Театральный роман

               

   
     Ева положила трубку на рычаг, и смысл услышанного наконец начал до нее доходить. Резкий визгливый голос с угрожающим пришепетыванием буквально уничтожил ее. Стало страшно. Да, именно так – сначала стало страшно. Боль появилась потом, вместе с отчаянием, обидой и презрением. Но сначала стало страшно. Скан-дал грозил потерей близкого человека, отвратительными сплетнями и, как следствие, реальной потерей работы, а значит, практически полной нищетой. На сегодняшний вечер была назначена репетиция. Объясниться с ним там было немыслимо. Никто не должен ничего знать.
     Вся дрожа от нетерпения, Ева судорожно набрала знакомый но-мер.
     – Алло? – услышала она его сонный голос.¬
     – Антон? Нам нужно немедленно с тобой увидеться.
     – А что случилось?
     – Когда ты сможешь подойти на наше место?
     – Минут через сорок.
     – Долго. Я жду тебя через полчаса.
     Трубка резко упала на рычаг.
     Одеваясь, Ева встретилась взглядом со своим отражением в зер-кале и не узнала себя. Затравленный взгляд ввалившихся глаз плохо подходил для предстоявшего объяснения. Нет, так не годится. Нуж-но взять себя в руки. Конечно, мальчик, казавшийся чудом, оказался подонком, а она, влюбленная самым глупым и непрости-тельным образом, получила от него по всем правилам поддых, но показать ему этого нельзя.
     Злость помогла исправить взгляд, и лихорадочный блеск, появив-шийся в глазах, вытеснил из них на время боль. По телу пробежал знакомый озноб нетерпения, как всегда перед предстоящей встречей
с ним. Происшедшее только что еще никак не отразилось на при-вычной реакции организма.
     Быстро-быстро понеслись ступеньки под ее каблучками. И даль-ше весь путь такой же упругий, нервный и стремительный.
     Она увидела его издалека, и ноги вдруг предательски налились свинцом. Так захотелось ничего не знать!
     Он тоже заметил ее и побежал к ней навстречу.
     – Что случилось, любимая?
     Она выставила вперед руку:
     – Мне только что позвонила мама Сони. Ты отдал ей мою запис-ку.
     Он замер. Лицо его как-то вытянулось и окаменело. Несколько секунд он молчал, опустив глаза, а потом медленно и тускло про-изнес:
     – Я так и знал. Мне сегодня приснился ужасный сон. В нем вы прогнали меня от себя. Было так больно.
     – Сон в руку, – произнесла Ева тихо. – Зачем ты это сделал?
     – Не знаю. Похвастался, наверно.
     – Ты понимаешь, чем это может для меня закончиться?
     – Ева Константиновна, простите. Я люблю вас.
     – Я больше не хочу тебя видеть. На репетицию сегодня не прихо-ди и вообще в театре больше не появляйся.
     – Но ведь полетят все спектакли!
     – Я что-нибудь придумаю.
     – Я так и знал, так и знал! Мне было так страшно и плохо.      
     – Прощай.
     И она ушла. На деревянных ногах, не помня себя от боли и отча-яния и все-таки ожидая, что он сейчас бросится за ней вдогонку и что-нибудь сделает такое, что станет возможным все исправить и забыть. Но нет. Никто за ней не бежал. Значит, его предательство не было случайным. Исправлять было нечего. Вот и все.
     Едва оказавшись в своей квартире, Ева чуть не задохнулась от боли, которая, буквально разрывая ей грудь, вырвалась наружу стра-шным первобытным криком.
     «А-а-а-а... – кричала она не в силах справиться со своим отча-янием. – А-а-а!!!!!» Инстинктивно бросившись в ванную, чтобы за-глушить крик хотя бы водой и стенами, она открыла все краны и, сорвав с себя одежду, встала под душ.
     Слезы, шум воды и крик. Она кричала долго и страшно. С этим криком из нее уходила боль. И она кричала, не сдерживая себя. Спа-салась. Когда она вышла из ванной, бледная и опухшая, этот маль-чик ее больше не интересовал. Во всяком случае, так, как рань-ше. Дальше можно было думать только о себе и искать выход из этой ужасной ситуации. Если он вообще был, этот выход.
