Влечение судьбы

Они познакомились на вечере в Доме Кино, где показывали то ли Альмодовара, то ли Бигаса Луну - Дмитрий уже не помнил точно.
Аурика, эффектная брюнетка с длинными, прямыми волосами, красиво ниспадавшими на обнаженные плечи, сама подошла к нему, покручивая полосатой соломинкой в ярко-желтом апельсиновом соке.
- Давайте знакомиться, - просто сказала она, околдовывая Дмитрия немигающим взглядом своих пронзительно синих, бездонных глаз. - Меня зовут Аурика.
- Дима, - автоматически выдавил он, чувствуя внутреннюю дрожь, жутко конфузясь от того, что к нему подошла эта вызывающе красивая девушка, за которой он тайно следил уже десять минут, и теперь почти весь ярко разодетый народ в вестибюле, как казалось ему, пристально наблюдал за ними.
Его мама отошла буквально на пять минут, и только он развернулся, чтобы продолжить наблюдение за незнакомкой в вечернем платье, как оказалось, что она уже стоит прямо перед ним!
Девушка грациозным движением откинула за плечи тяжелый каскад черных, как смоль, волос, толкнув их тыльной стороной ладони. У нее была длинная, гибкая шея и нежная, белая кожа, под которой видимо пульсировала синеватая жилка.
- Это была твоя мама? - она отхлебнула прямо из стакана, по-прежнему не сводя с него тяжелого, намагниченного взгляда.
- Д-д-да, - заикаясь, признался Дмитрий и мучительно покраснел.
Он почувствовал исходящий от нее легкий цветочный аромат, и у него еще сильнее закружилась голова.
- Я уже давно за тобой наблюдаю, - продолжила Аурика все тем же ровным, спокойным тоном. - Мне нравятся такие парни, как ты.
Она сделала небольшую паузу, чтобы посмотреть в сторону двери, за которой скрылась мать ее собеседника.
- Будешь встречаться со мной?
Все это было настолько неожиданно, фантастично, что Дима неожиданно для самого себя брякнул невпопад:
- А что это за имя - Аурика?
- Молдавское имя, - ответила девушка, улыбнувшись одной стороной красивых, тускло блеснувших красной помадой губ. На ее матовой щеке появилась и исчезла детская ямочка. - Я сама из Бельц, из Молдавии, может слышал? А здесь остановилась у подруги в общежитии.
- Нет, не слышал, - молодой человек смущенно опустил взгляд.
У него было крупное мужское лицо с грубоватыми, но обмякшими чертами. Что-то вроде раскисшего Бельмондо. Дмитрий был до болезненности застенчив и в свои двадцать пять все еще оставался девственником.
Однажды он познакомился с девушкой и встречался с ней почти месяц. Сначала она беззлобно подшучивала над его детской стеснительностью, но после того как он потерпел сокрушительное фиаско в постели, ее тон сменился на издевательский.
- Тряпка! - сказала она, презрительно сощурив глаза.
И перестала звонить ему.
Впрочем, за Димой имелись некоторые достоинства.
Сейчас он жил с мамой в большой квартире на Ленинском, но для его будущей «самостоятельной жизни» уже была прикуплена отдельная двухкомнатная квартира в Крылатском. Там было все, начиная от итальянской кухни и кончая финской мебелью.
Время потихоньку шло, но его властная, целеустремленная мамаша все никак не могла определиться в выборе выгодной партии для своего бесхарактерного сына. Он с облегчением предоставил ей право решить эту проблему за него.
Аурика опять оглянулась, чуть-чуть нахмурилась, но затем медленно вернула к его лицу ласковый, слегка надменный взгляд.
- Ты можешь подождать у выхода после фильма? Проводишь меня домой, поболтаем…
Она опять бросила взгляд через плечо: из-за двери показалась Димина мама.
- Ну, пока, - шепнула девушка. – Только маме ничего не говори!
И легонько провела пальцами по его плохо выбритой щеке.
У него по позвоночнику побежали мурашки. Ее рука была холодной, как лед.
