Убить любовь

- Позвольте спросить: Любовь – это хорошо?
Разговор происходит в тамбуре поезда. Я подкурил у мужика сигаретку. И теперь мы  можем втянуть сладковатый дым и поговорить «за жизнь».   Мужик  двухметровый, рубленный топором, наверно военный или спортсмен.  И явно не тянет на философа, который мучается подобными вопросами. Я заинтересовался.
- Это, знаете,  о какой любви речь,… если с извращениями, например…
- Нет, я не об этом. Я о всеобщей любви. Ну, там «возлюби ближнего своего…»
Очень интересно. У мужика явно есть что рассказать, и выговориться ему хочется до немогу. Поезду до Москвы ехать еще часа три. Есть контакт!
-Так что ж я должен думать? Конечно, любовь - хорошо. Но если у Вас сомнения, поговорим в купе. А то у меня там пиво нагреется.
Конечно, пиво,– украшение мужской беседы. Что еще так развязывает язык?
Сели. Открыли. Разлили.
- Вы представляете мир, в котором все поголовно друг – друга любят?
- Ну да. Конечно. Это рай.
- Вот-вот! Только рай здесь и сейчас! Представили?
- Ну, знаете! Вот так, сразу?  Это воры, значить, любят тех, у кого крадут.  ГАИ любит автолюбителя, банкир  любит мелкого вкладчика, директор – секретаршу… Нет, последнее как раз представляю. А что до предыдущего, то этого не может быть, потому что не может быть никогда.
Сказать «не может быть» - это как раз поощрить на рассказ.
- А вот послушайте: Служил я в Таджикистане инструктором... 
Вот это, как раз приметно. Помесь военного и спортсмена. При советском Союзе много таких «инструкторов» по всему миру служило. И сейчас, значить, служат. Не все в бандиты подались, и то спасибо.
- Большая банда ваххабитов шла к границе, а я, как раз, в одном селе задержался. Меня и взяли. Во сне взяли, а то бы… Ну связали, и потащили в горы. То есть буквально потащили. На веревке за конем. Дней через шесть-семь зашли мы в ущелье, и там был у них лагерь. А в лагере базар для рабов.  Как есть самый настоящий, с помостом и зазывалой. Там много рабов было. Человек сто. В основном уйгуры и китайцы. Их я от других легко отличаю. Был один – явно японец, несколько русских женщин, уже немолодых, и много девушек  красивых, вроде казашек. А одна,  как с обложки журнала. Вот когда нас продавать стали, я, значить смирненько стоял. Это потому что строптивых рабов сразу на цепь и в каменоломню. Оттуда не сбежишь. А лицо у меня -  сам видишь, умом не блещет. Так что мне место на сельхозработах. А уж оттуда сбежать проще пареной репы. Нас такой тактике еще… ну, в общем, неважно, где учили. Но вышло иначе.
Представь картинку: В центре площади помост вроде деревенской сцены. На сцене зазывала и я. Перед помостом рельс, и к нему привязано человек двадцать рабов на продажу.  Остальные толпятся сзади помоста. А дальше на площади человек сорок покупателей. Правоверные, мать их, мусульмане. Хозяин – с бородой до глаз араб, сидит под тентом и попивает кофе, а у него в ногах пулемет. Такая вот  сельхозидиллия из жизни рабов.
И тут влетает в лагерь шайка человек двадцать на конях, и начинают они палить из автоматов во все стороны. Это какая-то другая мусульманская секта, наверное. Вахаббитов там многие не любят. Не воспользоваться, – грех. Я ремешок – то, которым связали, заранее чуть расслабил, а тут совсем сбросил, и с помоста прямо на тент сиганул. Тент, естественно, падает на хозяина, и я его  по головушке - плюх. Захрустело. Я под тент нырнул, и пулемет нащупал. Пулемет хороший, лентой снаряженный. Облегченный вариант крупнокалиберного. Их на лошадях удобно возить. Я с таким по горам, в свое время, немало побегал. Взял я этот пулемет как игрушку любимую. Вылез, значит,  из-под тента, а там бой в самом разгаре. Я и врезал. И тем, и другим. Просто от радости, что оружие в руки взял. Ну, потом подобрал нож и всех рабов освободил. Это, впрочем, не благородный жест, а просто  больше движущихся мишеней. Так легче уходить. Дальше дело только за лошадью. Я одну, без всадника, зацепил за стремя, да и остановил.
