Найти слова для него. странички дневника. 2000-2002

               

                "Любить не умею -
                И я умираю"

                Давид Самойлов




***

Я хочу сказать, что меня посещают страшные сомнения, и страх смерти бывает - липкий и тяжёлый страх. Когда вдруг всё, кажется, говорит в тебе: Бога нет. Ты - один, ты болен, и, возможно, скоро тебя не будет... В этот момент я вспоминаю, что Спаситель тоже оказывался совершенно один, и что с креста Он кричал: "Боже, Боже, почто Ты Меня оставил!". Получается - даже в такой момент, на грани неверия, переживая катастрофу Богоотсутствия, я вдруг оборачиваюсь и вижу рядом... Христа.


***

Болезнь открывает новое понятие, иное измерение жизни – Последние Времена. Не вселенские, не в истории мира, но твои последние времена: путь, хотя и не известной ещё длины, но уже отмеренный; зримо, определённо конечный. И оттого дающий свободу вольнее распорядиться теми сроками, какие тебе остались…

Услышав «роковые» слова, я почувствовал одновременно страх перед мучением, детскую растерянность – и вместе с тем… ожидание и странную даже радость. По отношению к тому падению, какое происходило в моей жизни, и которое я никак не мог остановить, это было благо. Мне Некто сказал: «Ну, хватит, довольно» – и в этом слышался не приговор, но подлинное сострадание к человеку, который уже итак начал мертветь, только гораздо худшим омертвением.

Если я скажу, что готов к смерти, я совру. Нет, нет! Сейчас так хочется жить, но жить – иначе… Может это только испытание, предупреждение, данное мне, чтобы потом ещё жить и жить? Но всё же смерть стала ближе ко мне, и границы жизни уже не безразмерны.

Господи, помоги мне: хочется начать уговаривать Тебя, отнекиваться, оправдаться тем, что мне надо ещё «послужить», что у меня семья, что я всё ещё чувствую себя совсем мальчишкой, и почему бы не дать мне дожить до седых волос?.. Но не слушай меня. Я ведь одно знаю о нас с Тобой: Ты мне Отец, и Ты поступишь со мной как угодно, но всё равно ПО ЛЮБВИ.


***

Христианство (простите, если примитивно скажу) это желание встретить Христа и не разлучаться с Ним – как если бы Вы встретили любимого человека, решились вступить с ним в брак и оставаться вместе всегда – и когда хорошо, и когда плохо, в радости и горе. Поэтому нельзя воспринимать христианство только как тяжёлый груз правил и ограничений, либо сплошную радость. Одно другому сочетаемо – так и бывает всегда в семье, где из общих радостей и общих скорбей рождается история любви.

***

О болезни говорят как о духовном лекарстве, средстве от греха… Но мне кажется болезнь не лекарством, а катализатором: всё, что дремало, хорошее ли, дурное, пробуждается, и вспыхивает нравственная борьба, какой не мог себе представить до болезни.

Это не только физический, но и духовный шторм. Пытаешься выплыть, ступить на твёрдую почву, но – вдруг оказываешься без веры, среди пены и тёмных волн – и вера вот-вот захлебнётся вместе с тобой… Но ты снова и снова пытаешься повернуть к берегу….


***

Хожу, хожу – и чувствую: ни во что не верю. Внутри всё надорвано от ясного ощущения: смерть – это смерть, и никто Там не ждёт… Сказки всё это.

И нужно лишь одно: забыться как угодно, отвлечься – от болезни, от всех тяжёлых этих мыслей.  Грех? – неважно, только бы сейчас не выла душа, измученная ощущением смертности… 

И одурманиваешься, и грешишь… Но очнёшься после – глухой ночью, быть может - и обнаруживаешь в себе вопрос: что думает обо мне ОН после всего, что я сделал? Что думает и чем ответит за моё предательство? Или – простит?..

И понимаешь с изумлением и странною даже радостью: ты всё таки - верующий…

И даже глазами ищешь Его глаза – в темноте.