Аурика быстро удалилась и растворилась в пестрой, гудевшей разговорами толпе у стойки буфета, так ни разу и не оглянувшись на застывшего, как соляной столп, Дмитрия.
Он тупо смотрел на ее длинные, ровные ноги, несколько раз мелькнувшие в боковом вырезе темного вечернего платья, раскрывавшегося при ходьбе почти до самой талии, и даже не услышал вопроса мамы, тихо приблизившейся к нему сзади.
- Ты кого там высматриваешь? - с наигранным кокетством осведомилась она.
Ее короткий указательный пальчик, украшенный непомерно длинным накладным ногтем, совершил несколько маятниковых движений перед его глазами.
- Смотри мне, Димка! Окрутит тебя какая-нибудь, а сейчас пол-Москвы аферисток разных… понаехали тут! Так что держи ухо востро и мне обо всем рассказывай.
Так начался их странный конспиративный роман.
Его мама, типичная новорусская бизнес-вуман, словно чувствуя неладное, еще чаще, чем прежде, начинала разговоры о легкомысленных знакомствах и их ужасных последствиях.
И все же Диме удавалось все это время хранить тайну относительно своей новой знакомой.
Он не был чрезмерно наивен, не был и дураком, но манера поведения новой подруги неизменно обескураживала его. Он никак не мог понять, чего она хочет.
- Пойдем, погуляем по городу, - говорила она в начале свидания.
И они шли через огромный, пыльный город, бесцельно бродили по многолюдным улицам центра или пустынным скверам Бульварного кольца.
Они мало разговаривали. Аурика никогда не просила сводить ее в ресторан, никогда не намекала на желательность получения подарка, в отличие от его прошлой знакомой. Не было ни поцелуев, ни объятий. Она прощалась с ним почти так же равнодушно, как и здоровалась при встрече.
Когда они встретились в третий или четвертый раз, его новая знакомая сказала:
- Ты не пригласишь меня в гости? Я хочу посмотреть, как ты живешь.
Дима внутренне напрягся от смутного предчувствия, его спина вдруг зябко покрылась липким бисером холодной испарины.
Побледнев, он промямлил:
- Мама уехала в командировку до субботы. Можно пойти хоть сейчас.
Темно-синие глаза Аурики, обычно малоподвижные, сосредоточенные в себе, заметно оживились, когда они вошли в просторную, богато обставленную квартиру.
- А ты, я вижу, живешь, как буржуй, - она потрогала изящную статуэтку нимфы из венецианского стекла, стоявшую на подставке в углу гостиной.
Дима пробубнил в ответ что-то невнятное.
Девушка прошла в следующую комнату, где в полумраке мерцал стеклом и хромом настоящий бар. Все три полки были заставлены рядами бутылок с желтыми, синими, коричневыми этикетками на разных языках
- Может, приготовить кофе?
- Зачем же кофе? - ее губы вытянулись в туманной улыбке. - Вон тут сколько у тебя добра. Я думаю и шампанское найдется.
Он поспешно достал из выдвижного ящика два больших, продолговатых бокала, но Аурика уже качала головой, тихо смеясь.
- Не надо, я пошутила. Покажи мне свою комнату.
Дмитрий вошел первым и начал лихорадочно освобождать диван от груды беспорядочного наваленных книг, чтобы она смогла сесть. Ожидая пока он закончит, гостья неторопливо рассматривала золоченные корешки длинных, как товарный состав, собраний сочинений, заполнивших большой, занимающий всю стену, встроенный книжный шкаф.
- Ты все это прочитал?
- Нет, - сказал Дима и смущенно почесал указательным пальцем нос. - Я читаю другие книги.
- Дай посмотреть! - девушка взяла из стопки книг, собранной им в углу дивана, верхнюю и прочитала вслух: "Зигмунд Фрейд. "Влечения и их судьба"".
- Говорят, Фрейд много писал о сексе, - Аурика испытующе посмотрела ему в глаза.
- Ну, в общем да…, - он опять потер нос.
От ее пристального взгляда ему стало не по себе. Он не знал, куда девать руки, повисшие вдоль боков, как безвольные плети.
Его гостья продолжала иронично наблюдать за ним из под полуопущенных век.
