Цифры

После долгого перерыва во мне наступили перемены. Причем резкие. И сейчас она отдавливала настоящее, упорно отмечая его тугой головной боль, которая не как обычно перебивала на нет все мое существование, а наоборот, доставляла какое-то шизофреничное  благополучие.

 Мне кажется, я долго вынашивал в себе что-то. Это что-то росло и крепло, нарушая постоянство мыслей. Сейчас мне кажется, что женское начало во мне доминирует, а то, что я сейчас делаю – ерунда. После тяжкой музыки наступило другое. Я подсел на сигареты с ментолом и Gun’s’roses. Ментоловые сигареты как-то здорово ободряют меня, прочищая мозги и даря грубоватый и сладостный вкус. Необычно как-то, а здесь ведь не курят…

Мне сказали, что найду себя.
“Ура”, - подумал я. Снова. Это повторялось каждый раз, но всякий раз меня радовало. Все чаще замечая, что начинаю подергиваться всем телом в моменты телефонных звонков я понимал, что это нервное. Начал облизывать губы с ошеломляющей периодичностью. И поражаться своим новым покупкамя тоже перестал. Почти каждый день я что-нибудь да покупал.
 
Вот и сейчас. Сижу и туповато смотрю на фотографию. “На память от твоей команды”… Банально. Но изображены хорошие люди. Мои. И что я делаю? Тоска? Спать пора? Нет, просто зависаю. Причем, без этого состояния я, оказывается, никак не могу обходиться. Почему? Молчу сам по себе. Не могу.
Меня окружают только женщины. Почему? Не знаю. Раз. Я снова молчу.

Я в темноте, в которой снова смотрю на мелкие точечки монитора. Теперь я только и делаю, чтио сижу вот так. Иногда приходится много ходить и делать вещи, которыми мне никак не хочется заниматься хотя бы из-за лета. Меня это  не успокаивает. И часто чувствую это. Я много чувствую. Почему? Не знаю. Два.

Я вдруг подумал, что испытываю все виды любви, кроме одной. Из-за которой болит сердце. Люблю и привязываюсь. Привязываюсь и люблю. По-разному. И не всех. Даже вещи умею любить. Уею быть им признательным, людям – благодарным. Но до сих пор не понимаю почему та любовь, о которой пишут в идиотских любовных романах для домохозяек никак не случается со мной, я не могу найти  с ней общий язык, что-то единое и связывающее… Почему? Три.

Хотя нет. Было. Долго. Мучающе. Запоминающе. Однообразно и здорово потому, что односторонне. Безответно. Сильно. Сильнее во мне не было никогда. Настояще. Один.
 Получается отточенный апатией текст? Не-а. Я понимаю лишь теперь, что любить можно по двум системам: естесственно и полунатяжно. Взвинтить себя можно. Все можно. И скрыть это. Тоже можно. Почему? Не знаю. Четыре.

Выбрал тоже подходящую особу. Лесбиянку. А почему нет? Она ведь ни о чем знать не будет. Самостимуляция?  Не знаю. Пять.

В коем-то веке мы встретились сней на огроменном семинаре, посвященному разработкой стратегий работы с молодежью. Она всегда расхаживала в рубашках. Везде. Ни в чем другом я ее более не видел. Иногда резковата, иногда до безобразия женственна. Эдакая дерзкая, хищная плоть. Чем она занималась понятия я понятия не имел. По мнению моего соседа сверху, писала что-то про кого-то. И за один такой заказ сгребала баксов по триста, после получения коих устраивала “сладкие деньки” – дорогая машина, любимый клуб, сигары, шампанское, мясо  и шоу в привате. Иногда она приглашала меня на такие вечеринки. А я все стеснялся, дурак..

Но теперь все. Буду любить.  Цель отмечена, объект – тоже, причины – особо, самая пора – разработать и отточить концепцию.
Так. Что она любит? Одежду, цветы? Музыку, театры? И дело было не в банальном ухлестывании и последующем биении пяткой в грудь.. Сначала я пытался  полюбить то, что ее сближает с внешним миром..