     Все началось четыре года назад, когда Еве пришла в голову почти шальная мысль создать студенческий театр при институте, в кото-ром она преподавала. И все завертелось вдруг так стремительно и удачно, как будто сама судьба, обрадованная этой идеей, не только с восторгом проголосовала за нее двумя руками, но и сделала все, чтобы Ева смогла легко ее осуществить.
     Это было удивительно счастливое время.
     Антон пришел в театр одним из первых. Он был в числе тех ре-бят, которых Ева пригласила в свой театр из колледжа, где она под-рабатывала почасовиком. Пятнадцатилетний подросток сразу при-влек ее внимание своей живостью, непосредственностью и горя-щими от любопытства глазами. Гибкий, тонкий и остроумный, он излучал столько света, энергии и обаяния, что не отозваться на них было просто невозможно.
     Мальчик оказался талантливым, и это превращало работу с ним в настоящую радость. Он умел все или почти все: танцевать, петь, ри-совать, замечательно играл на гитаре и, что важно, никогда не уста-вал. Репетировать он мог часами, и когда все ребята уже падали от усталости, он с каким-то особенным азартом требовал продол-жения репетиции. Ему было интересно все.
     Прошло совсем немного времени, и Антон стал любимым акте-ром почти всех поклонников, а главное – поклонниц их театра. И когда не только влюбленные в него девочки, но и взрослые женщи-ны, смущаясь, признавались Еве в своем неравнодушии к нему и называли его чудом, она только согласно кивала головой. Ведь он и ей самой казался особенным.
     Театр для Евы и ее ребят стал тем миром, где они были счаст-ливы. Этот мир принадлежал только им, и это ощущение своего особого пространства, пусть не совсем реального, но особенного, был для них удивительным подарком судьбы. В нем они проводили все свое свободное время, что-нибудь придумывая, репетируя и об-щаясь.
     Время на репетициях летело незаметно. Часто они вспоминали о том, что нужно расходиться, лишь после того, как уже ночью кто-нибудь из родителей, отчаявшись дождаться своего ребенка дома, приезжал за ним в институт.
     На репетициях, если Антон не был занят, он всегда садился у ног Евы, скрестив ноги по-турецки. Сначала это удивляло ее, но со вре-менем она начала испытывать дискомфорт, если не находила его на привычном месте. Рыцарство Антона по отношению к ней было де-монстративным и гордым. Его видели и приняли все. И хотя все ре-бята ее театра относились к Еве с пиететом и любовью, отношение Антона к ней все-таки было особенным.
     Как-то незаметно каждый ее новый день стал начинаться с его звонка. И его бодрое и нежное «Доброе утро», как утренний допинг, обеспечивало ей необходимую жизненную энергию на весь день. А уверенность в том, что на репетиции вечером он снова будет сидеть у ее ног, бессознательно радовала ее. Все это происходило на глазах у всех. И всем это казалось вполне нормальным и естественным. Свои чувства к Антону Ева никогда не анализировала, а его явную привязанность к себе принимала легко, не видя в ней ничего нео-бычного. И все было прекрасно до тех пор, пока однажды не прои-зошло вот что... 
     Они репетировали пьесу Зощенко и, как всегда, репетиция по-рядком затянулась. Было весело. Все много смеялись, дурачились и просто сходили с ума от бьющей через край энергии, жизненной си-лы и разной степени влюбленности друг в друга. Было уже до-вольно поздно по осенним меркам, часов шесть или семь, и в инсти-туте никого, кроме них, не было. Еве что-то понадобилось взять в ее кабинете, и она попросила Антона, который не был занят на сцене, сходить и принести ей это что-то. Он пошел. Прошло достаточно времени, чтобы  вернуться, но его все не было. Удивленная Ева объ-явила перерыв и решила сама проверить, в чем дело. В кабинете бы-ло темно, но дверь в него была открыта настежь.
     – Антон? – позвала Ева тихо.
     – Не включайте свет, Ева Константиновна. Я здесь.
     Всмотревшись, она увидела силуэт Антона на фоне освещенного фонарем окна.
     – Что случилось?
     – Подойдите сюда.
     Ева с удивлением почувствовала, как ее сердце, точно оборвав-шись, покатилось вниз. Она подошла к нему и встала рядом.
