Пересдача

- Здесь? – спросил таксист, посмотрев на меня в зеркало заднего вида. Глаза у него были маленькие и злые.
- Да, - ответил я.
- 56 долларов.
Я небрежно вынул из кармана толстенную пачку купюр, отделил от нее три двадцатки и протянул их таксисту. Забирая деньги, он бросил на меня короткий хищный взгляд. На протяжении всего нашего путешествия он прикидывал, сможет ли справиться со мной, и только трусость не давала ему напасть прямо сейчас. Таксист все еще колебался, разрываемый жгучим желанием завладеть пачкой банкнот, которую я засунул обратно в карман, и опасением, что не сможет справиться с таким здоровенным мужиком, когда я спросил:
- Ну что, в расчете?
- Да, - хмуро ответил водитель и снова покосился на меня в зеркало заднего вида. По тому, как напряглась его шея, я понял, что он готов. Он медленно подался вперед в тот момент, когда я взялся за ручку двери.
«Все правильно, - подумал я, поворачивая свое тело в сторону двери, - когда человек выбирается из машины, он находится в неустойчивом положении. Этот парень явно знает, что делает, ему не впервой».
Я посмотрел на затылок шофера, одновременно слегка прищурив свои «глаза». Багровые полосы убийцы, избороздившие черные пятна зла и ненависти, были красноречивее всяких слов. Не требовалось быть телепатом, чтобы понять, что он готов к убийству.
Дверь со щелчком открылась, и в тот же миг сухо треснул выстрел из пистолета с глушителем. Водитель, уже изготовившийся к броску, повалился вперед, уронив простреленную голову на забрызганный собственными мозгами руль.
«Еще одним меньше», - с усмешкой подумал я и, наклонившись, посмотрел, чем же собирался садануть меня мой несостоявшийся убийца. Здоровенный гаечный ключ был сточен и подпилен с одной стороны так, что превращался в некое подобие боевого топора. Череп таким оружием можно было снести с легкостью вздоха.
Бросив пистолет рядом – он мне больше не понадобится, - я выбрался, наконец, из машины и направился к торчавшему в сотне метров одинокому двухэтажному зданию с ободранными стенами и темными окнами.
Меня встретили четверо. Двое в костюмах и при галстуках, вооруженные пистолетами, остальные двое – в камуфляже и с автоматами в руках. Я улыбнулся и сказал:
- Я к мистеру Халстону.
- Документы, - произнес один из парней в костюмах.
Я молча протянул ему свою визитную карточку, которую парень прочитал с видом школьного учителя, проверяющего сочинение. Потом он достал из кармана рацию, нажал кнопку и сказал:
- Джордан, тут мистер Эдвин Джонс к мистеру Халстону.
- Пусть проходит, - донеслось из рации.
- Сдайте оружите и проходите, - сказал охранник, обернувшись ко мне.
- Оружия у меня нет, - почти честно ответил я.
На слово мне, конечно, не поверили, и быстро и профессионально обшманали карманы, а затем еще и проверили миноискателем. И, разумеется, ничего не нашли. Я был не настолько глуп, чтобы переться сюда со стволом в кармане, тем более что у меня было куда более мощное оружие, которое абсолютно невозможно было обнаружить. Однако охранники об этом не догадывались.
Холл был огромен и роскошен – всюду натуральное полированное дерево, ковры, стены увешаны старинным оружием. Королевский дворец, замаскированный снаружи под хижину бедняка.
- Неплохо тут у вас, - сказал я весело.
- Шагай вперед, - бросил охранник в камуфляже, шедший за мной. На свету было видно прятавшееся под капюшоном камуфляжного комбинезона смуглое, восточного типа лицо, а его акцент резал слух даже мне.
- Шагаю-шагаю, - ответил я и принялся считать ступеньки на лестнице из полированного мореного дуба, ведущие на второй этаж. Охранник за мной не пошел, да это и не требовалось – на лестничной клетке меня встречали еще один такой же, и ствол его автомата был нацелен на меня.
- Не очень-то дружественный прием, - сказал я, спокойно глядя в черное смертоносное отверстие.
- Вперед, - ответил охранник, делая повелительный жест автоматом.
Спорить с ним я не стал и направился наверх. Лестница закончилась еще одним холлом, почти таким же просторным, как и на первом этаже. Здесь у двухстворчатой двери из того же мореного дуба дежурили еще один автоматчик.
- Сюда, - сказал он.
Я шагнул в комнату. Я ничему не удивлялся. Я был готов ко всему.
