Долгая-долгая ночь

- Спокойной ночи, урод!
- Спокойной ночи, вонючка!
Обменявшись с сестрой привычными и ничего незначащими обзывательствами, Катя уютно завернулась в одеяло. Как хорошо было уткнуться в пухлую подушку, ища щекой прохладное местечко, и знать, что впереди целая ночь, дарящая причудливые сны и долгожданный отдых. Минуты перед тем, как заснуть, были для Кати необыкновенно дороги. Можно было вдоволь помечтать, напридумывать все что угодно. А потом вдруг мысли становились быстрыми и путанными. Нельзя уже было сосредоточиться ни на одной из них. Перед глазами начинали маячить смутные образы, становившиеся все отчетливей и ясней. И вот Катя уже крепко спала, попадая в новые миры, совершенно чужие и непредсказуемые, но все же рожденные ею самой.
Одно время Катя не на шутку увлеклась Кастанедой. Она приносила из книжного все новые и новые его произведения, пугая родителей и веселя сестру. Среди прочих интересных вещей, вычитанных Катей, была практика «настройки сновидения». Сон занимал в жизни девушки не последнее место,  «настраивать» сновидение было чрезвычайно просто, и Катя, не дочитав до конца книгу, начала «настройку».
Всего-то и надо было лишь вспомнить во сне, посмотреть на свои руки. Как только руки найдены, половина дела сделана. Остается только переводить взгляд с них на окружающие предметы. Когда предметы, в соответствии с неписанными законами сна начнут менять свои очертания, расплываться или проделывать еще какие-нибудь трюки, взгляд надо возвращать обратно к рукам. Вот и все. Зачем это надо, Катя еще не успела прочесть. Но Кастанеда клятвенно уверял, что сны станут ничуть не отличимы от реальности.
Катя каждый раз ложилась спать, решительно надеясь увидеть свои руки. Уверенность и желание сделать это являлись непременным атрибутом «настройки сновидения». Они формировали в человеке «намерение» Хотя в книге было написано, что некоторым требуются годы, чтобы  вспомнить посмотреть во сне на руки, Кате понадобилось дней пять.
Снилось Кате, что находится она в большой ванной комнате. И вдруг перед глазами ни с того ни с сего появились руки, какие-то маленькие и далекие, но несомненно родные. Тут же Катя вспомнила, что к чему и начала «настройку». Взгляд поднялся от рук и скользнул по комнате. Реальность сна действительно поражала. Катя подошла к запотевшему зеркалу и провела пальцем по его поверхности. Ощущения ничем не отличались от настоящих . Катя приблизила голову к узкому следу, оставленному пальцем на зеркальной глади. Отражение собственного лица было статично и правдиво. Катя еще долго ходила по комнате, трогая разные вещи и впервые наслаждаясь их плотностью и осязаемостью, обычно незамечаемыми.
Утром Катя радостно делилась с родными своими успехами. Но никто почему-то за нее не порадовался. Только посоветовали не сойти с ума. Катина мама каждую книгу Кастанеды стала считать своим личным врагом.
Ближе к концу в книге «Искусство сновидения» Катя прочла, что «настройка» - дело довольно опасное. Катя не то чтобы испугалась, но вот «намерение», формируемое бессознательно, испугалось и исчезло. По крайней мере, больше реальных снов Катя не видела.
«Спокойной ночи, вонючка»,- только что сказанные слова еще крутились в мозгу. Катя поворочалась, удобнее устраиваясь, а скоро она крепко спала. Через некоторое время сон стал беспокойным . Исподволь в него затекала удушающая тяжесть. Становилось труднее дышать. Катя начала просыпаться. Возникло ощущение, что рот и нос забиты чем-то неприятно сухим и мягким. Катя открыла глаза. Это неуловимое усилие сейчас сменилось напряженным дрожанием век. Глаза тоже залепила мягкая гадость. Катя подняла руки, испытывая недовольное сопротивление спеленавших их нитей, и стала очищать лицо. Сон еще не совсем отпустил девушку. Она чувствовала, что что-то не так, но до конца ничего не осознавала; двигалась, не сама подчиняя физическое тело, а управляемая им.