***

Любитель научной фантастики - в детстве, я мечтал о времени, когда наука сделает нас прозрачными. Человек-невидимка тут ни при чём: мне хотелось, чтобы прозрачными стали не тела только, но наши мысли и чувства.

Я думал: если мы видим друг друга насквозь, то даже космос покажется мелким и скучным по сравнению с тем, что откроется в нас, и… И вот тогда мы уж точно не сможем лгать друг другу и ненавидеть…   

Я, конечно же, понимаю, что наивно рассуждал тогда. Быть может, душа ещё не была так запятнана?..

Но, знаете, я убеждён: христианство ищет того же, чего я в детстве: возможности без боязни заглянуть друг в друга – и полюбить другого как себя самого. Пусть вовсе чужого, пусть врага.

Мне кажется, потому так смиренны и не-обидчивы, так полны любви и сострадания - даже к мучителям и гонителям своим! - многие святые. Они и здесь, на земле уже видят наши детские, исцарапанные души, и для них нет преграды, чтобы любить нас до самопожертвования.


***

Иногда посмотришь на своих детишек – и хочется расплавиться, чтобы душа закапала. Или стать прозрачным – только бы эти маленькие человечки смогли понять, что происходит во мне, когда думаю о них, когда вижу…


***

Мне кажется, главное, что только мы можем обрести, что мы действительно обретём в Раю – не кущи, не птицы и не чудесные плоды.

Открытую нам, сияющую глубину Бога – и глубины наших собственных – раскрывшихся душ. Не могу представить себе, чтобы в Раю было скучно…


***

Когда называют себя христианами не из веры в Воскресение, но из согласия с нравственными принципами - это уже важно, уже хорошо... потому что начать ИСПОЛНЯТЬ эти нравственные принципы и не уверовать, мне кажется, невозможно. 

Начав "неверующим" христианином, с неутолённой, мучающейся совестью, ты рано или поздно понимаешь: без Бога я дальше не могу двигаться. И начинаешь молиться...


***

Попытка отдать себя ради других людей - это не только подвиг Матросова (хотя подвиг Матросова - это также по-христиански жертвенный поступок). Но не менее сложно каждый день от себя по-кусочку отщипывать, отрывать,- не возмущаясь, не ощущая себя ущемлённым, не вешая себе "медали" за "добродетельность". 


***

Христианство принимают от страха перед смертью? Пусть даже так... Но разве смерть - это недостаточно веская причина задуматься о том, зачем живёшь?..


*** 

Я теперь уже не знаю, как без Бога вырасти в любви до высот Нагорной проповеди. Там Христос ставит слово, унижающее человека, рядом с грехом убийства, а вожделеющий взгляд равняет с прелюбодеянием. Как это исполнить – без Бога?..


***

Что я – без Евангелия – знал о любви?! Чем могу похвалиться в любви – после того, что узнал Оттуда?..


***

Мне 35, и все эти годы я живу в Москве. И сейчас я бы уже не мог сказать, что люблю этот город. От его обаяния ничего не осталось. Я люблю свое ВОСПОМИНАНИЕ о Москве: там деревянный двухэтажный дом, окруженный старыми тополями, двор - полудеревенский, заросший зеленью, с лужами и шампиньонами, которые прорастали даже сквозь асфальт.
 
Теперь на месте дома - автобаза, остался только один тополь у ворот. Когда я прохожу мимо него, мне кажется, что он меня узнает, и мне отчего-то стыдно перед этим последним деревом. И - я вижу, что моя Родина осталась только в воспоминаниях, родных людях, которых я люблю, независимо от их места жительства, моя Родина - в Церкви...


***

Уверен, что христианство не унижение одного пола другим закрепляет, но НЕОДИНАКОВОСТЬ полов, разные таланты, им присущие.

Не могу я – при всей обоюдной любви моих детей ко мне и моей к ним – стать для них  м а м о й. Они ясно различают своих отца и мать, и разного ищут, любя маму или меня.