 (я, глядя на него, подумал – такой и джип может остановить… за стремя)
- Тут девица, которая с обложки, мне кричит на чистом русском: «Солдат! Я знаю дорогу!» Что тут сделаешь? Схватил ее, поднял в седло. И на выход из ущелья. А она: «Не туда, там посты!». И показала тропочку – прямо к вершине. Стали мы карабкаться. Скоро я уже на лошади не сидел, а тащил ее на поводу. В общем, вышли на перевал, потом дальше в горы. Но как она ходила! Ходить по горам – труд нелегкий. Я сам в горах  лет двадцать.
Спали в обнимку, потому что холодно, но отношения – чисто дружеские. На меня, правда, накатило, когда она в ручье мылась. Она, не стесняясь, одежду сняла, и в воду. А вышла на солнце – вся в капельках, как в алмазах. Но только я  лапы раскрыл, мол, приголублю, она как-то так на меня посмотрела, как на щенка, в коридоре нашкодившего. И говорит «не нужно». Убедительно так говорит. Может, она гипнозом каким владела, только схлынуло у меня желание. Надолго.
Про себя она ничего не рассказывала. Ну а мне рассказывать не положено.
Сказала она, что зовут ее Алань. А меня называла Толли. Я, кстати, Анатолий Кузьмич.
К выживанию я приучен. Смастерил рогатку, птичек настрелял. Не голодали
Короче, через пять дней, не встретив ни души, дошли мы по горным тропам в какое-то село. Я в тибетцах не сильно разбираюсь. Кажись, это были тарусы. Но не китайцы, точно, хотя язык на китайский очень похож.
Там на Алань  только что не молились. Нас сразу в главную хибару. И на второй этаж. А второй этаж у них для лам только, ну или для прочих святых монахов. Накормили. Чан с водой нагрели. Ихние святые очень в теплой воде понежиться любят. Да и я не против. Опять же вдвоем с Алань. И опять без всяких поползновений на секс. Потом нас кормили. Вот это, я понимаю, с  уважением! Ведь там, в горах, с продуктами не очень.
Но нас они уважили. Я только куриных блюд семь видов насчитал. Это при их-то бедности! И для меня настоящую водку выставили. Ладно. Утром дали нам яков. Горные быки такие, сдлиннойшерстью.  Это потому, что на нашей лошади в горах не очень. И побрели мы. Я до этого в Тибете не бывал, так что кто там Джомолунгма, не знаю. Но что горы очень высокие  факт. В иных местах воздуха начинало не хватать. Потом стали спускаться. Ты слышал о Шамбале? Ну, место святое для всяких восточных.
Вот  и я только мельком слышал. Короче, долина между гор, речка и монастырь. Такой, знаешь, то ли буддийский, то ли ламаистский. И люди  тоже не разобрать. То ли бонзы ламаистские, то ли монахи буддистские, то ли брамины индусские. Кто бритый налысо, а кто, как индийские йоги, с патлами до пояса. На них на всех что-то  пестрое. На многих рубашки такие, до колен. Но при этом спортивные штаны и кроссовки. Кроссовки-то меня больше всего уели. Нигде святые их не носят.
Ладно. Меня сразу в какую-то келью привели. Приличная такая, вроде гостиничного номера, вместо окна  - щель вертикальная в стене. Не сильно светло, не сильно тепло, но жить можно, как в гостинице. Только удобства в виде двух кувшинов: на одном сидеть, в другой… ну ты меня понял. А кровать настоящая, с ортопедическим  матрацем. Потом мальчишка, – явно китаец, - пищу принес: рисовую кашу, очень вкусную, лепешку с травой вроде укропа, и молоко.
