Андрей и Трио Бандуристов

Андрей и Трио Бандуристов.

Андрей с детства очень любил украинскую культуру. Особенно, наряду с литературой и живописью, Андрей любил украинскую музыку. Больше всего его трогала за душу игра бандуристов. А если бандуристы объединялись в трио, то их игра трогала Андрея за душу втройне. Но больше всего Андрея интересовала внутренняя жизнь, так сказать, творческая кухня трио бандуристов. И поэтому в детстве он мечтал попасть на генеральную, а если не получится, хотя бы на текущую репетицию такого вот коллектива.  И вот однажды, по обыкновению, помогая старушке перейти оживленную улицу, Андрей узнал, что старушку зовут Александра Федоровна и что она работает вахтером в Доме Народного Творчества. На вопрос Андрея, а есть ли там трио бандуристов, Александра Федоровна ответила что есть и тут же пригласила доброго мальчика в Дом Народного Творчества на репетицию вышеозначенного трио. В Доме Народного Творчества Андрею сразу – же понравилось: красиво и уютно. Александра Федоровна отвела Андрея сначала в гардероб, где Андрей оставил пальто, шапку и шарф, а затем проводила  в Малый зал, где уже начиналась репетиция трио бандуристов. Андрей уселся на последнем ряду и приготовился впитывать в себя народную культуру. Не за горами уже был Праздник Великого Октября и возможно поэтому бандуристы, как показалось Андрею, были какие – то нервные и обеспокоенные. Особенно чем  - то обеспокоен был самый большой и по – видимому, главный, т.к. у него еще и было самое красное лицо, бандурист Григорий Михайлович. Он постоянно кричал на остальных членов трио, требуя от них ума и какой-то сыгранности, пока не пришел Самуил Яковлевич, как догадался Андрей, художественный руководитель Дома Народного Творчества. Вопрос Самуила Яковлевича, а где ноты и текст «Думи про Ленiна», прозвучал в абсолютной гнетущей тишине. Самый молодой бандурист, Юрко, вдруг из красного сделался белым,  и судорожно стал перебирать струны своей бандуры. Григорий Михайлович и Михайло Григорьевич, третий бандурист, очень пристально посмотрели на своего собрата по трио и повторили, но уже более на повышенных тонах (как музыканты) вопрос Самуила Яковлевича относительно нот и текста «Думи про Ленiна». Юрко почему-то только один раз всхлипнул и быстро заявил испуганным голосом, что, мол, потерял. Далее Андрей почти ничего не понял из диалогов и монологов, которые последовали вслед за этим заявлением. Относительно ясно выразился Самуил Яковлевич, в его речи были понятны три слова, причем подряд: «Снимаю с программы». Михайло Григорьевич просто громко ревел, как медведь и тянул дрожащие руки к пятящемуся Юрку. А Григорий Михайлович был самым многословным и поэтому менее всего понятым Андреем. Из его длинного и витиеватого монолога слух Андрея смог выудить и идентифицировать лишь одно слово: «Командировочные», которое повторялось несколько раз, густо приправленное явно  немузыкальными терминами. Юрко успел допятиться от сцены до 9 ряда, где был настигнут увесистым пюпитром, пущенным верной рукой Михайла Григорьевича, и словом «Ганданяра». Бандурист Юрко осел и схватился за ушибленный лоб, а Андрей решил потихоньку покинуть генеральную репетицию. Андрей сбежал по лестнице в гардероб, наскоро оделся, попрощался и поблагодарил  Александру Федоровну и стремглав выскочил на улицу. Только подходя к дому, он увидел, что позабыл в гардеробе шарф, но решил не возвращаться. Тогда Андрей понял, что творческие люди – это люди со сложным и удивительным, непонятным внутренним миром, что присутствовать при интимных духовных переживаниях таких людей попросту низко и неблагородно. А для себя Андрей решил: никогда больше не ходить ни на какие репетиции, а особенно на генеральные. В искусстве, как, впрочем, и в любом виде человеческой деятельности, важно видеть именно КОНЕЧНЫЙ РЕЗУЛЬТАТ.