В комнате находились шестеро. Двое – рослые парни в камуфляже, еще двое в костюмах и галстуках.
«Прямо какие-то жертвы клонирования», - подумал я, глянув на них. Казалось, их отливали в той же форме, что и охранников, обыскивавших меня внизу. Такое ощущение, что у них даже черты лица абсолютно похожи, хотя на самом деле это было, конечно, не так. Просто схожее выражение хладнокровной сосредоточенности и готовности ко всему и в любой момент делало их прямо-таки родными братьями.
Что касается остальных двоих, то один из них был высок, толст и лыс, с отвисшими щеками и взглядом, напомнившим мне дрессированную кобру, которая может ужалить в любой момент, но помнит, что за это ее жестоко накажут, и только потому не бросается на дрессировщика. Все это я отметил мимоходом, все мое внимание было поглощено четвертым. Невысокий, немного сутулый, с гладким смуглым лицом и наполовину седой головой, хотя на самом деле ему не было еще и сорока, с маленькими черными глазами и ухоженными черными усами. Он спокойно смотрел на меня, пока я входил, и по выражению его лица и глаз даже я не мог понять, что он на самом деле думает и чувствует в это мгновение. Я взглянул на него «Оком», и тут же пожалел об этом. Даже несмотря на свою подготовку, я невольно вздрогнул. Казалось, голову смуглого взорвалась, и из словно обезглавленного тела взметнулся к потолку как из жерла извергающегося вулкана, багрово-черный фонтан ненависти и желания убивать. Такого мне еще ни разу не приходилось видеть.
Впрочем, чему тут было удивляться. Глядя ему в глаза, я вспоминал все, что мне было о нем известно. Отец его был египтянином, мать – откуда-то с Кавказа. Исламист, крупнейший и один из наиболее жестоких террористов, с которым когда-либо доводилось сталкиваться миру. Западные газеты и телеканалы еще лет десять назад, после взрыва «Боингов» над Атлантическим океаном, ракетной бомбардировки Сан-Франциско и прочих аналогичных подвигов прозвали его террористом № 1. Тысячи человек погибли в организованных им терактах. Он выступал под знаменем джихада, однако на самом деле верующим мусульманином он не был, просто идея священной войны против неверных оказалась для него наиболее выгодным лозунгом, с помощью которого он привлекал на свою сторону все новых и новых приверженцев, а также обеспечивал финансовую сторону своих действий. Делалось все это ради одного – ради власти, власти над жизнью и смертью других людей. А еще – и это я знал, – он мечтал стать властелином того мира, который будет выстроен на обломках взорванного его террористами.
Краем сознания я отметил, что аура всех находящихся в комнате отмечена тьмой и багрянцем убийства, однако человек, стоявший передо мной, затмевал их всех, как извержение Везувия обычный пожар.
- Рад с вами встретится, мистер Джонс, - сказал смуглолицый.
- Я рад встретиться с Мустафой Аль Саидом, - ответил я с легкой улыбкой.
- Вы меня знаете, - сказал Мустафа безо всякого выражения.
- Естественно, - ответил я. – Именно поэтому я и приехал.
- Очень хорошо, что вы приехали, - ответил Мустафа, и в этот миг на затылок мне обрушился удар прикладом автомата от кого-то из смуглолицых подручных Мустафы. Не настолько сильный, чтобы выбить из меня дух, но достаточно сильный, чтобы сбить меня с ног. Я упал на пол и получил ногой  по ребрам, на сей раз от самого Мустафы.
- Поднимите его! – рявкнул он.
Сильные руки подхватили меня подмышки, подняли и поставили на ноги. Видимо, что я не слишком буянил, мне в спину уперся ствол автомата. Еще один был направлен в грудь. Толстяк и его охранники смотрели на меня с видом билетера в кинотеатре, в десятый раз вынужденного смотреть старое скучное кино.
- Вы, вероятно, удивлены такой встречей, мистер Джонс? – с усмешкой спросил Мустафа, появляясь передо мной.
- Вообще-то да, - ответил я, подумав, что теперь меня еще долго будут мучить головные боли, не поддающиеся лечению аспирином.
- И, вероятно, хотите узнать, чему вы обязаны такой чести? – продолжал насмехаться Мустафа.
- Не отказался бы, - буркнул я.
- До меня дошли достаточно неприятные известия, - сказал все с той же издевательской усмешкой террорист, слегка прищурясь на меня. – Быть может, вы не в курсе, мистер Джонс, что у меня есть друзья не только в Египте, но почти во всех странах мира. Причем некоторые из них работают в полиции и разнообразных спецслужбах… Надеюсь, вам интересно меня слушать?