Дима скрестил руки на груди, потом опять опустил их вдоль боков.
- Так, приготовить кофе?
- Не надо. Еще успеем. Ведь твоя мама появится только через три дня, верно?
- Ну, да…
- Тогда включи музыку, потанцуем.
Он поставил компакт-диск с "медляками", и они начали медленно топтаться посреди его комнаты в такт заунывным гитарным переборам.
Из под свинцового брюха тучи, тяжело нависающей над шпилем Университета, показался горящий жидкой медью солнечный сегмент. Вся комната была сразу залита теплым, живым светом, окрасившим светлые стены в медовые цвета, высветившим золотистые точки пылинок, медленно описывающих спирали вокруг танцующей пары.
Дима поднял взгляд к ее широко раскрытым, влажным глазам.
В глубине их плескалось вечное, бездонное озеро, без берегов и неба, где только ярко-синяя, неподвижная вода наполняла ее зрачки спокойным, безмятежным светом.
Почти не думая, он приблизил губы к ее мягкому, полуоткрытому рту.
Аурика вернула ему поцелуй, и они застыли на месте, перестав покачиваться в ритм музыке, слыша только собственное учащенное сердцебиение.
Наконец, она мягко отстранила его лицо.
На ее щеках играл легкий румянец.
- Давай посидим немного… У тебя есть семейный альбом, или какие-то фотки?
- Да, сейчас.
Он принес из другой комнаты толстый, старомодный альбом и они уселись рядом на диване, перелистывая пыльные картонные страницы с ажурными прорезями для углов фотографий.
- Вот это я в школе… это опять с классом… а это в Лондоне, я там учил два года английский…
Аурика перелистывала страницы, разглядывала фотографии, почти не слушая хозяина, бормочущего под нос комментарии к снимкам.
Ее лицо приняло жесткое, непроницаемое выражение, словно на него надели восковую маску.
Она перевернула очередную страницу и ее ноздри едва заметно затрепетали, а бледное лицо постепенно залила краска.
На фотографии была Димина мама.
Она стояла возле дорогой иномарки, придерживая открытую дверь со стороны водительского места. На ее губах играла фальшивая улыбка. Новая машина сверкала безупречной жемчужно-серой полировкой. Это была та самая машина! Никаких сомнений тут не могло быть. Тот самый проклятый «Мерс», забравший у нее Сашку…
Аурика несколько раз прерывисто вздохнула, пытаясь унять дрожь в кончиках пальцев. Кровь опять отлила от ее лица, и оно приобрело мертвенно-серый оттенок, напоминающий цвет «Мерседеса» на фотографии.
Дмитрий осторожно покосился на нее.
- Тебе что, плохо?
- Нет... ничего…, - в ее глазах что-то подозрительно заблестело, но она мило улыбнулась ему и сказала:
- Ты кажется хотел приготовить кофе?
Молодой человек ушел на кухню, и она отложила альбом в сторону.
«Сколько уже прошло? Шесть месяцев, целых полгода! Как все-таки медленно тянется время. Кажется, что все это было сто лет назад, а в груди все саднит и ноет, будто Сашки не стало только вчера…»
В комнату осторожно вошел Дима, неся поднос с кофейником и пирожными в хрустальной корзинке.
Потом они опять начали танцевать и целоваться взасос.
За окном уже смеркалось, и все предметы в комнате постепенно теряли четкие очертания, расплывались в темноте, постепенно наползавшей из угадываемых в сумраке невидимых углов.
Дмитрий долго гладил ее грудь и ягодицы, потом попытался расстегнуть ее платье сзади.
- Подожди, - сказала Аурика, отводя его руки в сторону.
Она быстро сбросила платье на пол, затем стянула с себя кружевное черное белье и прошла к выключателю, тускло маячившему красным зрачком на стене возле двери.
Его щелчок треснул в тишине комнаты ударом кнута, яркий свет с непривычки больно ударил по глазам, заливая все вокруг ровным, желтоватым свечением.
У мужчины перехватило дыхание от ее ослепительной наготы.