Что, не пойму, ужасного нашли Вы в словах «жена да убоится мужа» (продолженных, кстати, у ап.Павла заповедью «мужья да любите жён ваших»)? Ничего дурного здесь нет, потому что не о том, чтобы пред мужем животный ужас испытывать здесь речь, а о нравственном чувстве, о том, чего не хватало, например, чеховской «Попрыгунье», которая настолько забыла «бояться» своего мужа, что очнулась лишь в момент его смертельной болезни – да было поздно…



***

Бывают ситуации, когда жена ругается с мужем, ревнует к его недостаткам, «бунтует». А ведь могла бы ради собственного спокойствия наплевать на то, хуже её муж становится или лучше, особенно если тихо ведёт себя, деньги в семью приносит…

Не быть равнодушным, бороться - это тоже иногда жертва, разве не так?


***

Прощение - это ВТОРОЕ действие, которое обязательно предусматривает действие ПЕРВОЕ - обиду. Тебя могут обидеть намеренно, либо ты обижаешься "внутри" себя. В любом случае - все замыкается на твое отношение к себе, жалость к себе, разогретую чужим словом или поведением до неприязни к другому человеку.

Мы дорожим своим внутренним миром, который закрыт от посторонних взоров. Даже когда я понимаю, что с точки зрения окружающих людей веду себя дурно, я внутренне прощаю себя (вот еще один род прощения) и уверен в том, что я-то непременно хороший (только другие об этом почему-то не подозревают).

Думаю, большинство людей относятся к своему внутреннему "я" трепетно, как родители к любимому ребенку, а к своим "внешним" действиям - легкомысленно, как дети ("ну и что я такого сделал-то?").

Чтобы научиться прощать, надо, наверное, поменяться местами с твоим обидчиком: на себя посмотреть как на "внешнего", чужого человека, а на того, кем обижен, как на себя самого. Надо постараться представить себе и поверить, что перед тобой, внутри вот этого замкнутого и чуждого человека - такой же маленький и беззащитный ребенок, жалеющий себя, по-своему слабый и непОнятый, который внутренне нуждается в жалости точно также, как и ты сам.



***

Недавно слышал рассказ о ссоре между родственниками - христианином и неверующим. Оба наговорили много лишнего, потом уже "остыли" оба. И неверующий спрашивает: "Как же ты меня такими словами-то бранил, ведь ты христианин?" Тот отвечает, что грешен, конечно же, виноват. И в свою очередь говорит: "А ты-то что ж так ругался?" - "А я не христианин, как хочу, так сам и поступаю"... 

Да, люди требуют от нас, христиан, чтобы мы вели себя по-евангельски, как нам заповедано. И они прекрасно понимают, какой должна быть эта любовь. Пусть на себя они христианский "закон любви" не распространяют,  но от церковных людей они постоянно ждут исполнения христианства. То, что простится в сознании людей по отношению к неверующему, будет восприниматься как кошмарный, неприличный, злой, чудовищный поступок со стороны христианина, и тем более служителя церкви.


***

Неверующие - наше пристрастное, обличающее зеркало. Как часто, глядясь в него, я краснею от тяжкого стыда...


***

Когда-то я был толстовцем и считал, что Христос был человек, безусловно, необычных способностей, но конечно же не Бог. И при этом, думая о Распятии, я не мог не испытывать необычайного уважения ко Христу.

Сейчас мне самому не совсем понятно, а на чем, собственно, основано было это уважение? Человек проповедовал неясные идеи, говорил о том, что воскреснет, обещал Царство Небесное, а сам погиб на Кресте - и всё... За идею-то многие пострадали. Будучи атеистом или толстовцем на самом деле не мог бы НАСТОЛЬКО Его уважать... В конце концов у Высоцкого, с его взглядами, правильно поётся: "Вот только жаль распятого Христа". Только жаль - и не более того. Но всё же - почему такое уважение? К чему такая попытка "втащить" Христа в социализм? В рок-культуру? В молодёжные движения 60-х годов?

Мне кажется, потому, что в Его действиях, действиях, которые заканчиваются для неверующего человека практически ничем, присутствует, тем не менее, какая-то совершенно невероятная правота. Сейчас я бы назвал это Правдой Христа, которая невольно заставляет многих, даже тех, кто не понял и не принял Его, Ему поклониться...