- Да, конечно, - ответил я. Хотя, справедливости ради, стоило отметить, что ничего нового своими словами он не мне не открыл. Я и без него прекрасно знал, что Мустафа аль Саид имеет агентов и в полиции, и в ФБР, и в АНБ, и в ЦРУ. Мне были известны даже имена. За них пока не взялись только для того, чтобы не вспугнуть главаря. Мелкую рыбешку всегда можно выловить, а даже если она ускользнет – не страшно. Карасей хватает в любой заводи, и большой беды от этого не бывает. А вот если из заброшенных нами сетей ускользнет акула.… Если Мустафа поймет, насколько он в действительности близок к концу своей карьеры, тогда нам всем впору будет только молиться Аллаху. Мустафа не только жесток, но и очень умен и изворотлив. Провались операция, нацеленная на его устранение, и следующего шанса придется ждать долго. Очень долго. А тем временем люди будут гибнуть в организованных им терактах.
- Может быть, вы сами, мистер Джонс, догадаетесь, какие именно известия послужили причиной для моего беспокойства? – продолжая издеваться, спросил Мустафа.
- Я что, по-вашему, умею читать мысли? – поинтересовался в ответ я.
Приказа я не заметил. Один из державших меня подручных Мустафы заехал мне кулаком чуть пониже затылка, и я снова оказался на полу, а в следующий миг получил ногой в лицо лично от террориста № 1.
- Едва ли, - сказал Мустафа полминуты спустя. – Иначе бы не приперлись бы к месту собственной смерти. Ты работаешь на АНБ!
- Интересно, какой дурак наболтал вам эту чушь? – поинтересовался я и тут же получил еще раз ногой в лицо.
- Поднимите его! – рявкнул Мустафа, повернувшись к своим верным воинам ислама. – Ну, так будешь говорить?
- А я что делаю? – поинтересовался я и получил еще раз. – Хорошо-хорошо.
- Так на кого ты работаешь? Или мне придется прибегнуть к более действенным методам распутывания языка.
Мне не требовалось пояснять, что подразумевается под последней фразой. Мустафа любил играть в палача, и многие агенты спецслужб, перехваченные его людьми, были замучены этим подонком собственноручно.
Я посмотрел на толстяка, одновременно наконец-то вспомнив, кто он такой – один из крупнейших на Восточном побережье производитель взрывчатки. Его фабрики обеспечивала взрывчатыми веществами половину шахт Штатов, однако прославился он не столько этим, сколько тем, что его несколько раз в разные годы привлекали к уголовной ответственности за различные нарушения, в том числе по обвинению в сотрудничестве с мафией, однако до суда дела ни разу не доходили. Один из его компаньонов (ныне покойный) сказал как-то, что при условии хорошей прибыли Джеймс Кроун родную маму заминирует и подорвет. Уж не знаю как насчет мамы, а вот говорливый компаньон на самом деле взлетел на воздух. И то, что я застал этого торговца взрывчаткой в гостях у террориста № 1, тоже говорило, как мне кажется, о многом. Впрочем, одной только тьмы и багрянца в его голове хватило бы на пару профессиональных киллеров. Уж что-что, а это знал наверняка.
- На кого ты работаешь?
- На самого себя. С АНБ у меня никаких дел нету.
Мустафа пристально посмотрел на меня, а в глазах Кроуна мелькнуло нечто вроде ленивого любопытства, как у человека, которому подобные зрелища хотя и интересны, но уже изрядно приелись. Я же постарался придать своему лицу испуганно-честное выражение, одновременно передвинувшись на пару миллиметров влево и назад.
- Просто появился шанс заколотить пару долларов. Я просто не знал тогда, с кем буду иметь дело. А потом уже поздно было выходить из игры.
- Вот как, - усмехнулся Мустафа и повернулся посмотреть на толстяка. Я же, продолжая всячески изображать испуг, прищурился, глянув на картинку с другой точки зрения. Ребята чувствовали себя в полной безопасности, да это и понятно было, все же четверо вооруженных до зубов профессионалов, плюс сам Мустафа и толстяк. Опасности они сейчас менее всего ожидали, учитывая, что нормальный для подавляющего большинства людей пик стремления к сопротивлению у меня уже должен был пройти, а момент, когда человек в приступе отчаяния готов броситься на стволы автоматов, еще не наступил. Я отодвинулся еще на полсантиметра назад.