Несмотря на густую, пышную черноту волос, ее кожа была белой и матовой, словно сделанной из тонкого, благородного алебастра.
Смутившись, он быстро отвел глаза в сторону от ее гибкой фигуры.
- Ты чего-то боишься? - ироническим тоном спросила Аурика, слегка улыбнувшись. Она подняла обе руки, чтобы распустить тяжелые волосы, собранные на затылке в толстый, глянцевый узел, перехваченный резинкой. Упруго качнулись полновесные груши крупных белых грудей, увенчанных широкими, темно-розовыми окружностями сосков.
Ему бросились в глаза странные, длинные, как фаланга мизинца, верхушки ее сосков. Они так сильно торчали в стороны, что напомнили ему крохотные фаллосы, налившиеся возбужденной кровью.
Внизу плоского живота прятался небольшой, тщательно подстриженный треугольник угольно-черных завитков, чьи плоские, липнущие к коже колечки почти не скрывали продолговато выпуклый холм лобка, разделенный узкой щелью интимного входа.
- Теперь ты! - заявила девушка, опуская руки вдоль тела.
Его член больно напрягся - ощущение настолько редкое и необычное, что у Димы пересохло в горле.
- Я не буду раздеваться, - глухо произнес он.
Ее светло-синие глаза удивленно расширились, но она тут же взяла себя в руки, помня о цели своего визита.
- Я тебе помогу, - ласково сказала Аурика, подойдя к мужчине и усаживаясь рядом с ним на диван.
Почти без всякого участия с его стороны, она постепенно освободила его от одежды.
Два раза он привставал, чтобы позволить стянуть с себя брюки, затем трусы.
Его член не просто стоял колом – от напряжения он загнулся назад, как туго натянутый лук.
Аурика поднесла ладонь под его мошонку - мягкий волосатый мешочек, внутри которого перекатывались два теннисных шарика.
Когда она оттянула другой рукой кожу с головки его члена и нагнулась, чтобы принять его в рот, Дмитрий неожиданно закинул голову назад, туго зажмурив глаза, и застонал:
- А-а-а! – на его шее выпукло вздулись жилы.
Вязкие белые струи ударили ей в щеки и лоб. Она едва успела закрыть глаза.
Аурика перехватила рукой его вздрагивающий член и втолкнула брызгающую головку себе в рот, чувствуя, как последние, уже несильные струйки растекаются по ее небу.
Она подождала несколько минут, не вынимая твердой головки изо рта, ожидая, пока не спадет его возбуждение.
Сперма скопилась на ее языке теплой, сладковатой лужицей, и она шумно сглотнула, поднимая к его лицу огромные синие глаза.
Белые сметанные петли залили ей почти все лицо, стекая со щек, накапливаясь в крохотной ямке верхней губы под покрасневшими, трепещущими крыльями носа, капая с подбородка вниз, на ее вздымающуюся полную грудь.
- Извини! – обессилено прошептал Дима, опуская вниз пьяные, счастливые глаза.
- Ничего, бывает…, - спокойно ответила Аурика, вытирая обеими руками лицо.
- Возьми, - он протянул ей свой носовой платок, но девушка отвела его руку в сторону.
- Уже не надо.
Она начала медленно целовать его в шею, постепенно спускаясь все ниже и ниже, подолгу задерживаясь вокруг сосков, окруженных тонзурой светлых, коротких волосков, описывая вокруг них бесконечные, сужающиеся спиралью круги, затем быстро-быстро покусывая их самыми кончиками острых, белых зубов.
Ее рука уже бродила внизу его живота, пытаясь вновь вдохнуть жизнь в повисший вялым крючком член.
- Ложись поудобнее… вот так, - Аурика заставила его лечь на спину и начала медленным, но настойчивым движением приподнимать обе его ноги вверх.
Мужчина послушно закинул ноги наверх до предела, так что колени приблизились вплотную к его груди. Не переставая покрывать поцелуями его тело, девушка опустилась ниже, затем начала широкими движениями лизать обе выставленные напоказ, покрытые редкими волосками мужские ягодицы. Ее язык оставлял после себя мокрые, блестящие дорожки.