     – Я слушаю тебя.
     – Смотрите: на улице дождь. Вы ведь любите дождь.
     Действительно, она только сейчас увидела и услышала, что на улице лил и неистово бил по окнам проливной дождь. В зале, где они репетировали, окон не было, и дождь не был слышен.
     – Господи! Нужно скорее сказать ребятам и разбегаться по до-мам.
     И она сделала шаг по направлению к двери.
     – Подождите.
     Он поймал ее за руку и требовательно потянул к себе.
     – Посмотрите как красиво.
     За окном громыхал гром и сверкала молния, дождь истерически бил в стекло и пробовал вмешаться, но все было напрасно: они це-ловались, молча, как безумные, как на эшафоте, как в последний раз.
     – Ева Константиновна! – как сквозь бред, услышали они, не в си-лах оторваться друг от друга, как будто оба не верили, что это может еще когда-нибудь повториться.
     В дверях стоял Виктор.
     – Ева Константиновна, Антон, где вы?
     Почти не дыша, они тихо, словно тени, присели и замерли за ближайшим от них столом. Никого не увидев и, слава Богу, не дога-давшись зажечь свет, Виктор постоял еще несколько мгновений в дверях и с недоумением удалился.
     Позже они, конечно, как-то объяснили ребятам причину своего «отсутствия» в кабинете. Но тогда, в темноте, они искали руки и гу-бы друг друга так, как будто умирали от жажды, и только поцелуй мог ее утолить, и значит, спасти.
     А когда все разошлись, и он, как всегда, пошел провожать ее, они еще долго гуляли и целовались под этим великолепным проливным дождем, не в силах расстаться, расцепить руки и вообще оторваться друг от друга. Промокшие до нитки, забывшие обо всем на свете, кроме своего запретного и от этого еще более умопомрачительного счастья, они все время почему-то смеялись. Ева сейчас уже не пом-нила, что именно они тогда говорили друг другу, но кажется, он пы-тался ей рассказать, как давно он ее любит, а она просто слушала и смеялась от счастья.
     Всю ночь Ева металась в постели без сна. Она то вспыхивала от восторга, то холодела от ужаса и никак не могла решить, что делать. Ей было уже тридцать два года, и неожиданная любовь к несовер-шеннолетнему мальчику грозила ей самыми ужасными послед-ствиями. Кроме того, у нее был друг по имени Вадим, к которому она была по-своему привязана и отношениями с которым дорожила. Эта сегодняшняя любовь, которая, наверное, уже давно жила в ней и о которой она до вчерашнего вечера не догадывалась, обрушилась на нее как стихийное бедствие, грозя сокрушить и уничтожить все, к чему она привыкла и что давно составляло ее жизнь. Еве было стра-шно, но, неожиданно зачарованная красотой и мощью своего чув-ства, она вдруг почувствовала, что влюблена сейчас так, как уже давно не мечтала. И ей захотелось остаться в этой бездне забытого, неожиданного и ужасного счастья. Именно сейчас, когда она сладко занывшим сердцем осознала, что с ней на самом деле произошло, ей показалось, что она вдруг проснулась и начала действительно жить. Боже мой! Как ей не хотелось бороться с этим наваждением и побе-дить!
     Под утро, вконец измучившись и так и не приняв никакого ре-шения, Ева уснула, свернувшись калачиком на сбитых простынях. Резкий звонок в дверь буквально вырвал ее из сна. Еще мало чего соображая, в наспех накинутом коротеньком халатике, она подошла к двери и посмотрела в глазок: на пороге стоял Антон. Деревянными руками она с трудом открыла дверь. Осунувшийся, бледный и ка-кой-то взъерошенный, он быстро вошел в квартиру и, судорожно обняв окаменевшую, почти голую Еву, прижался поцелуем к ее гу-бам: 
     – Доброе утро, любимая!
     Потом вытащил из-за пазухи куртки слегка помятую розу и, не-ловко вставив ее в пальцы Евы, почти теряя сознание от своей дер-зости, произнес:
     – Я не мог дождаться утра, чтобы скорее увидеть вас, Ева Кон-стантиновна. Простите меня за то, что я осмелился прийти сейчас, но ждать до вечера у меня просто нет сил. Я не спал всю ночь, думал о вас и понял, что люблю вас по-настоящему. Я хочу, чтобы вы это знали. И еще, пожалуйста, ничего не бойтесь. Когда будет можно, я женюсь на вас. До свидания.