- Значит, на самого себя, - сказал, продолжая усмехаться, Мустафа и повернулся ко мне. На этом, собственно, наш разговор и закончился.
Дуло короткоствольного автомата, до того убиравшееся мне под левое нижнее ребро, немного подалось вперед, нацелив свое смертоносное содержимое уже не мне в сердце, а куда-то в район пряжки моего ремня. Стоявший слева от меня воин ислама этого даже не заметил. Второй и вовсе отпустил свое оружие, ограничившись тем, что держал меня за руку. Отсчет пошел на доли секунды.
Я откачнулся вправо, уходя от автомата стоящего слева террориста, и ударил его ногой по коленной чашечке, а затем обратным движением той же ноги по суставам стопы второго. В следующее мгновение я высвободил левую руку. Мустафе потребовалась секунда, не больше, на то, чтобы осознать происходящее, однако дотянуться до торчащего из-за пояса пистолета он не успел – мой кулак сломал ему нос. В тот же миг ударом локтя я свернул челюсть левому охраннику и двумя скрюченными пальцами вырвал левый глаз охраннику справа. Двигался я столь стремительно, что лишь к тому моменту, когда Мустафа и его бойцы уже выбыли из строя, толстяк со своими телохранителями понял, что происходит. Подхватив автомат левого охранника, я навскидку дал две короткие очереди. Кроуна и его охрану отбросило к стене. Только один из них успел выстрелить, да и то, попал он в плечо Мустафе, который в этот момент как раз попытался откатиться в сторону, чтобы не получить от меня порцию свинца.
Истратив весь магазин на Кроуна и его подручных, я отбросил опустевший автомат, и отпрыгнул вправо. Ударом ребром ладони сломал шею одноглазому и подхватил его автомат в тот самый миг, когда распахнулась входная дверь и внутрь ворвались парни, обыскивавшие меня снаружи.
Я дал им ворваться, укрывшись за трупом, а затем встретил их длинной очередью. Троих наиболее смелых, сломя голову бросившихся внутрь, выкосило как косой, а я бросился в сторону, не переставая нажимать на спуск, отправив к праотцам еще двоих. Мелькнуло лицо Мустафы, перекошенное от боли и напряжения, ствол пистолета в его руке, и фейерверк капель крови, когда несколько моих пуль попали ему в лицо. Перекатившись, я снова нажал на спуск, а затем подобрал пистолет Мустафы и добил раненного стрелка и последнего из бойцов Мустафы, еще корчившегося у меня под ногами со сломанной челюстью и раздробленной коленной чашечкой. Оставался еще один враг, последний, кто дожил до этой секунды. Тот, кто не помчался со всех ног внутрь комнаты, а решил выждать немного. Им оказался один из парней Кроуна, тот самый, который всего-то 15 минут назад спрашивал у меня документы. Решив, что выждал достаточно, высунулся из коридора, однако выстрелить так и не успел. Получив свою порцию свинца точно между глаз, он дополнил кровавый пейзаж на полу своим трупом.
«Вот и все, - подумал я, бросив пистолет на пол. Мне не требовалось обыскивать дом, я и так знал, что кроме меня, в живых здесь уже никого не осталось. – Задание выполнено».
Пульс я проверять тоже не стал. Одного взгляда «третьим глазом» было достаточно, чтобы понять, что уже никакая реанимация не поможет.
«Человеческое возмездие почти всегда приходит не вовремя, - думал я, спускаясь на первый этаж. – Оно может покарать преступника, да и то далеко не всегда, но не может предотвратить преступление. Однако мы, хотя и являемся по большому счету людьми, что бы ни говорили по этому поводу некоторые из наших теоретиков, все таки видим больше. Дар видеть то, что скрыто от людских глаз, дар чтения рисунка ауры и мыслей – вот что дает нам силу приносить возмездие вовремя и обрушивать их на головы тех, кто действительно погряз во тьме».
Честно говоря, даже при большом желании я бы не смог вспомнить, когда родилась на свет эта безымянная организация, до которой не удавалось докопаться ни одной спецслужбе мира. Мы были Чистильщиками. Теми, кто выгребает тьму и зло из душ людских, а когда это невозможно было сделать. Если же нам попадались закоренелые убийцы и негодяи, мы уничтожали их во имя спасения невинных жизней, которые они могли погубить. Как тот шофер, пытавшийся меня убить. Как тот террорист, на чьей совести многие тысячи жизней. Как тот продавец взрывчатки, связанный с преступниками, и несущий свою долю ответственности за совершенные ими преступления.
