Сказ про Виталия Ивановича Тихонова

Виталий Иванович, возможно, и раньше начал осознавать, что уже ничего не изменить, но в день его сорокадвухлетия мысль эта  прочно укрепилась в  мозгу, и нельзя ее было ни забыть, ни отогнать. Вот я и вышел, думал Виталий Иванович, на финишную прямую. Жизнь его текла неторопливо, да вот ведь, незаметно, две третьи и вытекло. И все это время он надеялся, что вот-вот, еще чуть-чуть, и будет хорошо. Что именно понимать под словом хорошо, Виталий Иванович не задумывался. Он старался быть оптимистом, потому что в противном случае жизнь его сразу становилась невыносимой. Нельзя сказать, что жил Виталий Иванович плохо. Порой он тешил себя мыслью, что по сравнению с аборигенами Африки, живет он просто сказочно, и мысль эта его успокаивала. С детства мечтал Виталий Иванович путешествовать. Было у него два друга. Один уехал в Америку, другой - в Израиль. Жили вроде неплохо, но к себе не приглашали. А Виталий Иванович хотел уехать в Аргентину. Попалась ему как-то в детстве брошюрка туристическая. Вот  так и зародилась у него эта мечта.

Одевался Виталий Иванович неброско. Предпочитал носить старые вещи. Будто видом своим говоря, вот, Господи, если ты есть, то где же твоя справедливость? С Богом у Виталия Ивановича были особые отношения. Поутру Виталий Иванович начинал было с ним спорить, но потом, ответа не слыша, обижался, мол, что ж ты молчишь, сказать нечего? Так что, днем они обычно не разговаривали. Каждый думал о своем. А вот по вечерам Бог иногда подавал Виталию Ивановичу знаки. Бывало, позвонит ему давний знакомый и спросит, как дела. А Виталий Иванович и хочет ответить, что плохо, да не может, ведь отчего же плохо, не так уж и плохо живет Виталий Иванович. На еду денег хватает, на одежду немного остается, живет он хоть в маленьком, но в своем доме. И все бы хорошо, да чего-то не хватает. Видать, не стоило Виталию Ивановичу мечтать, вредное это занятие. Особенно, когда осознаешь, что мечтам твоим никогда уже не суждено сбыться. Жутко злился Виталий Иванович, когда спрашивали, как у него дела, и, всякий раз, углядев в этом божий промысел, еще больше на Бога обижался. Так что, и по вечерам они бывало не разговаривали. Вот так и жили они, как двое старых, но поссорившихся друзей. 

И не было бы в жизни Виталия Ивановича проблем, если бы не осознал он в день своего сорокадвухлетия, что лучше, а вернее ярче он жить уже не будет. Что же это такое, спросил сам себя Виталий Иванович. Почему же все так, как есть, и кто в этом виноват? И стало вдруг Виталию Ивановичу одиноко и холодно. Поежился Виталий Иванович и подумал, что же теперь ему делать.

