк - нет не расшевелить. Устает, ясное дело, но обо мне тоже ведь надо подумать. Знаю, что любит. Он же сам мне это говорил. Ну что ж делать-то? Да я готова сама на работу, да ведь он же первый против будет. Мол, ты по дому все делаешь, мне такая как раз и нужна. Ну что я ему, в прислуги нанялась? Но можно ведь и дома работать. Можно, например, писать рассказы. Черт, спать-то совсем не хочется. Пойти, что ли его водой окатить? А что, проснется враз. Жалко. Можно писать рассказы. Про что? Про то, как труд облагораживает? Вон он этот, облагороженный храпит. Нет, жалко его, конечно. Сил-то сколько уходит. Надо гнать от себя эти мысли. Потому что можно свихнуться. Вчера вон еле заснула, а как заснула, так идиотский сон этот приснился, будто я муравей и тащу огромную травинку зеленую домой. И сил уже никаких, а надо успеть до заката. Но тащу, облагораживаюсь.