     И он ушел так же внезапно, как и появился на пороге. Ева за все это время не произнесла ни слова.
     Так началось счастливейшее время их театрального романа.
     Они часто гуляли вдвоем, держась за руки. Иногда он грел ее ру-ки в своих или, опустив ее ладошку в карман своей куртки, крепко держал ее там, как пойманную птицу, изнемогая от нежности и люб-ви, – и тогда наступал рай.
     Это были блаженные минуты для обоих.
     Он часто писал ей стихи – наивные и страстные, а она, в ответ, писала ему записки, полные юмора и нежности. Он мечтал о том времени, когда они смогут уехать куда-нибудь вдвоем, и фантази-ровал, как они будут жить, никого не боясь и ни от кого не прячась. А она снисходительно слушала его и пыталась не думать о будущем.
     Ева стала первой любовью этого необыкновенного мальчика. Но и сама она влюбилась в него как девчонка, забыв обо всем на свете. Вернее, не забыв, а не желая думать об условностях, которые зачем-то придумали и возвели в закон люди. Ей хотелось наслаждаться вы-павшим на ее долю недолгим счастьем сполна. И она наслаждалась. И мечтала только об одном: чтобы это счастье длилось как можно дольше.
     Внешне ничего не изменилось. Никто ничего не замечал и ни о чем не догадывался. В театре все шло прекрасно. Премьера прошла на «ура». Всем театром они весело встретили Новый год и при-ступили к работе над новой пьесой. Антон по-прежнему сидел на репетициях у ног Евы, иногда украдкой целуя ее руки или прижи-маясь щекой к ее ногам.
     Прошел год.
     В театр пришло несколько новых ребят, среди которых оказалась и ее студентка-второкурсница Соня. У невысокой Сони было не-много монгольское лицо с раскосыми зелеными глазами, неплохая  фигурка и самомнение топ-модели. Она не блистала ни умом, ни красотой, но зато обладала поистине ангельским характером. Ева никогда не встречала человека более покладистого и бесконфликт-ного, чем Соня.
     Начались репетиции «Ревизора» Гоголя. Соня неплохо танцевала, была гибкой, и это обстоятельство оказалось решающим для выбора ее на роль Марьи Антоновны.
     И тут начались сложности. Антон, который репетировал главную роль, категорически не воспринимал свою новую партнершу. Она раздражала его своими манерами, какой-то тупой покорностью и неспособностью точно сделать то, что от нее требовалось. В общем, она ему активно не нравилась.
     – Я его ужасно боюсь, – жаловалась Еве несчастная Соня, едва сдерживая слезы. – Я прямо чувствую, как он меня ненавидит.
     Потребовалось немало Евиного терпения и даже суровых вы-говоров, чтобы Антон как-то смирился, перестал на Соню кричать и начал наконец помогать ей как партнер.
     Часто на репетициях, стараясь поддержать Соню, Ева шутя го-ворила: «Ребята, да вы должны все подряд стремиться жениться на Соне, потому что из нее получится такая жена, о которой можно только мечтать. Соня никогда не будет спорить с мужем, и таким образом она подарит ему бесценную возможность чувствовать себя гигантом мысли и прочих возможностей». Все смеялись, но отно-шение к Соне стало меняться. Мальчики потянулись к ней. Она не отвергала никого, и ее милое внимание в конце концов обеспечило ей дружбу почти со всеми. Антон под давлением Евы постепенно тоже сменил гнев на милость, и их дуэт с Соней с каждым днем ста-новился все лучше и интереснее. Ева была довольна.
     Шло время. Ребята взрослели, и потребность любить стала их главной потребностью. Любовные страсти просто бушевали внутри коллектива. Теперь большую часть своего времени, не занятого ре-петициями, они проводили выясняя отношения в кулисах театра. Наткнуться на целующуюся парочку в самом неподходящем месте стало делом обычным. Часто Еве приходилось играть роль напер-сницы и советчицы в любовных переживаниях своих подопечных.
