Внутренности

   Я пуста, как банка из-под соленых огурцов. Меня наполняет кислая рвотно-зеленоватая жидкость с остатками чеснока. Мне не слишком нравятся такие внутренности, но, если вылить их, не останется и меня, поэтому мне приходится учиться любить себя такой, какая я есть. В зеркало я давно не смотрюсь –избегаю, а то начинает дергаться правая коленка. Раньше дергалась левая, я долго пыталась избавиться от этой странной привычки моего тела, пила пилюли, ходила на массаж, занималась благотворительностью для местной церкви (пела в хоре, а еще ставила печати с большим крестом на документы). Помогло. Но стала дергаться правая. И было решено (на семейном совете), что с богом не поспоришь, он умнее, сильнее, хитрее, он лучше знает, что мне надо, а что нет. Если мы не понимаем его действия, то это наша сугубо личная, частная, так сказать, проблема, несчастье или даже беда, и виноваты мы, наше воспитание, ограниченность, глупость, а уж никак не он. Я не сопротивлялась  (я так устала сопротивляться), меня назвали дурой за то, что молчу вместо того, чтобы восхвалять божью мудрость и проведение, я не обиделась (я так устала обижаться), помолилась вместе со всеми и ушла в свою комнату. На следующий день зеркала в коридоре не было, на его месте распускались мелками цветами обои. Коленка утихла, и я даже захотела чаю.
   Я прозрачна, как стекло аквариума. Мои рыбки уплыли (или умерли, не все ли равно), а икра оставшаяся от них, упорно не хочет оживать, она притворяется пузырьками воды, но меня-то не проведешь. Если у меня нет важных дел, я слежу за ней с утра до вечера. А ночью (сплю я с открытыми глазами – на всякий случай) я сама становлюсь икринкой. Мне почему-то всегда хочется утонуть, но ничего не выходит. Проснувшись, я затягиваю самым тонким голосом, на какой только способна: прости меня, боженька, я хотела нарушить твою волю, ты создал меня такой, значит, я должна быть и быть такой, а это так трудно, боженька, не знаю, может, другим и легко, а мне трудно, помоги мне, мне трудно жить. А другим легко? Мамочка почти каждый день задает этот вопрос, а я начинаю плакать, глаза сами слезятся, как будто мамочка не пальцем у меня перед лицом трясет, а луком, и слезы – кап, кап, кап (кап, кап, кап –это я так специально говорю, в мультике по телевизору видел, когда еще папочка от огорчения после футбола телевизор в окно не выкинул, а у меня по-другому, я же не глупая совсем, у меня они по щекам ползут и извиваются, а потом к горлу подступают).  Я часто плачу, иногда просто так, иногда для удовольствия. Раньше я еще ногти грызла, у меня даже пальцы болели, только мама мне на руки мешочки сшила с веревочками, и я перестала тянуть их в рот. А вот со слезами ничего не можем сделать – ни я, ни мама.
   Я вся заляпана пальцами, как окно в моей комнате. Сама же в этом и виновата. Целыми днями не отхожу от окна, жду, когда что-нибудь произойдет (правда, за всю свою жизнь я так ничего и не дождалась). Деревья видны: высокие, сухие, черные, всегда одни и те же. Когда мне грустно, они поддерживает меня под локоть своей непроницаемой чернотой, а когда весело – выслушивают меня, отзываясь благодушным молчанием и впитывая мою радость в черные тела. Мама говорит, что я все выдумываю (она называет меня фантазеркой; странное имя, совсем мне не подходит, буква «ф» в начале слова, такая воздушная на губах и раздутая на бумаге, напоминает воздушный шар, легкий и яркий, а я…я другая. Тяжелая, что ли, или, нет, - отяжелевшая).
   Иногда мне хочется умереть (не потому что плохо, а просто так, или даже потому, что очень хорошо),  умереть в каком-то определенном моменте, чтобы остаться в нем навечно. Я так и думаю: «Вот бы умереть сейчас», когда, например, еду с закрытыми глазами в электричке или лежу после укола на кровати. Все кружится вокруг, и я кружусь, и так не хочется, чтобы что-то менялось. Но эту жажду вечности пронизывает тоска – так просто не получится остановить время.  Знаю, что завтра я вновь буду жить, мне придется дышать, думать. Как будто кто-то заставляет меня продолжаться, тянуться сквозь года. Мои полеты (когда я кружусь в кружащемся мире) окажутся всего лишь воспоминаниями, живущими своей собственной жизнью без меня. А мне останется идти по земле и в постоянной спешке вспоминать о застывшем на несколько секунд времени.