Наконец страх понемногу овладевал Катей. Быстрыми касаниями вдоль тела, вздрагивая от прикосновений к чему-то неприятному, Катя поняла, что она как куколка бабочки была заключена в мягкую оболочку. Девушка с отвращением начала освобождаться от непонятного кокона. Лишь когда ей это удалось, она встала и, наконец, огляделась. В комнате было непривычно темно. За окном не светился ни один фонарь. Не было видно даже темных силуэтов деревьев.
- Алла, - позвала Катя сестру.
Тихий голос показался нестерпимо оглушающим. Он ворвался в мертвую тишину, тишину, лишенную всех привычных звуков, обескровленную и уже давно умершую. Словно оглохшая от своего голоса, Катя стояла, и в звенящем безмолвии ей слышались мягкие приближающиеся шаги. Ближе-ближе. Обычно люди думают, что это лишь игра воображения. Но это не так. Каждый хоть раз в жизни замирал под призрачным звуком шагов, приносящих с собой беспричинный ужас, упорно отвергаемый рассудком, но радушно принимаемый сердцем. Тихие шаги. Шаги паники, страха и безумия. Иногда затихающие от трезвых мыслей «не может быть», но тут же возвращающиеся, стоит им только найти не защищенную лазейку.
Катя не стала ждать, когда паника подойдет и бросится в ее объятия. Девушка уверенно пошла к кровати сестры. Когда много лет живешь в небольшом пространстве, тело раз и навсегда заучивает и запоминает однообразные траектории движения. Как заключенный наизусть знает каждую щербинку в стене камеры, так в родной квартире ноги знают, сколько им надо сделать шагов, руки знают, где найти нужную вещь, а шея вовремя наклоняет голову, чтобы не стукнуться об открытую дверь. Глаза становятся лишь приятным дополнением.
Катя сделала несколько шагов и наклонилась над сестрой. Кровать не светилась как обычно белым пятном постельного белья. Руки опасливо дотронулись до лежавшего на кровати предмета. Та же мягкая поверхность! Кокон! Катя замирала от одной мысли о новом прикосновении к сводящей с ума мягкости. У нее не было сил вновь разрывать, раскидывать и освобождать. Тем более что страх почувствовать под пальцами внутри не упругую плоть, а что-нибудь другое не давал двинуться с места.
Катя закрыла руками лицо. Руки! Ну, конечно! С сердца свалился огромный камень. Катя помахала руками перед глазами. В темноте движения рук почти не были видны. Девушка ощупала сначала свои пальцы, потом провела ими по животу, бедрам. Обычные прикосновения. Катя сейчас нисколько не сомневалась, что «намерение» не оставило ее, и она вновь очутилась в кастанедовском сновидении.
Теперь вокруг уже ничего не страшило. Зато любопытство охватило Катю еще сильнее, чем прежде страх. Ковыряться в сестре она не стала, а сразу пошла к окну. Сейчас важно было любое ощущение. Голые ступни наступали на гораздо более нежную поверхность, чем ковер. У окна Катя поняла, что оно чрезвычайно грязное. Кое-как протерев небольшой участочек от пыли,  Катя вытерла руку об ночнушку и прижалась к стеклу. Внутренняя поверхность окна была тоже очень грязная, но теперь немного были видны деревья, ставшие выше и гуще. Сколько Катя ни всматривалась в их плотную чащу, не пробивалось ни одной искорки света. Катя решила открыть окно. Протянув руку к занавескам, она наткнулась на полуистлевшие лохмотья. Лишь стоило попытаться отодвинуть их, как они сами упали вниз с приглушенным тихим шорохом. Катя взялась за оконную ручку и потянула на себя. Рассохшееся дерево сильно застонало. Нарушать тишину вдруг стало похоже на святотатство. Весь этот мир принадлежал ей, и непрошенные гости должны были вести себя по ее законам.
Катя перестала дергать на себя ручку. Она направилась к двери, чтобы включить свет, на ходу дотрагиваясь до всего, что попадалось на руку. Пыль толстым слоем лежала везде. Катя опять брезгливо вытерла руки. У двери она немного замешкалась, остановленная перспективой увидеть вокруг не очень приглядную картину, но любопытство победило, и она  щелкнула выключателем. Свет не зажегся. Пощелкав безуспешно несколько секунд, Катя вышла в коридор. Ходить по грязной квартире не очень хотелось, и Катя решила пойти на улицу.