     В театр пришло несколько очень интересных ребят. Это были в основном друзья и возлюбленные актеров театра. Потому что всех, кого любили, ребята, как правило, приводили в театр, чтобы похвас-таться своим театром и познакомить с Евой. Коллектив увеличился, и работать стало сложнее. Поскольку оторвать влюбленных друг от друга было трудно, начались проблемы с дисциплиной. Самыми дисциплинированными оказались Соня и Антон. Антон – потому что был влюблен в Еву и все переполнявшие его чувства он, почти не таясь, мог выразить ей во время репетиции, используя для этого самые разные обстоятельства и предлоги, а Соня – потому что влю-билась в Антона. Ева прекрасно понимала, что происходит, и отно-силась к этой ситуации почти спокойно. К тому же, нельзя было не учитывать, что по буйству гормонов Антон ничем не отличался от своих сверстников.
     В жизни Евы был Вадим. Давнишний и верный друг, отношения с которым были проверены временем. Когда-то Вадим был женат, Ева замужем, но между ними случилась любовь. С тех пор прошло время. Оба развелись, но оформить новый брак почему-то не спе-шили. Их отношения по-прежнему были полны теплоты, нежности и заботы друг о друге, но поскольку они продолжались уже не один год, то со временем стали больше напоминать нежную дружбу двух счастливых супругов. Вадим, респектабельный и симпатичный соро-калетний мужчина, был талантливым программистом. Ева гордилась им, а он любил и дорожил ею. Разумеется, все ребята об этом знали и относились к Вадиму с большой симпатией, из-за чего он иногда даже удостаивался чести сопровождать Еву на их общие вечеринки и праздники, то есть в святая святых, куда посторонним путь был заказан. Может быть, именно присутствие в жизни Евы Вадима де-лало ее отношения с Антоном в глазах окружающих такими естес-твенными, что они никогда и ни у кого не вызывали подозрений. Антон, конечно, страшно ревновал, но вынужден был считаться со «взрослой» жизнью Евы.
     А Вадим, как и все остальные, хоть и видел, как Антон относится к Еве, только легкомысленно подшучивал над ним и никакого осо-бенного значения его ревнивым взглядам не придавал. Видимо, ему и в голову не приходило считать мальчишку своим соперником.
     И вот однажды на репетиции, наблюдая откровенные усилия Со-ни соблазнить Антона, Ева, все-таки немного ревнуя, написала ему записку: «Будь осторожен, дорогой, Соня объявила на тебя охоту». Антон прочитал записку, улыбнулся и спрятал ее в карман.
     Через некоторое время, сделав перерыв в репетиции, Ева вышла в вестибюль, где ее глазам представилась следующая картина: Соня, которая всегда носила очень короткие юбочки и платья, вертелась перед одним из зеркал, украшавших стены вестибюля. Якобы приду-мывая новые движения для своего танца в спектакле, она с откро-венностью, уместной скорее в танце стриптизерши, демонстриро-вала собравшимся вокруг нее ребятам свои аппетитные, полненькие, с несколько тяжеловатыми икрами, ножки и хорошенькую попку. Ребята, в числе которых был и Антон, шумно переговаривались и шутили, пытаясь за фривольными фразами скрыть свое возбуждение от откровенных Сониных па. Ева некоторое время молча наблюдала за происходящим, а затем решительно направилась к оживленной группе.
     – Браво, Соня! То, что ты делаешь, довольно соблазнительно,    но не очень красиво. Твоим движениям не хватает изысканности и вкуса. Мне бы хотелось, чтобы вы все понимали разницу между по-настоящему красивым и вульгарным.
     – Ева Константиновна, а как можно научиться отличать «кра-сивое» от «не очень»?
     –  Прежде всего, необходимо развивать вкус. Хотя я думаю, что когда мы сталкиваемся с настоящей красотой, она воздействует на нас сама по себе и не требует комментариев. Впрочем, когда вы влюбитесь, ваша возлюбленная все равно будет казаться вам самой красивой. И это правильно. Потому что любовь выше любой кра-соты, вернее, любовь, я думаю, это и есть высшая красота.
     Вечером, провожая Еву домой, Антон не без некоторого муж-ского тщеславия спросил ее:
     – Ева Константиновна, вы меня ревнуете?