Аурика опять начала описывать бесконечную спираль из поцелуев, приближаясь к туго сжатому, темному мускульному узелку в центре его ягодиц. Напрягая язык, как небольшой мускульный таран, она начала атаковать его сведенный судорогой застенчивости задний проход.
- О-о-о, - раздался его глухой стон.
Кровь заполняла толчками его быстро набухающий, твердеющий пенис.
Девушка самодовольно улыбнулась.
«Ты у меня еще попляшешь!» - подумала она.
Аурика смочила во рту средний палец и с трудом ввела его внутрь Дмитрия.
Переместившись чуть выше, она вновь обхватила губами его напрягшийся член и начала медленно двигать губами вверх-вниз по толстой, шелковистой коже ствола.
Она специально сосала его пенис с гулкими, хлюпающими, чмокающими звуками, стараясь чтобы они были как можно громче и непристойнее.
- Теперь моя очередь, - сказала девушка, забираясь на него верхом.
Ее губы были измазаны его выделениями, но глаза блестели лихорадочным глянцем, ноздри чувственно трепетали.
Аурика схватила правой рукой его член у самого основания и медленным, уверенным движением оседлала лежащего навзничь мужчину.
Некоторое время она сидела неподвижно, глядя ему в глаза немигающим, бездонным взглядом, а потом начала медленно, почти незаметно двигаться.
Постепенно ее движения превратились в быструю скачку юной, разгоряченной наездницы на лихом скакуне.
Указательный палец правой руки порхал над набухшей почкой раздраженного клитора.
«Ты у меня еще попляшешь!» – по-прежнему крутилось у нее в голове.
Не слезая с его члена, Аурика повернулась на нем вокруг, как на оси, предоставив возбужденному взору Дмитрия любоваться своей прямой спиной, плавно сужающейся к тонкой талии и затем вновь расходящейся к широкому, упругому заду.
Осторожно приподнявшись, девушка позволила твердому члену выпасть из ее мокрого, истекающего прозрачным соком влагалища и вновь ухватила пенис у корня, больно сжимая его в своей руке.
Она направила кончик багровой головки чуть выше, в небольшое отверстие между пухлых, белых ягодиц.
Дима застонал от боли.
Сухое, ничем не смазанное мускульное сплетение больно сдавило сильным кольцом его перевозбужденную плоть.
- Сейчас, сейчас, - срывающимся голосом произнесла Аурика.
Она выделила немного слюны на кончики пальцев и перенесла ее назад, смазывая еще нераскрывшийся цветок анального отверстия своей густой, непрозрачной влагой.
Профессиональный навык помог ей расслабить кольцевой мускул и ввести туда Димин член до отказа.
Опять началась дикая скачка, только теперь Дмитрий видел, как его блестящий, скользкий член легко ходит челноком между ее широких и выпуклых ягодиц.
Аурика постепенно убыстряла движения, не переставая теребить зудящий, как от боли, отросток плоти.
Оргазм одновременно захватил их обоих жаркой, всепоглощающей волной, и они застонали, забились в спазмах экстаза, до боли сжимая веки, извергая раскаленный поток накопленной страсти, сплетая вместе пальцы и скользя мокрой от пота кожей по грубому ворсу обивки дивана.
Отдышавшись, они немного отдохнули, глядя в потолок, почти не разговаривая.
«Ты у меня еще попляшешь!» - устало сказала про себя Аурика.
Она вновь наклонилась к увядшему члену и заточила его в плен своих мягких губ…

* * *

- Ну ты наливай, наливай, чо тормозишь то?
На краю кладбища, там где еще нет никаких деревьев, и только желтая, жидкая глина пачкает бетонные плиты недавно проложенных дорог, сидели двое.
Один из них, мужчина средних лет с круглой, стриженной головой, в черной кожаной куртке и новеньких синих джинсах, сидел на деревянной скамеечке возле только что убранной свежими цветами могилы. За ним посреди дороги стояла машина - черная, лакированная, как будто хищно присевшая перед броском, BMW.
Другой был в рваном, замусоленном ватнике, и ничем не был похож ни на товарища, ни на спутника солидного хозяина BMW.