Выйдя на улицу, я направился к стоявшему неподалеку небольшому черному фургону с погашенными фарами. Мои друзья уже ждали меня.
- Ну, как? – спросил меня крепкий рослый парень, стоявший около открытой задней дверцы фургона, когда я подошел к нему.
- Все отлично, - ответил я, - Мустафа и Кроун погашены.
Вот как мы говорим об убитых – «погашенные». Погашенные огни жизни. Это не лицемерие, просто у каждой профессии свой рабочий жаргон, точно также как и у каждого вероисповедания свои молитвы. А для нас, Чистильщиков, это и религия и работа одновременно. Как у тех священников, которые накладывали наказания за грехи, о которых они узнали на исповеди. Только мы знаем больше. Ведь никакая исповедь не сравнится с даром видеть человека и его помыслы насквозь.
- Хоть ты и давно работаешь, а все равно остаешься мастером, - сказал мой напарник.
Что-то было не так – я это чувствовал своим обостренным за годы подобной жизни чутьем. Что очень сильно не так. Я попытался напрячь свой «третий глаз», но мой напарник отвлек меня.
- Свидетелей не осталось? – поинтересовался он.
- Нет, - ответил я, усмехнувшись. Мы всегда работаем без свидетелей, планируя свои операции так, чтобы под наши пули не попал никто, кроме намеченных жертв. Работать без свидетелей было нашим железным принципом. Их просто не должно было быть, потому что только так можно было сохранить в полнейшей тайне существование нашей организации. Хотя исключить разного рода случайности порой невозможно, и тогда нам приходилось принимать меры. Но на этот раз все прошло на удивление гладко.
- Кстати, а ты помнишь правила нашей организации? – внезапно спросил мой напарник.
- Помню, - ответил я, с удивлением взглянув на него.
- Ну, тогда ты нас поймешь, - сказал он. Глядя на странное выражение, появившееся на его лице, я вновь почувствовал приступ беспокойства, и уже собрался было осмотреться все же «третьим глазом» для собственного спокойствия, когда обеих сторон фургона появились двое мужчин в черных плащах – наша группа технической поддержки – с пистолетами в руках. Я не успел моргнуть, как в руке моего напарника тоже появилось оружие. И ствол его, как и стволы «техников», был нацелен на меня.
- Что происходит? – спросил я совершенно спокойно. Вначале я просто не понял, что все это значит. Всевозможных проверок на бдительность в нашей организации хватает, в первый момент я решил, что и все происходящее относится к тому же разделу. Я даже не сразу осознал, что оружие направленно именно на меня.
- Ничего особенного, - слегка усмехнулся мой напарник. – Ты же знаешь.
- Я знаю? – удивился я. Я до сих пор не понял, что все это означает. Просто не вспомнил. А даже если бы вспомнил, то действовать было уже поздно. Да и что бы я смог сделать, безоружный, избитый и утомленный схваткой с дюжиной профессиональных головорезов, против троих противников, вооруженных пистолетами и подготовленных не хуже меня.
- Да, - ответил мой напарник.
- Что, черт побери, происходит? – теряясь в догадках, спросил я, чувствуя в то же время, как спокойствие покидает меня, и тягучее предчувствие чего-то ужасного, невыносимо ужасного медленно наполняет мою душу страхом, как деготь бутылку.
- То, что и должно было случиться, - ответил мой напарник. Лицо его, как и лица тех двоих, «техников», не выражало абсолютно ничего. И тут я вспомнил.
Уничтожая негодяев, ты сам совершаешь зло, уродуя убийством свое сознание, пятная свою ауру тьмой и кровью. И рано или поздно накопившееся на душе зло прорвется наружу, неся смерть и разрушение. Поддавшись влиянию зла, такой человек, обученный всем секретам нашего мастерства, превратится в страшную угрозу для нас всех. Именно поэтому Чистильщиков периодически сменяют и отправляют на отдых в монастыри и так далее, иногда даже принудительно. Схватившись за эту мысль, как за спасительную соломинку, я на какое-то мгновение почти успокоился, а потом вспомнил. Иногда помощь наших духовных отцов приходит слишком поздно, либо они сами приходят к решению, что воскресить добро в душе убийцы-Чистильщика уже невозможно. Остается только один способ – уничтожить его. И называется это…
- В игре объявлена пересдача, - объявил мой уже бывший напарник и взвел курок.








                03-16.05.2002