Парадокс мандарина

Два человека в просторном кабинете огромного особняка откровенно маялись бездельем. Было воскресенье, рабочий день кончился непривычно рано — к обеду, что крупных бизнесменов, к числу которых принадлежали и они, выбивало из колеи привычного образа жизни, отстраняя от необходимой для них работы. Сергеев и Вовнянко чувствовали себя не в своей тарелке. Даже мобильники молчали.
Из своих офисов они договорились поехать домой к Сергееву, и теперь пили послеобеденный кофе, затягиваясь периодически пахучими сигарами. Беседа поначалу не шла. Все рабочие проблемы были решены еще на неделе, по мере их появления, а на другие темы разговаривать им было непривычно. Но потом Вовнянко коснулся в разговоре темы человеческой алчности и они оба сразу оживились. Сергеев был психологом по образованию, Вовнянко — философом, и этот вопрос на стыке психологии и философии их увлек, превратив вялую беседу в спор.
— Человек все-таки не животное, — убеждал Вовнянко Сергеева, — или, если угодно, не совсем животное. Он может осмысливать свои поступки и соизмерять их не только с последствиями, но и с моральными и этическими нормами, поэтому не все его действия можно определять лишь как стремление к материальной выгоде.
— Все, — уверенно сказал Сергеев.
— Так уж прямо и все?
— Именно. Это – основная его доминанта, все принципы пасуют перед ней. Если человеку предложить достаточную сумму, то он сможет совершить любой поступок, какой будет в его силах. Предложи первому встречному подложить взрывное устройство в детский сад и пообещай, что за это он получит миллион долларов. Поначалу он, конечно, у виска покрутит. Но потом поразмыслит и прикинет, что на миллион он сможет сделать новые документы, уехать в другую страну и потом прожить остаток жизни в достатке. И что ему тогда эти дети, которых он и в глаза не видел?
— Проблема мандарина… — задумчиво протянул Вовнянко.
— В каком смысле?
— Есть такая философская проблема… Представь, что где-то живет китайский мандарин, или, применительно к современным условиям, арабский шейх. А перед тобой, — Вовнянко потыкал указательным пальцем в столешницу журнального столика, стоявшего между их кресел, — кнопка, нажав на которую ты получишь все его состояние, а сам он умрет. При этом никто ничего не узнает: он просто умрет, а ты станешь его наследником. Так вот, нажмешь ты эту кнопку?
— Разумеется. А ты?
— Честно скажу, не знаю… Я думал уже об этом, но… Не знаю.
— Врешь, знаешь! — Сергеев довольно скрестил руки на груди. — Только боишься себе в этом признаться. Нажмешь, потому что денег много, а этот мандарин тебе не сват и не брат, ты его не знаешь, и он тебя не знает. И главное — никакого риска. При таких условиях не только ты нажмешь, любой другой это сделает — именно потому, что никакого риска. А если риск присутствует, как в случае с детским садом, то тут уже вопрос в полноценной компенсации, чтобы накладные расходы были оплачены.
— Нет, ты все же утрируешь, — усомнился Вовнянко. — Все-таки не на все человек может решиться, сколько бы денег ему не предложили.
— Пример?
— Ну… — Вовнянко задумался. — Да вот, скажем, далеко не каждый решиться за деньги убить свою мать.
— А хочешь эксперимент? На спор?
— На сколько?
— Миллион тебя устроит? Рублей, разумеется…
Вовнянко поднял глаза к потолку, прикидывая.
— В общем, да… А условия?
— Берем первого попавшегося человека и предлагаем ему убить свою мать. Вознаграждение — тоже миллион, срок — две недели. Убьет — выиграл я, нет — ты. Сделаем так: на мой номерной скидываем по полмиллиона, потом перепишу этот счет на имя объекта. Ну и, разумеется, проигравший выплачивает выигравшему еще миллион. Накладные расходы, таким образом, пополам. Так будет справедливо?
— Так будет справедливо. Только вот, гм… А неприятностей у нас не будет?
— Да господь с тобой, при наших-то адвокатах… — отмахнулся Сергеев. — Итак, по рукам?
— По рукам.
Сергеев подошел к своему письменному столу и нажал кнопку звонка на его боковине. Через полминуты зашла горничная.
— Михаил Георгиевич, звали?
— Лапа, пригласи-ка сюда садовника.