Он суетливо возился с пробкой пол-литровки, пытаясь успокоить своего неожиданного собутыльника.
- Да открываю я, чо ты прям! Давай, рассказывай свою историю.
- Так слушай сюда, мужик, - кожаный вздохнул, потер под носом, направил покрасневшие глаза в бледное небо, перешитое лохмотьями рваных, мчащихся на юг облаков, и заговорил:
- Значит, я тебе говорю, работал я у этой стервы начальником охраны. Нас там было пять человек, и все посменно, значит, следили за ее безопасностью. Ну и был у нее этот хмырь, Сашка, она его в стриптиз-клубе подцепила. Пацан порченный, конкретно, это я тебе говорю, мужик. Он там за бабки раздевался и голодным бабам яйца свои показывал. Красавчик такой, с длинными курчавыми волосами. Тело свое подкачал. Ходит, в общем, как педик, попкой крутит, плечиками играет. Но бабы таких любят, это я тебе говорю, мужик.
Кожаный прервался на минуту, опрокинул в горло, не глотая, половину граненого стакана водки, вытер губы рукавом и продолжил:
- Она стала перед ним юлить, шуры-муры, туды-сюды, на приемы его с собой таскать стала. Ну и бабками подкармливать, конечно. Ключи от своего «Мерса» - пожалуйста! Хату для него завела в Крылатском! Все ****ела: «для сына, для сына». С-с-сука! – бывший охранник смачно плюнул на склизкую почву между ног. – А потом, значит, вызывает меня к себе и говорит: «Есть у меня подозрение, Сережа, что меня Сашок обманывает.» Нашел себе другую, то есть. Ну я беру под козырек, все таки бывший мент, и начинаю следить за ее ебарем. И впрямь! Смотрю, а он себе девчонку где-то нашел… красивую…охуительно… это я тебе говорю, мужик, - кожаный закатил глаза к небу, торопливо сделал несколько затяжек из потухшей сигареты и опять жалко заплакал, размазывая грязные слезы по измазанным желтой глиной щекам.
- Да ты выпей побольше, полегчает, - подобострастно посоветовал мужик в грязном ватнике.
Кожаный послушно отхлебнул водки, как теплого чая, и продолжил рассказывать, постепенно успокаиваясь:
- Такая красивая девчонка была, ты бы охуел, мужик, если б встретил. Да вон, смотри – фотография ее на кресте, жаль только, что не цветная. Молдаваночкой она была. Волосы черные, как смола, а глаза синие, как небо весной у нас в Феодосии… Ну ладно. Значит, я давай наводить справки. Оказывается, приехала она в Москву недавно и сразу устроилась на базу к Шнырю. Он завел контору, типа телок сдавать, как в публичном доме, но по высшему разряду, только для белых… Эскорт-агентство называется. У него там почти одни иностранцы и паслись. Так вот, эта девочка приезжает к подруге, устраивается у нее и начинает работать под Шнырем. И тут бац! подворачивается ей Сашка. И такая любовь у них начинается, это я тебе говорю, мужик. Жить друг без друга не могут. Сашка совсем эту стерву, мою хозяйку, то есть, забросил, и только проводит все дни и ночи напролет с Ауричкой. Мои ребята нащелкали пару фоток, и я иду к хозяйке. А она уже сидит вся почерневшая, как головешка, кто-то ей до меня уже все рассказал. Я перед ней фотки раскинул и в угол незаметно отошел. Смотрю токо, как она зубами скрипит и страшную месть придумывает.
Грязный вдумчиво выпил полный стакан водки, крякнул и занюхал разодранным рукавом, откуда уже лезла желтая вата.
- И что же она надумала? – вежливо осведомился он.