На таких условиях я бы долго жить согласился, после горных-то перевалов. Но долго жить мне не дали. На следующее утро, еще затемно, разбудил меня мальчишка, дал одежду эту монастырскую, какие там все носят  - пестрая рубашка до колен, спортивные штаны и кроссовки, и жестами позвал за собой. Остановился он у большой, оббитой медными вставками двери, постучал деревянным молоточком, который сбоку висел, по медному диску, поклонился и исчез. А дверь открылась изнутри. Ну, я вошел. Вошел я в современный офис. Компьютеры, принтеры, экран на пол стены, факсы, телекс. За директорским столом здоровенный мужик, налысо бритый. Очень смуглый, носатый. На какого-то киноартиста индийского похож. И, представь, говорит на почти чистом русском: «Страсьтвуйте, Анатолий Кусмитщ!»
Это, прикинь, пока я спал, эти монахи меня вычислили. Между прочим, информацию о моем настоящем имени-отчестве и нашему ФСБ не так просто найти, даже по документам. А у меня, когда брали, документов с собой не было. Я только имя одно Алань назвал. Вычислили по имени и описанию, ну может еще фотографию сделали незаметно. Это класс, уж я-то знаю.
Стою, молчу. Перед таким болтанешь про свою тещу, а выдашь государственную тайну. Уж проще помолчать.
Актер этот индийский продолжает: «Я Рантжапангх Сингх, но вы можете говорить просто Ратжа. Я, как вы поняли, все про вас снаю. Вы бутите пошивать у нас нетолго, и, может быть, в благотарность са постель и ету, чуть-чуть нам поможете. А мы пока поможем вашей маме. Сарплату вашу прямо ей и перешлем. Вы согласны?
Я бы может, поспорил, но у этого Раджи  все продумано и просчитано, а у меня никакой информации о нем нет. Так не играют. Я только кивнул. Тут  Раджа в улыбке расплылся, поклонился  (ну точно в Японии учился, гад!)  поднял со стола медный гонг и молоточком ударил. А меня под руку взял и к двери подтолкнул, - иди, мол. Я вышел. У двери давешний мальчишка. Поманил за собой, и повел по коридорам. Привел он меня в спортзал. Как и все здесь - помесь Востока и Запада, ультрасовременного и старинного.
На стенах полотна с китайскими картинками и иероглифами, я такие в Алма-Ате в музее видел, а одна стена зеркальная. На полу пластик шелковистый какой-то, по которому босыми ногами ходить одно удовольствие, и плетеные циновки. Пол зала с концентрическими кругами на полу – для поединков, значить, а во второй половине ультрасовременные тренажеры. Вдоль стен манекены - это, понятно, чтоб удары отрабатывать. Манекены классные, некоторые в доспехах, с оружием, другие в военных или спортивных формах. Все начинены электроникой, и мне мальчишка показал, могут так шевелиться, только держись. Пульты управления сзади у каждого. Это значить, набираешь программу, и это чучело машет руками и ногами, пока ты его каким-нибудь удачным приемом не вырубишь. Один особо крутой – в доспехах самурая, на пятиметровой дорожке. Этот вообще мог по дорожке двигаться взад-вперед, и мечом вымахивал. Ну, я ведь и размялся в горах, и отдохнуть успел, да и соскучился по тренировке в цивилизованных условиях. Так что я оторвался. Выложился, что называется. Часа три я тренировался.  Все тренажеры опробовал, потом к манекенам перешел. Всех этих электронных болванов я вырубил по очереди быстренько, а с самураем повозился. Вообще-то он, наверно, предназначался для тренировок с мечом, но мне интересней так было.  Голыми руками против меча. Плечо он мне все - же оцарапал. Мальчишка сначала помогал мне манекенов программировать, все молча, а потом сидел в углу, раскрыв рот. А мне как раз такой зритель за счастье. Перед взрослым я бы выделываться не стал, скромности обучен. А тут пацан, да еще китаец. Я-то их китайскую манеру поединка хорошо знаю. У нас один инструктор был, ихний чемпион, в… ну, там, где я учился. Но у меня манера другая. С моей массой как Брюс Ли скакать трудно, так что для меня важно сосредоточится и удар нанести. Одного всегда было достаточно.