     – Да, немного, – смутившись, ответила Ева, – скорее всего. Но  это не имеет никакого значения. Ты совершенно свободен и можешь любить кого хочешь.
     – Мне нужны только вы. Я так гордился вами сегодня, как буд-  то вы вся – моя и ваша красота принадлежит только мне или, во вся-ком случае, существует только для меня одного.
     – Для тебя теперь в первую очередь. И все-таки меня мучает со-весть: ты ни с кем не встречаешься, а я не могу тебе дать ничего, кроме дружбы.
     – Но ведь вы любите меня.
     – Да. Но я никогда не смогу дать тебе все. Ты знаешь.
     – Я не хочу этого знать.
     – Антон!
     – Не волнуйтесь за меня, я счастлив.
     Прошел еще год. Жизнь в театре продолжалась своим чередом. Многие ребята уже закончили учебу и начали работать. В театре появились первые семейные пары. В двух семьях уже ожидали появ-ление потомства. Но повзрослевшие ребята все-таки не уходили из театра, и хотя они уже не имели возможности участвовать в его жизни так же активно, как раньше, оставлять его совсем они не со-бирались. Ева этим очень гордилась и делала все, чтобы атмос-фера театра была для ребят по-прежнему комфортной, а расписание репе-тиций и спектаклей удобным.
      Антон уже учился на последнем курсе, и Ева с ужасом думала о расставании с ним. Кроме того, она очень боялась армии, и эта тема стала частым предметом их разговоров в последнее время. Она уже не могла представить себе день, прожитый без Антона. Теперь по воскресеньям они вместе стали ходить в церковь. Очень трудно объ-яснить почему, но, скорее всего, просто потому, что им хотелось быть вместе, все равно где.
     Церковь находилась довольно далеко от центра города, где они жили, и это, с их точки зрения, было замечательно. Была зима. Им казалось, что очень красивая, чудесная зима. Ясное морозное небо, прозрачный воздух и пушистый сверкающий снег как нельзя больше соответствовали их парящим в любовном дурмане душам. Они шли в церковь, всегда крепко держась за руки и почти не разговаривая. А придя, молились. Хотя оба не умели этого делать. Ева только до-гадывалась, о чем молился Антон, но сама она просила Господа убе-речь его от ужасов армейской службы. Настроение после молит-вы почему-то всегда поднималось, и обратно они шли уже весело сме-ясь и дурачась.
     И еще он каждый день делал ей подарки. Самые разные – какие-то пустяки, ведь денег у него совсем не было: записки, цветы, иг-рушки.
     Однажды, когда они возвращались из церкви, внезапно началась редкая в их краях снежная буря, и они, продрогшие и мокрые, забре-ли, чтобы хоть немного согреться, на какую-то почту, полную таких же застигнутых непогодой людей. У Евы сильно промокли ноги, она дрожала и чувствовала, что начинает заболевать. Антон, и сам про-мокший до нитки, просто не знал, что делать, чтобы ее согреть, и, наконец решившись, вдруг крепко обнял ее прилюдно и стал покры-вать поцелуями ее лицо и руки. «Только не заболей, толь-ко не забо-лей», – молил он Еву, от волнения и страха за нее перейдя с ней на «ты». Ева растерялась и сначала попыталась оторвать свои покрас-невшие руки и мокрое от дождя лицо от его жарких губ, но потом разомлела от ласки сама и, отдавшись его рукам, тесно при-жалась к нему, плюнув на всех вокруг. Так они стояли в объятиях друг друга и наслаждались тихим блаженством, которое волнами переходило из одного влюбленного тела в другое, несколько беско-нечно-прекрасных минут, а потом, ни на кого не глядя, взявшись снова за руки, вышли в пургу.
     Оба тогда не заболели.
     Наступила весна, и ребята решили отметить 8 марта на даче ро-дителей Сони. Ева, по просьбе Вадима, с ними не поехала и по-святила этот день ему.
    На следующий день, когда она проходила мимо учебного корпуса, ее остановил отчаянный крик. Обернувшись, она увидела бегущего к ней Антона. На улице было еще довольно прохладно, даже холодно, моросил колючий и холодный дождь, а Антон был в тонком свитере без пальто и шапки.