- Так ты слушай сюда, мужик, я тебе говорю. В общем, приказывает она мне Сашку к ней в кабинет доставить, а Шнырю наказать, чтобы девчонку обратно в ее сраную Молдавию отослал. Мол, все расходы за мой счет, а если Шнырь сопротивляться надумает, то придется ему пообщаться с «измайловскими». Ну, Шнырь Ауричку припугнул как следует, посадил ее на самолет, дал с собой пару кусков баксов и гуд бай май лав! А хозяйка тем временем Сашке разнос устроила. «Как ты, сволочь, посмел только – за мои деньги! В моей машине! В моей квартире!». И продолжает орать: «Бросила тебя твоя ****ь! Не нужен ты ей больше! Уехала домой, в Молдавию!». Тот выходит из ее кабинета белый весь, только глазами дико вращает. Идет обратно в свой стриптиз, где раньше работал, напивается там в дым, садится в «Мерс» хозяйки, и – в первый попавшийся столб! На скорости сто семьдесят в час. Столб срезало, как спичку, от машины – один утрамбованный металлолом. Ну а труп Сашки еще четыре часа автогеном вырезали…
Кожаный опять шумно вздохнул и разом опрокинул в себя остатки водки.
- Так прихожу я, значит, домой, а там Ауричка возле подъезда пасется, меня поджидает. Вернулась в Москву на третий день, Сашку своего нигде отыскать не может. Мобильник молчит, дома никто не открывает. Я ей: «Как ты меня нашла, несчастье синеглазое?», а она только умоляюще так смотрит, «не могу сказать», говорит и все глазищами огромными хлопает, слезы роняет. Я конечно догадался, что Шнырь навел, но промолчал. Нет твоего Сашки, говорю, разбился всмятку. Она хлоп! и в обморок, прямо у подъезда. Ну занес я ее к себе, откачал. Две недели у меня потом прожила, боялась, что Шнырь хозяйке настучит и та розыск устроит. Так оно и было, только розыск опять мне поручили… Я и искал ее все две недели, пока она у меня дома жила. Такие дела…
Мужчина сделал небольшую паузу, прикуривая сигарету.
- Только ты не думай, мужик, что я с ней закрутил что-то. Не… Не было у меня с ней ничего. Не спали мы. Только запала она мне в душу по самое это, - кожаный резанул себя ребром ладони по горлу и жалко всхлипнул. – Бедовая девчонка. Как уставится в стену взглядом, и сидит часами, ничего не видит, не слышит вокруг. О Сашке своем все думает. А я хожу около нее, как неприкаянный, и занять себя ничем не могу. Во любовь-то бывает, это я тебе говорю, мужик!
Рассказчик опять шумно вздохнул, вытирая тыльной стороной ладони едкие слезы, навернувшиеся на глаза.
- Через две недели она, ничего не говоря, улетает обратно в свою Молдавию. И там находит самых что ни на есть конченных наркоманов. И ширяется с ними каждый день, пока я к ней туда не приезжаю. Я, значит, вытаскиваю ее за уши из этого дерьма, везу обратно в Москву и отдаю в ЦКБ, у меня там друган доктором… И он мне говорит на второй день: СПИД у твоей телки. Я прямо охуел. Допрыгалась, говорю, а сам уже в мыслях ее тухлый городишко хороню вместе со всеми наркоманами. Ну что делать? Доктора ее починили немножко после этого говна, которое она в вены себе заливала, а СПИД-то как вылечишь? Не лечится СПИД… Забрал я ее опять к себе домой. Она пожила с месячишко, потом, вроде как улыбаться начала, повеселела. В кино стала ходить, в театры. А потом однажды рассказывает мне, что она с сыном хозяйки шашни крутила… специально, значит, чтобы его заразить… Ебнуться можно! Я тут же уволился, хату продал и свалил вместе с ней к себе в Феодосию. Тут меня никто не найдет, это я точно знаю. А как переехали, начала она догорать, как свечка тоненькая, что на паперти продают. В три месяца сгорела вся…, - кожаный опять горько замотал головой, сильно зажмуривая глаза, чтобы не разрыдаться.
- На, выпей еще! – мужик в ватнике поднес ему полный стакан.
Тот выпил, не глотая, обнажив желтый, небритый кадык.
- А что с сыном хозяйки то? – спросил грязный.
- А *** его знает! – трезвым голосом ответил кожаный. – В Швейцарии, кажись, вместе с мамкой. Она его там в лучшей клинике от СПИДа лечит.