Тебе, никогда не знавшему меня...

Заранее благодарна всем, кто прочитает это до конца. Это не одна миниатюра, это - рассказ, разбитый на символические главы, здесь - первая. Надеюсь, кому-то эта история придется по душе... ;)





«Тебе, никогда не знавшему меня»
С. Цвейг «Письмо незнакомки».

«Вспоминай, вспоминай, мой любимый, то, что ты сумел забыть много лет назад. Открывай двери своей памяти, которые ты закрыл давным-давно за ненадобностью…
Я знаю,  - странно будут звучать мои слова и путанным будет рассказ: я пишу его ночью, чтоб никто больше не узнал о моей тайне. Еще двадцать минут назад я стояла у своего окна в комнате и в желтом свете уличного фонаря рассматривала свое отражение. Я думала о тебе.
А потом в холодном ноябрьском небе я увидела звезды и решила рассказать тебе все, если упадет хоть одна звезда. Я ждала долго, я уже отчаялась и опустила глаза, вновь подняла их – и увидела бледный росчерк посередине темного неба. Итак, звезда упала, и я расскажу тебе все от начала до конца.
Мне кажется, ты вспомнишь это почти с первых слов, а быть может, не вспомнишь вообще. И я не виню тебя за это, - как я могу обвинять тебя, если  одна во всем виновата! Но тогда ты просто верь мне, верь, потому что, раз ты читаешь это письмо, значит, я не могу уже сказать тебе этого словами. А значит, мне остается только надеяться на твое доверие к человеку, который любил тебя всегда.
Это история моей жизни, которая началась незадолго до нашего с тобой знакомства, с нашей первой встречи, потрясшей меня тогда до глубины души. Это история моей любви к тебе, которая не кончится даже с моей смертью.
Моя любовь к тебе – крепкая…

Вспоминай, вспоминай, мой незабываемый, 10 мая 19.. года, Париж, ресторан «Leon de Bruxelles». Ты, конечно, не раз бывал в Париже, и в том ресторане тоже, но – всегда с компанией друзей, или с девушками – поклонницами твоего таланта очаровывать. А в тот день по странному стечению обстоятельств ты был один, сидел за столиком, как раз напротив окна. Тебе неудобно было, ты щурился от яркого света, бьющего через стекло в твои зрачки. В зале не было почти посетителей, только ты, да я с кавалером. Мы занимали столик справа от входа, в тени перегородок, мой спутник был чуть занудным молодым человеком весьма приятной, правда, наружности. Он развлекал меня свежими французскими анекдотами, веселился над горшочком с мидиями, который нам подали. Я не люблю мидий, я заказала мороженное, мое любимое «Dame Blanche» и наслаждалась его прохладой в тот не в меру жаркий день. Все это занимало меня до тех пор, пока я не почувствовала твой взгляд. Еще раньше я обратила на тебя внимание, но не больше чем на симпатичного официанта; и теперь я поняла, что ты просто с наглым бесстыдством рассматриваешь меня. Что ж, пусть смотрит, решила я, мило улыбаясь очередной шутке своего спутника. Однако, спустя минуту, или две, я поняла, что это уже нарушает все правила приличия – нельзя смотреть на девушку столь долго. И, пользуясь тем, что мой кавалер подозвал официанта для дополнительного заказа, я с вызовом повернулась к тебе.
Каково же было мое удивление, когда я поняла, что ты не разглядываешь меня с наглым бесстыдством опытного сердцееда. Что ты меня вообще не видишь.
Я сидела под перегородкой, спиной к окну, там, где тень сгущалась больше всего, - ты мог слышать только шорох моего платья, мой голос и тихий смех. Может быть, - случайный отблеск глаз, взметнувшуюся к свету прядь волос. Но меня ты видеть не мог.
Видимо, ты сначала играл в одну распространенную игру: ты представлял меня, пользуясь только теми мелочами, которые давал тебе полумрак. Ты описывал меня подробно, сверху до низу, сопоставляя долетавшие до тебя фразы с тем образом, что сложился у тебя в голове. Но в какой-то момент ты дошел до той грани, до которой доходят самые терпеливые и трепетные: ты захотел увидеть меня. Понять, насколько близок ты был в своих описаниях к реальности. К тому же, верно, образ у тебя получился идеальный – это была женщина, о которой ты мечтал всю свою жизнь, и это взволновало тебя до крайности – ты весь подался вперед, ты всматривался в темноту, не думая о том, как это выглядит со стороны. И такая гамма чувств выражалась на твоем лице: стремление разглядеть меня, вырвать из темноты; чисто мужское желание – завладеть, втеснить моего кавалера и овладеть моим вниманием. Но четче всего в этом беспощадном ярком свете из окна, в этой напряженной позе я увидела выражение детской беспомощности, как будто там сидела твоя давно умершая мать, а тебя не пускали бы к ней, загораживая дорогу приличиями, столами и официантами.
И это наивное непонимание «почему?», эта беспомощность и напряжение выдавали в ту секунду всю твою душу (в следующую секунду ты вновь овладел собой, и словно не желая больше позориться, быстро вышел из зала). Так я в первый раз увидела тебя – не просто тебя, но твою душу и это потрясло меня до глубины души.
Жизнь моя треснула пополам, но я об этом еще только догадывалась.