Кажется, это были фрукты в виде бананов и лимонов, дурацкое творчество Чижа, зеленый цвет, “Триумфальная арка” и  ироничные романы Дарьи Донцовой. Во-вторых, необходимо было знать и точно определять ее наравления, пути-дороги и наставления, друзей и любимое пиво. В-третьих, надо было достать из шкафов запыленные открытки, книги и статуэтки нэцкэ, которые она дарила мне на протяжении нашей четырехлетней дружбы.

Звонок прервал меня. “Я в метро. Сейчас буду.”
Она. Ага. Хорошо. Будешь, значит будешь… Первое – снова возвести культ. Сделать все по-своему. Сложиться и разложиться  и думать о светлом, так нужном для меня чувстве.

Тяжелая и навесная, она появилась на пороге.
 - “Слушай, у меня проигрыватель заело, то есть, вообще-то игла отломалась… Давай одну вещь послушаем, а?”, - сказала она, протягивая винил в упаковке.

Потом мы слущали “вещь”. И пили кофе с сыром. И много говорили. Она долго у упорно пыталась убедить меня в необходимости ежедневного потребления лимонов и чего-то там еще. Впрочем, она очень мила. В ней есть что-то, что позволяет мне будто встряхнуться каждый раз при встрече…
А потом мы говорили о случанный радостых и неожиданных подарках, о грядущем апокалипсисе.. Вот так всегда. Она обожала эту тему. Ее хищные зрачки загоралсь, лицо расплывалось в улыбке и никакого шоу в привате уже не надо было.

А я ведь люблю, когда у нее глаза вот так блестят – размышлял я, таким образом создавая какой-то сплошной позитив. А она все рассказывала и рассказывала, изредка облизывая губки-бантики. И почему я раньше такого не замечал? И этой родинки у глаза не видел? И почему у нее так мало моих беспричинных подарков?

Следующим утром я разбудил ее звонком.
- “Чего? Ты чего в такую рань?!”, - бомотала она.
- “Да так, знаешь, я вот подумал, что никогда не будил ебя утром именно так… С добрым утром, зайка!”
Слово “зайка” звучало обычно, я часто употреблял его  при общении с ней, поэтому это нучуть не показалось ей подозрительным. По крайней мере я так думал. Почему? Не знаю. Шесть.
 
Я думал. Думал о хорошем. Думал о ней. Думал как много же в ней хорошего. Анализировал ее поступки и находил их не только очень разумными, но и элегантными, вескими. Это меня просто взрывало, и, я, переполненный счасьем и приятным настроением бежал на вперед к свежему воздуху и смотрел на улицы. И думал. Думал как же хорошо,ч то не свете есть кто-то, кого можно любить просто так, даже не за поступки или желания, просто за то, что человечек этот есть; за то, что рано утром я могу проснуться от непреодолимого хотения совершить героеподобное действо, а может быть и подвиг только на основе полученной мощной и доброй энергии.

Часто мне хотелось прижать ее к себе поближе и просто сказать, что я ЛЮБЛЮ. Но я вовремя останавливался. Оно и понятно почему. Во-первых, она бы перестала воспринимать меня как друга, во-вторых, никакого хотя бы нейтрального результата это не принесло.

Так прошел месяц. За это время я уже умел четко и точно определять почти все свои отметины и чувства. По-моему, по запаху.
 
Мы сидели в парке. Было как всегда светло. Я смотрел как стильненький паренек, сидящий поодаль от нас, листает книжку про великого и ужасного Че Гевару. Он открыл форзац, где я ясно прочитал: “…без этого не жить. Это было где-то в середине пути. Это не пророчество…”.

Все стало ясно. Я больше не мог этого выдержать. Это и была любовь. Это и была любовь? Это и была любовь!!
Семь.