— Демидова?
— А я откуда знаю? Мне что, каждого садовника помнить надо? Нехай будет Демидов…
— По кандидатуре возражения есть? — спросил он у Вовнянко, когда за горничной закрылась дверь.
— Вроде нет…
Сергеев набрал код на дверце вмонтированного в стену сейфа, открыл его и начал выкладывать на стол пачки сотенных купюр.
— Семьсот с небольшим только… Ладно, для декорации достаточно.
Охапкой перенес деньги и свалил на столик. Критически окинул взглядом образовавшуюся груду и переложил пару пачек:
— Так живописнее.
В дверь постучали и после "Войдите" Сергеева в кабинет протиснулся невзрачный лысеющий мужчина лет сорока.
— А, Демидов… Скажи-ка, родной, у тебя мать есть?
— Нет, Михал Георгич, померли они с отцом, давно уж… — недоуменно ответил тот.
Сергеев озадаченно оглянулся на Вовнянко.
— А дети? — снова спросил он.
— Есть, сын и дочь.
— Ага! — оживился Сергеев. — Дочери сколько?
— Чего?
— Лет, чего…
— Двенадцать.
— Пойдет такая замена? — повернулся Сергеев к Вовнянко. Тот кивнул. — Тогда слушай, Демидов, у меня к тебе предложение. Если твоя дочь в течение двух недель умрет, ты получишь миллион рублей. Неважно, что будет причиной смерти, главное, чтобы это случилось не позднее 17-го, и тогда эти деньги, — он немного подвинул в сторону садовника пачки сотенных, — твои.
Демидов непонимающе посмотрел на деньги.
— Экий ты, право, тупой… — с некоторым раздражением сказал Сергеев. — Я говорю, что если твоя дочь умрет, ты получишь миллион. Ты понимаешь, о чем я?
— Да с чего же ей помирать, Михал Георгич, — нерешительно улыбнувшись, развел руками садовник. — Молодая, здоровая… Разве что я сам ее убью…
— Ну так убей, — просто сказал Сергеев. — Сделай так, чтобы она в ванне поскользнулась, или там, к примеру, отравилась чем…
Растерянная полуулыбка постепенно сходила с лица Демидова по мере того, как до него доходил смысл сказанного. Было заметно, что он не мог в это поверить.
— Да что же ты, гад, делаешь?! — с безмерным удивлением наконец произнес он. — Ты что же это, меня мою собственную дочь убить заставляешь, сука зажравшаяся?! Да барал я тебя с твоим миллионом! — Он резко развернулся к двери.
— Стоять!!! — гаркнул Сергеев. Вовнянко вздрогнул от неожиданности, а Демидов, уже взявшийся за дверную ручку, втянул голову в плечи и с опаской оглянулся. — Мы с тобой, голубчик, еще не договорили… — уже прежним тоном продолжил Сергеев. — Я тебя не заставляю, отнюдь, выбор за тобой. Не хочешь — не надо. Но если ты до 17-го принесешь мне справку о смерти своей дочери, то вот эта куча денег — твоя. Поразмысли над этим. Ты ведь меня знаешь, я слово держу. Выполнишь — получишь деньги, даю слово. Все, вот теперь можешь идти.
Садовник вышел, напоследок со злостью грохнув дверью.
— Во псих-то… — прокомментировал Сергеев. — Ну, Иваныч, что скажешь?
— А что тут сказать? — ответил Вовнянко, демонстративно потирая руки. — Продул ты миллион, давай раскошеливайся.
— С чего бы это? — усмехнулся Сергеев.
— То есть как — с чего?! Плевал он на тебя, и на твои деньги тоже. Ты что, не видел, как он разозлился?
— Видел. Разозлился. А завтра успокоится. Послезавтра ему в голову начнут лезть всякие мысли насчет того, что можно было бы купить на миллион. Еще через день начнет присматриваться к дочери и вздыхать. Немного погодя станет прикидывать, как бы можно было это сделать — сначала абстрактно, а потом и всерьез. Видишь ли, дочь станет для него препятствием, из-за которого он не сможет заработать деньги. Конечно, она останется для него членом семьи, родным человеком, но со временем подсознательное раздражение, которое он будет испытывать к ней, перерастет в ненависть и отодвинет на задний план другие чувства. Понимаешь, он станет ненавидеть ее уже не за то, что она стала помехой, а как объект, вызвавший неразрешимый конфликт между желаниями и подсознательными запретами. А этот конфликт, знаешь ли, штука весьма и весьма серьезная… Кончится тем, что он выкушает водочки и скормит ей лошадиную дозу клофелина. Так что погоди, чует мое сердце, что и недели не пройдет, как тебе придется со мной расплачиваться…