Открыть входные двери оказалось непростым делом. «Настройка сновидения» требовала максимальной реальности, поэтому заржавевшие замки на двух дверях долго упрямились. Наконец, порядком устав, Катя вышла на лестничную клетку. Спускаясь по лестнице, Катя ощущала под ногами все ту же пыль. Только тут девушка сообразила, что надо было надеть какую-нибудь обувь. Хотя ,судя по состоянию занавесок, обувь, наверное, тоже была не в лучшем состоянии
Ближе к первому этажу темнота сильно сгустилась. Она как будто стекала сюда по лестнице с верхних этажей,  скапливалась и растекалась черным болотом. Катя поглядела на него через перила и не захотела идти вниз, залезать в топкий черный мрак, даже несмотря на то, что это всего лишь сон. Она вернулась на площадку между вторым и первым этажом. В детстве Катя со своими приятелями часто пользовалась окном между почтовых ящиков, чтобы вылезти на козырек над подъездом. Сейчас она вспомнила этот путь и решила тряхнуть стариной. Окно никогда плотно не закрывали, и сейчас оно, немного поворчав, легко открылось. Катя одной ногой уперлась в стену, подтянулась и полезла в открывшийся проем. Странно, но в детстве это получалось у нее лучше. «Старею»,- подумала Катя и хмыкнула.
Снаружи Катя некоторое время вдыхала свежий воздух. Ей казалось, что обратно она выдыхает клубы пыли, которыми успела в сласть наглотаться. При этом Катя не забывала осматривать окрестности.  Нигде не видно было ни огонька. Однако даже в темноте можно было увидеть картину полной заброшенности. Кое-где загораживали дорогу толи упавшие деревья, толи фонарные столбы. Сквозь асфальт росла трава. Остовы машин покоились там же, где их оставили хозяева. Темные окна домов. Тишина. Город как будто однажды вечером уснул и так до сих пор и не проснулся. Может, это был просто длинный сон, а может тихая смерть.
Кате стало одиноко и тоскливо. Вдруг раздался жуткий вой. Из за угла к Кате бежала стая собак. Они тоже не спали. Они хотели есть. Катя, чувствуя себя в безопасности, все же отодвинулась ближе к окну. Собаки как безумные прыгали перед ней, пытаясь достать девушку. Их глаз не было видно, только черные глубокие провалы. Но Катя чувствовала, что уже очень-очень давно они перестали скучать по человеку, забыли, что он был их другом и хозяином. Может быть, уже очень давно собаки не видели  перед собой людей, и сейчас Катя была для них только добычей, которую надо всеми силами поймать и разорвать в клочки. Она была чужая в этом мире. Ей, как и остальным людям, надо было спокойно лежать в своем коконе из сгнившего одеяла, паутины и пыли. И спать, и видеть нормальные сны, сумбурные и непредсказуемые.
Катя как можно быстрее залезла обратно, зацепившись обо что-то ночнушкой, вбежала по ступенькам, ворвалась в свою квартиру и бросилась на кровать, взметнув невидимые в темноте облачка. Она заткнула уши, но вой голодных собак неотступно преследовал ее. Катя лежала и плакала. Слезы мешались с пылью. Пыль глотала слезы.
- Вставай, урод!
Катя открыла глаза. В ногах сидела сестра и щекотала ей пятку. Катя села на кровати, буркнув по привычке: «Отстань, вонючка». Сестра ушла завтракать. Катя сидела и вспоминала свой сон, сначала трудно, а потом все легче и легче. От полноты чувств стало распирать грудь. Катя вскочила и побежала на кухню делиться своим счастьем. Во сне жить, оказывается, было не менее интересно, чем по-настоящему. Кастанеда не обманул.
Катя вбежала на кухню. Родители и сестра подняли глаза. Катино лицо было сильно перепачкано, только несколько размытых дорожек от глаз были грязно-белыми. Ночнушка, покрытая пятнами, в одном месте была порвана. За Катей тянулись серые отпечатки босых ног.
Но никто этого не увидел. Катя ни в чем не бывало села за стол и начала рассказывать.
А за грязным окном протяжно завыли собаки, и ветер ласкал сочную траву, пробившуюся сквозь асфальт.