Свой круг

     Гусей Тафи не любил. Да и как их можно было любить, если они такие белые, такие большие и такие высокомерные зануды?!
     Тафи смотрел, как гуси шли по берегу бескрайней лужи и гоготали, бросая презрительные взгляды на стоявшего неподалеку поросенка. Сегодня было очень жарко и возле лужи собралось достаточно много живности: от стайки кур до коровы с теленком, удивленно глазеющим на окружающий мир. Тафи же во все глаза смотрел на гусей; он хоть и не любил их за горделивость и драчливость, но уважал за то, что они горой стояли друг за друга. Он стоял и смотрел, как они приближаются,  и все раздумывал - отойти ли ему с их пути или подождать, пока подойдут, а потом забрызгать их грязной водой из лужи. Правда, хулиганом он никогда не был, но вот гуси - это дело особое, и тут Тафи сдержать себя не мог.
     Неожиданно расступились лопухи и пропустили Парфенона, местного козла-знатока; за ним шла ослица Ирида, влюбленная в Парфенона по кончики своих длинных ушей. Они чинно подошли к луже рядом с Тафи и принялись лакать мутную теплую воду. Поросенок с восторгом смотрел на своего ученого друга - именно Парфенон рассказывал ему всякую всячину об окружающем их мире, о людях, животных и всем остальном. Эти лекции Тафи любил больше всего, даже больше самого вкусного в мире аргентинского сыра "Тафи". Поросенка, кстати, назвали в честь этого сыра именно потому, что он любил этот сыр больше всего. Но совершенно неожиданно его воспоминания были прерваны подошедшими гусями; Тафи так замечтался, что даже не заметил, как те приблизились вплотную.
     - Кто тут решил своим нечистым рылом... - Начал вожак стаи по имени Гагарин (довольно умный гусь, кстати), обращаясь к Парфенону и Ириде, но тут же был перебит тонким голоском: "Тот у кого нет перьев на заду!". Конечно же, этот голосок принадлежал Тафи.
     От неожиданности гусь поперхнулся и принялся икать; остальные обитатели дружно умолкли и с интересом стали разглядывать поросенка; тут и там можно было даже разглядеть отвисшие челюсти и клювы.
     Гусь прокашлялся, приосанился и презрительно глянул на присевшего от своей неожиданной наглости Тафи. Затем он гордо осмотрел притихших гусей и высокомерно молвил:
     - А тебя, маленький поросенок, никто не спрашивал. - Он фыркнул и сделал глубокомысленную мину. - У людей есть поговорка: "Гусь свинье не товарищ". - Гуси загоготали от удовольствия. - Это значит, что у каждого свой круг. Улавливаешь, что это значит?
     Тафи подумал, но ни одной умной мысли у него так и не появилось. Он умоляюще посмотрел на Парфенона, но тот только дернул ухом; я тебе, мол, потом расскажу. Тафи заморгал и отошел в сторону, пропуская гусиный отряд. Он потупился и принялся размышлять о превратностях жизни и о том, что таким заносчивым не место в их общей луже; свой круг, видите ли!
     Поросенок подошел к своему другу, козлу Парфенону, и умоляюще заглянул ему в глаза:
     - Почему он так меня не любит? - Всхлипнул он. - А? И что за круг такой?
     - Понимаешь, малыш, - начал Парфенон, - в некотором роде он прав: если ты свинья, то нечего прикидываться козлом. И наоборот. - Тафи открыл рот и тут же закрыл его, мгновенно вспомнив, что он - воспитанный поросенок. - А круг... Это такое понятие...
     Но договорить он не успел: внезапно, из-за угла дома появилась бабка Наталья, хозяйка Гагарина и его ватаги. Она подошла к луже, а гуси, узнав хозяйку, сгрудились вокруг нее. Но старая женщина пришла не для того, чтобы покормить свою живность; намерения у нее были несколько иные - в правой руке она держала топор.
     Гагарин, как всегда был первым; он-то и попался в мозолистую руку - белоснежная шея извивалась в крепко сжатой ладони, а шипящий клюв беспомощно клевал рукав телогрейки. Старуха, не обращая внимания на бьющуюся птицу, поволокла ее вглубь двора к большой круглой колоде, на которой сложила голову не одна сотня птичьей братии.
     Короткий "тюк" был не громче звука сломавшейся веточки, но услышали его все животные, молча стоявшие на берегах лужи. Какая-то курица закудахтала, но тут же умолкла под красноречивыми взглядами остальных.
     - Что ж, - еле слышно пробормотал Парфенон, - у каждого свой круг.