Александр Иванович, Сергеев на проводе. Соединить? — сексуальный голос секретарши заставил Вовнянко оторваться от бумаг. Он сразу вспомнил разговор недельной давности и предчувствие неприятно ворохнулось где-то в глубине груди.
— Соединяй.
— Ну что, теоретик, будешь еще со мной спорить? — радостно-оживленный голос Сергеева заставил Вовнянко поморщиться. Похоже, предчувствие оправдывалось. — Говорил я тебе, что люди за деньги на все готовы! Мне сейчас один знакомый полковник из Октябрьского райотдела звонил — Демидов у них, вчера вечером взяли. Представляешь, у него фантазии хватило только на то, чтобы дочку грохнуть по башке ломом! Каков субчик, а? Сущий варнак, право слово… И кстати, как я и предсказывал, сделал он это после обильного возлияния… Так что с тебя кислый. Ну ладно, мне сейчас некогда, ко мне человек нужный пришел. Пока. Позже перезвоню.
Вовнянко положил трубку в прескверном расположении духа. Предчувствие подтвердилось полностью — пятьдесят тысяч долларов пошли коту под хвост. И все по собственной глупости… Обидно. А тут еще Сергеев этот. Мог бы, в конце концов, и поумерить из чувства такта свои восторги…
Он откинулся на спинку кресла, расслабился и начал внушать себе, что пятьдесят тысяч долларов — не такие уж и деньги, собственно, и не деньги вовсе; что он сам мог не проиграть, а выиграть, просто судьба распорядилась иначе — лотерея; что случалось в его жизни и похуже, намного хуже, и эта потеря по сравнению с теми — ничто; что, в конце концов, он не последний день живет и когда-нибудь отыграется на Сергееве, с лихвой вернув свое…
Аутотренинг, как всегда, не сразу, но помог. Вовнянко уже собирался вернуться к бумагам, как в селекторе раздался голос секретарши:
— Александр Иванович, снова Сергеев.
С таким трудом восстановленное настроение снова упало.
— М-мать его… — не сдержался Вовнянко. — Ладно, давай.
— Возрадуйся, проигравший! — голос Сергеева был по-прежнему радостным. — Мне только что тот же полковник звонил. Представляешь, этот придурок Демидов, оказывается, ночью в камере повесился! Так что гонорар выплачивать некому. Я подумал, у нас же этот миллион заложен был как накладные расходы и вряд ли будет правильно, если он останется на моем счету. Раз уж получилась такая экономия, то следовало бы, наверное, разделить его пополам. Так будет справедливо?
— Так будет справедливо.
— Ну и лады. Все, бывай.
Вовнянко остался очень доволен. Он уже успел смириться с потерей пятидесяти тысяч долларов, и теперь неожиданное спасение трети этой суммы его сильно обрадовало. Можно было считать, что эти деньги он заработал заново. Вовнянко встал, довольно потянулся, хрустнув суставами, подошел к окну и некоторое время смотрел, как ветер шевелит листья березы напротив. Потом вернулся за стол и пододвинул к себе бумаги. Документы требовали срочного рассмотрения.


Рецензии
Отличный злобный рассказ.
Бьет прямо и жестко.
Хочется встать, выйти в ночь и разом отомстить за всех обездоленных и угнетенных. А кого и чем -не важно. Главное отомстить.
Основная идея не нова, но важна. Исполнение неплохое. Хорошо бы замочить кого-нибудь из главных героев. Чтото вроде проигравший чтобы долг не отдавать решил заказать друга, так вроде дешевле выходит...

Хороший рассказ. За душу берет. Противно правда, но все равно хорошо.

Silver Leaf   07.07.2002 04:06     Заявить о нарушении
Спасибо.
Мочить кого-то еще — это, по-моему, уже перебор будет. Хотя надо будет все-таки подумать о таком варианте…
А Вы, я вижу, кровожадный и беспощадный… Пожалуй, "Три D" понравится Вам куда больше.

Кирилл Владимиров   07.07.2002 21:21   Заявить о нарушении