***

Сознание масштабности своего дела совершенно не избавляет, даже, вероятно, усиливает в человеке ощущение рутины, "бытовушности" бытия (у того же Пушкина, кажется, "Разговор книгопродавца с поэтом", стихи об окружающей его в Болдине прозе карантинной жизни). Кроме того, каждый - на своем уровне - все же равен другим, тем, с кем живет рядом. Рядом с Пушкиным - Николай I и великий поэт Жуковский. Толстой общался и с Достоевским, и с Чеховым (после прочтения Чехова решил, что его творчество исчерпано и не хотел дальше писать художественных вещей).

И наконец, каждый, самый высокопоставленный человек доходит до какого-то предела - и видит, что все ничтожно по сравнению с... С Богом, вечностью, смертью, космосом, чем еще?

И для него, как и для самого рядового обывателя, самыми важными вновь становятся внешне совершенно невеличественные вещи. Для Пушкина, например, последние сутки его жизни - это страх испугать своими стонами жену и жалость к ней за то, что ее будут обвинять в его смерти.



***

Кстати, предсмертное пушкинское моление – чтобы его жену не осуждали… Так много сказано было о любви к Пушкину, но эту предсмертную просьбу его растоптали даже не задумавшись…


В двадцать пять ты (это я о себе), быть может, только осознаёшь, что есть призвание; в тридцать думаешь: «Теперь-то послужу»… Но в тридцать пять и после…

 «Неоконченная пьеса для механического пианино» Михалкова… Как там герой кричит: «Поздно! Мне тридцать пять лет!!!» И это СЕРЬЁЗНО, это не глупость, не поспешное суждение – это жизненный перелом, когда человек начинает уже ощущать на себе Чей-то вопрос: «Где же твои дети, твоё дерево, твой дом?» ЧТО ты сделал к середине жизни?

Никогда не мог удержаться, чтобы не заплакать…



***

Наверное, у каждого человека, проходящего свой, всегда по-своему трудный путь к Богу, были на этом пути такие моменты - моменты откровения, личного откровения. Над ними можно смеяться - со стороны. Но пережив их, не сможешь смеяться над ними, и обязательно будешь вспоминать, переживать и спрашивать: что же мне такое было, откуда, как это могло войти в мою - такую материальную - жизнь?!..

Ради таких моментов можно претерпеть много дней, часов, лет, наполненных обычным человечески-природным ощущением, которое тянет к земле, настойчиво убеждает, что ты всего лишь прах, и все вокруг - лишь "космические законы", и они раздавят тебя рано или поздно... Но память о Боге, память о Встрече, память об этом явившемся тебе ощущении - часто оказывается сильнее.

Я бы желал человеку, стремящемуся обрести веру, не только логического обоснования, какого-то там замечательного двадцатого или тридцатого философского доказательства бытия Божия, но чтобы в своем сердце он испытал то потрясение, которое бывает с тем, кто хоть краешком, одним крылышком своей жизни "прикоснётся" к тому, что называется Вечной Жизнью.


***

Когда я думаю о том, что редко чувствую присутствие Бога, что ощущаю страх смерти, то причину этого вижу в себе самом. Потому что, думаю, я совершенно не делаю того, чтобы я должен был бы делать, чтобы иметь такое счастье. Я слишком несерьезно люблю, я не умею любить.


***

Есть замечательные, очень важные строки у поэта Давида Самойлова, который не был православным, верующим человеком, и может быть о другом писал, но как бы и обо мне, и для меня:

Любить не умею,
Любить не желаю,
Я глохну, немею
И зренье теряю.

И в конце: "Любить не умею - И я умираю".

Если я не умею любить, если перестаю любить, то я умираю - и физически, и духовно, потому что в моей жизни нет больше смысла. Если ты хочешь убедиться, что есть Бог, то и любить надо в соответствии с той мерой, которую Христианство предлагает в любви.

Любовь воскрешает даже мёртвых...



Москва

июль 2002