     – Что случилось? – испугалась Ева. – Ты простудишься!
     – Я увидел вас из окна, и мне показалось просто ужасным, что  вы сейчас пройдете мимо, а я вижу вас и не могу не только до вас дотронуться, но и докричаться. Я не помню как выскочил из ауди-тории.
     – Это вам, – и он протянул Еве образок Богоматери. – Я хочу, чтобы он хранил вас.
     – Спасибо. Но, пожалуйста, немедленно возвращайся. Ты забо-леешь.
     – Ну и пусть, – он упрямо мотнул головой, – так мне и надо.
     – Значит, что-то все-таки случилось? – упавшим голосом снова спросила Ева и, увидев, как он, опустив лицо, отвел глаза, быстро, видимо инстинктивно не желая услышать правду, добавила:
     – Ну, хорошо, сейчас ничего не говори. Возвращайся на заня-  тие, потом поговорим.
     Но они так и не поговорили.
     Ева обо всем догадалась сама, когда увидела Соню и Антона на репетиции.
     Соня просто светилась от счастья, порхая по залу и находя лю-бую причину подходящей, чтобы дотронуться до Антона, прижаться к нему или что-нибудь нежно прошептать ему на ухо. Теперь их обоих связывала тайна, которой она гордилась и которая, как она считала, давала ей право проявлять свою нежность к нему открыто.
     Антон же просто понятия не имел, как себя вести в этих новых и мучительных для него обстоятельствах. В результате он злился, ко всему придирался и был просто невыносим. Наконец он попросил Еву подняться к нему на сцену и показать, как играть то, что она от него требует, а когда она поднялась, он вдруг начал капризничать и спорить с ней, пытаясь ее обидеть и спровоцировать ссору.
     А через час, в ее кабинете, куда он заставил ее подняться вместе с ним после репетиции, он набросился на нее с поцелуями и умолял простить.
     В тот вечер она впервые не разрешила ему проводить ее домой, и он, легко смирившись с ее отказом, присоединился к терпеливо ожидавшей его Соне.
     Всю ночь Ева плакала от боли и бессилия перед тем, чего не           в силах уже была изменить.
     Прошел месяц.
     На утро воскресенья была назначена генеральная репетиция.    Все собрались. Не было только двоих – Антона и Сони. Без Сони можно было обойтись, но Антон был необходим. В тот день они так и не появились, фактически сорвав репетицию. Такое случилось впервые. Вечером позвонили оба. Антон соврал, что был вынужден срочно поехать к заболевшей бабушке, а Соня сказала правду: Ан-тон пред-ложил ей прогулять репетицию, самоуверенно заверив ее, что с Евой Константиновной он разберется сам.
     – Ты же знаешь, мне ничего не будет. Мне она все простит, –
с садистским удовольствием мстившей женщины повторила Соня слова зарвавшегося наглеца.
     Это был удар.
     На следующий день, не зная о том, что подружка его заложи-    ла, Антон, как ни в чем не бывало, появился на репетиции. Он храб-рился и держался развязно. Соня выглядела притворно-виноватой. Ребята ни о чем не спрашивали и подавленно молчали. Все было понятно и так.
     – Антон, у меня к тебе просьба, – сделав над собой усилие, ров-ным холодным голосом произнесла Ева. – Когда в следующий раз тебе захочется погулять, не унижай ни себя, ни меня ложью. Доста-точно будет, если ты просто попросишь меня отменить репе-тицию, и если я смогу, я это сделаю. Впрочем, после твоего вчераш-него поступка я думаю, что мне придется найти способ построить репе-тиции так, чтобы они больше не зависели от твоего участия в них в такой степени. Я подумаю о дублерах на все твои роли.
     – Ева Константиновна, это случилось первый раз, простите меня, – не веря своим ушам, пробормотал растерявшийся герой.
     – Да пойми ты, – произнесла Ева с болью. – Я не могу простить тебе не пропуск самой репетиции, а той наглости, с которой ты это сделал! Ты потерял мое доверие, и я не смогу больше относиться к тебе по-прежнему. Мы попробуем продолжить работать вместе. По-смотрим, как у нас это будет получаться дальше.