Вспоминай, вспоминай, мой потрясающий, спустя полгода, дождливый вечер в том же Париже,  la rue Buelliarde,  магазинчик с кондитерскими изделиями на перекрестке. Я стояла под жестяным козырьком у входа, изо всех сил ругая себя, что не додумалась захватить перед выходом зонтик. Мне надо было пройти всего лишь до следующего перекрестка, (я снимала квартиру на последнем этаже углового дома с витражами, помнишь?), но дождь лил все сильнее, уже перейдя из стадии моросящего в льющий, поэтому приходилось ждать, пока он снова не будет хотя бы моросящим.
Ты шел мимо, под черным зонтиком, но внезапно остановился и решительно свернул  в магазинчик, на ходу отряхивая воду с зонта. Лицо твое было мрачным и сосредоточенным, ты слово отчаянно пытался что-то вспомнить,  стараясь при этом еще чего-то не забыть. Ты не заметил ни меня, ни того, что, отряхиваясь, забрызгал меня  почти с ног до головы. Но к тому времени, как я достаточно пришла в себя, чтобы возмутиться, ты уже рассматривал пирожные на витрине.
Ты вышел и остановился на единственной ступеньке крыльца, чтобы прикурить. Я тихо отделилась от стены и сказала по-французски в темнеющий сумеречный воздух:
- Вы забрызгали меня всю.
Ты спокойно закончил прикуривать, после чего обернулся и чуть с нагловатым прищуром посмотрел на меня. Ты был молод, со свойственной тебе наглостью молод, настолько, что я почувствовала себя, чуть ли не стареющей кокеткой, хотя была еще моложе тебя, да и вовсе не собиралась с тобой кокетничать. Я хотела. Чтобы ты извинился.
- Разве? – почти с издевкой спросил ты и, раскрыв зонт, шагнул с крыльца в сторону моего дома. Я с изумлением
наблюдала за тем, как ты удаляешься, даже не пытаясь обернуться.
- Подождите! – следующий мой шаг был безумен, неуемен, недостоин настоящей женщины. – Вы купили не те пирожные!
Боже мой, как это было глупо… Моя сбитая с толку логика выстраивала такую цепочку: ты спрашиваешь, почему? Я отвечаю, что не люблю пирожные с кремом, и чтобы заслужить мое прощение, тебе надо угостить меня моим любимым тортом с вишней.
Я все еще хотела заставить тебя извиниться. Я никак не могла понять, что ты просто не собираешься этого делать.
Но ты встал, как вкопанный посреди улицы, и стоял так, пока я не пробежала три метра от крыльца до тебя под еще слегка моросящим дождиком.
- Откуда вы знаете? – спросил ты по-французски с легким акцентом. Я вдруг
вспомнила, что слово «Разве?» ты произнес по-русски, очевидно надеясь, что я приму это за извинение.
Твой вопрос окончательно сбил меня с толку. Вся логика летела к черту, вокруг падал дождь, и я решительно не знала, что ответить.
- Я так думаю, - наконец, ответила я по-русски.