Старожилка

     Она вела неприметную тихую жизнь. Старая, обремененная десятилетиями жизненного груза, борьбы и испытаний, она сгорбилась и отяжелела. Взор стал тоскливо-отрешенным.
     Днем, проталкиваясь сквозь нескончаемые ряды людей, одетых в черное, и вереницы машин, наставленных под окнами, она мерно брела в продуктовый магазин. Один из немногих оставшихся. А сколько их было здесь еще лет десять назад! Продуктовые, булочные, овощные, хозяйственные … Сейчас прежние вывески сменились иными. Значение их не всегда было понятно. Да и люди стали другими: сосредоточенными, вечно бегущими куда-то … «Да Бог им судья», – думала она и грустно вздыхала.
     По вечерам она занималась латанием состарившихся, давно вышедших из широкого употребления, одежд. Она часто и много читала: ее резные шкафы были полны таких ценных, старых книг … Впрочем, ценность их не всякий ныне понимал. Больно уж переменились люди. А еще – она приглашала в гости старую соседку. Сидели на кухне, пили чай с вареньем, разговаривали вдумчиво и неспешно … Рассматривали альбомы с давнишними фотографиями и иногда тихо плакали.
     Воскресенье было праздником души. Встав рано поутру и постояв у светлой заутрени в церкви Афанасия и Кирилла, она пересекала Сивцев Вражек и шла туда, в Гагаринский. И что было за благолепие! Тихо нашептывала свою задумчивую песнь листва. Светило утреннее мягкое солнце. Его свет был молод, игрив. Солнце еще не парило полуденной духотой; оно было ласково. Пробиваясь сквозь тополиную листву, солнечные лучики озорно прыгали, свивая причудливые узоры. Радужные, золотые, тенистые … И что за прелесть! Улицы почти пусты; всё кругом – мир и затишье. Ни гомона машин, ни лиц незнакомых и чуждых … Лишь изредка пробредет навстречу такой же пожилой человек, приветливо поздоровается. Перекинется с тобою несколькими фразами. Да кивнут головой знакомые зеленщики на перекрестье переулков … И – разойдетесь. Хорошо здесь … Гряда старинных приветливых особнячков. Каждый из них – история. Своя, давнишняя. Особая, не похожая ни на одну другую. Неисповедимы пути Господни. Неисповедимы и судьбы людские. И потому бродить здесь воскресеньями, на взгляд непросвещенного – в одной и той же обстановке –всегда хорошо. Тихо, празднично … Ведь у каждого особнячка, дома, садика здесь – своя история. Та, что далека от здешних будничных постояльцев, но коя – часть жизни старожилов. Это – ткань их жизни, кровь и сок их. Наверно, поэтому, когда каждый следующий домик драпировали, сердце ее ёкало; когда какой-то из них разрушали, в ее глазах прибывало грусти, а в осанке – сгорбленности …
     Пройдя взад и вперед по переулку, она оканчивала прогулку на Гоголевском бульваре. Садилась на скамейку, улыбалась чему-то своему. Былому, светлому, воскрешенному в памяти недавно увиденным. Почему-то думалось о них, старых. Всех этих Штейнгелях, Лопатиных, Тургеневых; вспоминались Толстой, Аксаков … Что ей до них? Да, далекие предки были знакомы с некоторыми из них, были вхожи в их круги … Но что – предки? Конечно, и о них думалось; вспоминалось многое, и слезы невольно наворачивались на глаза. Но почему – они? И почему это было так давно, что и память человеческая не охватит? Почему недавнее не дало ничего даже похожего? И почему прежде о них помнили, а теперь даже память сама ослабевает, сохнет, истощается … Всё только – люди в черном: черствые, бесчувственные … Может, вот, хотя бы они … Взор ее упал на играющих поодаль ребятишек, и слезы потекли беззвучно по щекам – морщинистым и мягким.
     Солнце подымалось выше и уже начинало припекать. Из-под ног вспорхнула стайка голубей, взмахами крыл отогнав раздумья. Она встала со скамейки и неспешно побрела домой.

10 июля 2002 г.