Надо найти таких же, как я, пришло в голову Виталию Ивановичу. Вместе мы решим, что нам делать. Но откуда их найти, собратьев по несчастью? Да и что им вместе делать? Ведь ничего не изменишь. А вдруг изменишь? Как изменишь? Почему-то все время на ум приходили революционеры, которые хотели изменить все к лучшему, а получалось как всегда. Нет, вздохнул Виталий Иванович, романтики вроде меня не есть революционная сила. Да и не время сейчас для революций. Верхи могут, а низы хотят. И все вокруг одурманены западной мечтой о быстром богатстве, этой новейшей религией, этой глобального масштаба лотереей! Вроде собрались бедняки, скинулись каждый по грошику и отдали все одному, случайно выбранному. И стал он богачом. А человек пять померли с голоду. Вот она, западная мечта. И каждый нищий мечтает, что судьба улыбнется ему, и он станет богатым, не приложив никаких усилий. И было бы это в каком-то смысле справедливо, да постепенно замечаешь, что везет обычно тем, кому и раньше повезло. И идут счастливчики по жизни легко, гордо подняв голову, говоря, что вышли они из самых низов, своим трудом статуса своего добились, так что, товарищи бедняки, работайте и вам тоже будет хорошо. А дохлые нищие, последние свои грошики отдавшие во имя западной мечты, забыты. И вот правила лотереи меняются. Половину грошиков забирает устроитель лотереи, причем вполне легально. Справедливости остается половина, но и это бедняков надеющихся устраивает. Потом остается меньше, еще меньше, еще. И вот не остается совсем ничего. Далее лотерейные грошики будут называться налогами, а участие в лотерее становится обязательным. И это был непрерывный процесс, на каждом этапе большей частью населения справедливым признававшийся, а значит и результат его справедлив. Мда, думал Виталий Иванович, но ведь не в деньгах счастье. И хоть денег для проверки данного утверждения у него не было, верил он в это твердо. Вот пишут ему друзья из Израиля и Америки, что живут они хорошо, но очень плохо. Даже, вроде как, и не живут совсем. Скучно у них. Есть деньги, квартиры, машины. Да поговорить не с кем. И работают они так много, что даже подумать о чем-то своем времени не хватает. Зомбируются они, в роботов превращаются. И самое страшное, что в отличие от коренных жителей, они это осознают! Осознание того, что был ты мечтателем, мыслителем, существом ощущающим, а стал роботом – вот, что самое страшное!

Много думал Виталий Иванович о том, как должен измениться мир, чтобы был он лучше. И все никак не мог сообразить. Вот поможешь одному, а двоим от этого плохо. Все искал Виталий Иванович вариант, при котором никому хуже не будет, и который бы его устраивал, да не находил. И выходило так, что несправедливый мир наш все же справедлив. Справедлив не абсолютно, но относительно, в смысле хуже быть может, а вот лучше – никак. И несправедливость его для Виталия Ивановича может оказаться справедливостью для кого-то другого. И казалось Виталию Ивановичу, что Бог говорит ему, мол, прости, брат, вышло так, не ты, так кто-то другой должен быть обделен, а чтобы обидно не было, дам я тебе компенсацию. И верно, часто замечал Виталий Иванович, что везет ему во всем, что с богатством не земным, но духовным связано. И работалось ему легко, и умом он обделен не был. Но порой дар этот не радовал Виталия Ивановича. Господи, зачем же ты дал мне глаза, чтобы видеть этот мир, и разум, чтобы понять, что он несправедлив? Но потом подумал он, ведь утопии, в которых все есть и все счастливы, так скучны! А ведь интересно, построит ли человечество с его проблемами идеальное общество? Но это дело будущего, а вот что делать сейчас? И мысль эта, как заноза, постоянно не давала Виталию Ивановичу покоя.

И вот приснился однажды Виталию Ивановичу сон. Будто стоит он на самом краю крыши девятиэтажного здания, и уйти никуда не может. Ветром его качает, голова от высоты кружится, и надо ему сделать что-то, да если бы знать что! И не удержался Виталий Иванович, упал, разбился и умер. Встал Виталий Иванович, отряхнулся, зашел в подъезд, лифтом до последнего этажа доехал и опять на крышу вышел. Вот стоит он на краю и ветром его качает. Что же это такое думает, чего от меня сон мой хочет? Не обошлось здесь без божьего вмешательства, только чего понять я должен? Что самоубийство не очень страшная штука? Но мысль о самоубийстве Виталий Иванович сразу отмел, как неконструктивную. Мне на этом свете получше пожить хочется, зачем же мне  это самоубийство? Посмотрел Виталий Иванович по сторонам, нет ничего необычного. Глянул вниз – опять голова кругом пошла. Пробовал уйти, да ноги ему не повинуются. Ну, может, я в первый раз чего не понял, так сейчас пойму, подумал Виталий Иванович, и сам бросился с крыши. В этот раз он не зажмуривал глаза от страха и отметил, что вид с высоты открывается неплохой, жаль только недолго его наблюдать можно. И снова упал Виталий Иванович, и голова его, об асфальт ударившись, на части раскололась. Встал Виталий Иванович и, как и раньше, на крышу  поднялся. И стало тут Виталию Ивановичу тоскливо, потому что показалось ему, что и жизнь вот так держит его на краю все время и выхода нет. Ну, что ты от меня хочешь? И с этими словами в третий раз прыгнул Виталий Иванович с крыши. И летел он вниз, и кружились у него перед глазами земля и небо, и жизнь его, и мечты и проблемы. Летел Виталий Иванович вниз, и вдруг показалось ему, что в этот раз не встанет он, останется мертвым лежать на мостовой. И вот удар. Лежит Виталий Иванович, напрягся весь, жить то хочется. И вот встает он. Встает и, с трудом удерживаясь на ногах, видит на асфальте три окровавленных тела.

