Это будешь ты...

«Это будешь ты» – подумала я, глядя в глаза Ивану. Глаза у него были светло голубыми и смотрели на меня с неподдельным восторгом. Но и это не делало их краше. Мне никогда не нравились бледноглазые.

Он встал из-за стола и предложил мне потанцевать. Я кивнула и, тоже поднявшись, положила руки ему на плечи. Почему бы нет, если я уже все решила? Плечи у него были жесткими, и располагались сантиметров на 15 ниже тех вожделенных, на которые мне действительно хотелось опустить ладони. А от шеи густо пахло одеколоном. Мне никогда не нравились наодеколоненные мужчины.

Звучал дуэт Иглесиас-Партон. Мы топтались по ковру, бумбокс на столе рыдал так, что «Мерло» норовило выплеснуться из наполненных фужеров. Мои глаза защипало и я склонила голову на плечо Ивану. Не хватало еще, чтобы он заметил слезливый блеск моих больших и зеленых. Но ему, похоже, было совсем не до того. Его руки с осторожностью первооткрывателя ползли вниз. «У тебя тонкая талия» шептал Иван, а его пальцы мяли то, что находилось гораздо ниже. Я не возражала. Зачем, если все уже решено?

Захлебнувшись чувственностью, голоса смолкли. Немного помедлив, Иван выпустил меня из объятий и мы вернулись к «Мерло».
«На брудершафт?» - он протянул мне бокал и, получив согласие, продел свою руку сквозь сгиб моей. Стекло брякнуло и красная терпкая жидкость потекла в наши желудки. Иван пил, скосив глаза в мою сторону, и вид при этом имел пренелепейший. Я прыснула. Извинилась, не без злорадства зафиксировав красные отметины на его белоснежной манишке.

«Ерунда» – выдавил он подчеркнуто беззаботно и впился в меня долгим поцелуем. Его губы были жесткими, а язык дергался в моем рту, словно малек на крючке. Холодный, мокрый и скользкий. Мне захотелось сплюнуть. Я не сплюнула. Я не привыкла менять своих решений.

Движения Иванова языка в моем рту становились все лихорадочнее, а руки судорожно елозили по телу, задирая маечку, сминая грудь, опускаясь ниже и тиская полушария, затянутые синей джинсой. При этом глаза его напряженно смотрели в мои, и не моргали.
Идиотское зрелище со стороны – два лобзающихся существа, напряженно и недоверчиво следящих друг-за другом. Почувствовав, что вот-вот его нервное напряжение перейдет в фазу минус, я погладила его жесткую, как деревяшка, спину и вдруг, неожиданно для себя ощутила легкое возбуждение. Такое же наверное чувствует рысь, выходя на охоту. Я люблю такие моменты.

Иван немного расслабился и руки его стали мягче, а напор сильнее. Он прижался ко мне всем телом. Интереса ради я издала приглушенный стон. Иван застонал тоже. Но, кажется, более откровенно. Я посмотрела на него из под прикрытых ресниц – в страсти Иван выглядел еще моложе, чем был на самом деле. Детское лицо его было искаженное недетскими переживаниями. Мне вдруг стало жаль его. И на мнгновенье захотелось отступить. Я не отступила.

Иван расстегнул свою молнию. Потом мою. Наши джинсы сползли на пол и мы перешагнули через них. Я скосила глаза на стол. Мне было нужно кое-что приметить. Нож лежал возле блюдечка с лимоном. Небольшой, но, - мне ли не знать! – очень острый. Пару часов назад он отлично резал буженину. И скоро понадобится мне снова.

Совсем скоро…