     Но ничего дальше получаться не стало. С тех пор все пошло на-перекосяк.
     На репетициях Антон вел себя теперь вызывающе, случалось, грубил ей, а по вечерам звонил домой, просил прощения и говорил о своей любви. Больше всего Еву убивало, что он не понимал, не хо-тел понимать, что ее новое отношение к нему не месть, а просто ре-акция на его непорядочность по отношению к ее чувству к нему.
     Однажды после репетиции к ней подошла Соня.
     – Ева Константиновна, я знаю, что Антон вас любит. Он мне     все время об этом говорит. Но он и меня любит. Он любит нас обе-их. Просто по-разному. Пожалуйста, не сердитесь на него, а то он очень переживает.
     Это было уже предательством.
     Застигнутая врасплох и не зная, что именно известно девушке   об ее отношениях с Антоном, Ева на мгновение просто лишилась дара речи.
     – Соня, – каким-то неестественно-металлическим голосом произ-несла она наконец, – я не знаю, о какой любви Антона ко мне ты го-воришь, но можешь его уверить, что я его люблю по-прежнему. Как и всех остальных.
     А через несколько дней в ее доме раздался этот буквально унич-тоживший ее звонок. Мама Сони, истерически шипя и попутно про-износя в адрес Евы всевозможные угрозы, прочитала ей ту самую записку, которую Ева написала Антону год назад на репетиции.   

Эпилог
     Как это ни странно, никаких страшных последствий для Евы эта история не имела. Возмущенная мама, видимо по просьбе своей до-чери, большого шума все-таки поднимать не стала, а ограничи-лась только звонком Вадиму. Из ее истеричного монолога послед-ний почти ничего не понял, но уверил темпераментную даму, что все, что ему положено знать о своей любимой женщине, он знает и в до-полнительных сведениях о ней от посторонних не нуждается.
     Через несколько месяцев Вадим и Ева поженились, а еще через год у них родилась дочь Евгения. Ева ушла в декретный отпуск,       и маленькая Женька полностью поглотила всю энергию и мысли своей мамы, заставив ее забыть даже о театре.
     Соня, к изумлению Евы, после скандала театр не бросила. И внешне ее отношение к Еве не изменилось. Такое же подчеркнутое уважение ученицы к своей учительнице.
    Антон какое-то время тоже приходил на репетиции в качестве со-провождающего своей подруги. Он отчаянно демонстрировал всем свою любовь к Соне, часто мешал работать и выглядел очень
несчастным. Однажды Ева потребовала прекратить его визиты на репетиции навсегда. Антон больше не появлялся, но и Соня спустя короткое время тоже исчезла.
     Вскоре Антон и Соня обручились, и Антона, благодаря содей-ствию Сониного папы, который занимал большой армейский пост в областном военкомате, призвали в армию в привилегированную часть в столице. После возвращения Антона Соня вышла за него за-муж.
     Но перед этим... Однажды Еве понадобилось куда-то позвонить. Она подняла трубку своего домашнего телефона и вдруг услышала разговор двух женщин, которые горячо обсуждали предстоящую свадьбу своих детей. К своему изумлению, Ева поняла, что речь идет о свадьбе Сони и Антона. Диалог был весьма интимным, дол-гим. Ева его слушала, не веря в происходящее и не понимая почему, кому, а главное, ЗАЧЕМ понадобилось делать ее свидетельницей этого разговора?
     Прошло некоторое время, и Ева с Вадимом и маленькой Женькой засобирались в Израиль. За день до отъезда, гуляя с дочкой, Ева ус-лышала, что кто-то ее зовет. Она обернулась и сначала даже не очень поняла, кто этот человек, к которому она инстинктивно потя-нулась всем сердцем. Он шел к ней неуверенно, смущенно улыбаясь, и когда она, светясь радостью и все еще не узнавая его, сделала шаг ему навстречу, он вдруг споткнулся и упал к ее ногам. Это был Ан-тон. Ева поняла это только в ту минуту. Она молча наклонилась, чтобы помочь ему подняться, и когда их лица оказались на одном уровне, Антон, глупо улыбаясь, пробормотал:
     – Ева Константиновна, вы когда-нибудь простите меня? Я все еще люблю вас.
     Мальчик был пьян.