Долго думал Виталий Иванович о смысле того сна. Три года. И все это время не было житья ему. Все время думал. О жизни, о себе, об обществе. И не то чтобы думать Виталию Ивановичу было неприятно или тяжело, но угнетало его это. Как будто появился у него хитрого устройства ларец, который на виду лежит, да открыть его нельзя, хоть и хочется. Так и прожил он эти три года в тяжелых раздумьях, ясно ощущая, что время его вытекает, а умирать так и не поняв, где он в своей жизни ошибку совершил, что не так сделал и как мир переиначить можно в лучшую сторону, очень не хотелось.

За свою жизнь много всяких задач разрешил Виталий Иванович, и всякий раз отмечал, что обычно верное решение – самое простое. Но как же понять, что значил тот сон? А уверенность у Виталия Ивановича, что сон тот важен чрезвычайно, была железной. И однажды подумал Виталий Иванович, а что если попытаться разрешить загадку сна  дедукцией. Действительно, вот стоит он краю крыши, уйти нельзя. Значит единственное, что можно сделать, это прыгнуть. Но так он и сделал три раза, и было это неправильно. И тут его осенило. Ответ был прост и гениален, как он предполагал. Прост до банальности! Это же очевидно! Он должен был прыгнуть, но не должен был упасть. Значит, ему оставалось только одно – полететь. Надо было прыгнуть, но не смерть призывая, а радостию наполненным. И лететь, ведь это так обычно во сне. И стало Виталию Ивановичу все ясным и понятным. Всю жизнь он неверно смотрел на мир, положение его казалось ему безнадежным, но если посмотреть чуть иначе, ведь мир наш прекрасен! Почти идеален! Просто оптимистичнее надо было смотреть. И жить надо не падая вниз, ожидая смерти, а радостно, ввысь взмывая, лишь хорошее в душе своей оставляя. И выбежал Виталий Иванович на улицу, и поразился он тому, что увидел. Небо было не голубым, а отчаянно голубым. Воздух был свеж до необычайности. Каждый листок деревьев, казавшихся ему вчера серо-зелеными, светился жизнью. И все было так ярко, так четко, а лица людей были прекрасны. И каждое лицо было особым. Глаза светились умом. Вот он! Момент истины. И все же справедлив ты, господь!
И   только старушка дворничиха никак не изменилась. Долго искал Виталий Иванович изменения в согбенной ее фигуре, но так и не нашел. Лицо ее было сморщенным, глаза сощурены так, что даже цвета не разобрать. И делала она грубую мужскую работу, и никому не приходило в голову ей помочь, ведь то была ее работа. И тут момент истины закончился. Глупые люди спешили по своим делам. Серо-зеленые деревья шелестели своими пыльными листьями под совершенно обычным небом. Вот так! Да ладно, подумал Виталий Иванович, черт с ними с моими проблемами, жизнь то продолжается!
А жизнь продолжалась.