Потом мальчишка отвел меня в баню. Все та же манера: старинное и современное: душевые, пластиковые кабинки мини-саун и бочки с водой по-японски. А, кроме того - бассейн: пятьдесят метров с десятиметровой вышкой. Это вообще подарок судьбы. Я когда-то в школе прыгал с вышки, и очень даже неплохо. Даже на тренировки ходил, пока каратэ не увлекся. Ну да что об этом… Я и поплавал вдосталь (в горных речках ведь не наплаваешься), и с вышки попрыгал. Пацан смотрел, все так - же рот открыв. Было в нем что–то, что заставляло меня выделываться. У меня ведь своих детей нет. Как-то не складывалось на семейном фронте. Да и работа разъездная…
(Я тут же про себя прокомментировал: «А из каждого разъезда можно вернуться с пулей в животе. Заведешь тут семью»).
Вот мне мальчишка приглянулся. Хотя он только молчал.
Потом пошли в их столовую. Это я так условно сказал. Настоящая трапезная, как во флорентийском монастыре. На стене фреска – "Тайная вечеря».
(Я опять - же про себя удивился: кого этот «инструктор» во Флоренции инструктировал? Воистину: неисповедимы пути спецслужб!)
Накормили меня опять вкусно, но без мяса. Мне в монастыре этом все больше нравилось. И Раджа явно симпатичный мужик, хоть и знает слишком много.
Потом в келью вернулись. Мальчишка остался в коридоре. Я зашел, дверь захлопнулась, и тут я увидел, что в келье уже кто-то есть. Пригляделся – Алань. Только вроде чуть изменилась: В горах она как бы без эмоций была. Ну, просто нечеловечески спокойной. А тут как бы вибрировала. То есть напряжение от нее исходило, тревога какая-то. Я молчал. Она как  сквозь зубы спросила: «Толли, тебе хорошо?». Чего тут сказать?
Но я и сказать-то не успел. Она мне на грудь кинулась. И поцеловала. В губы. Ты мужик, ты должен понять. Она была красавица, каких поискать, но она же во мне всякие мужские желания еще в начале нашего побега задавила. А в то мгновенье все вновь вспыхнуло. КОРОЧЕ, ХОТЬ ВЕРЬ, ХОТЬ НЕ ВЕРЬ, Я СОЗНАНИЕ ПОТЕРЯЛ. Такое у меня до этого было только один раз, на ринге, но от кулака. Очнулся в постели, Алань рядом, прижавшись, лежит. Тут она вскочила, что-то мгновенно на себя накинула и из кельи выскочила. Я к двери – заперто. Плечом саданул – держится. А я в себя приходить стал. Стою голый. Рвусь в коридор. Зачем? И что у нас с ней было? В общем, я так удивился тому, что происходило со мной, что тут же, только доплелся до кровати, и заснул. Проснулся - на улице темно. Оделся, подошел к двери – открыто.
Вышел в коридор, а под дверью мальчишка-китаец сидит. Ну, я к нему: Знакомиться давай. Я Толли, а ты. А он жестом показывает, мол, не могу говорить. Это для меня еще гвоздь. То Алань, то этот пацан… Ладно, - говорю, голодный я, поесть бы. И жестом показал. А он улыбнулся, и жестами показал – мол, слышу и понимаю, только говорить не могу. И повел меня в трапезную. Вместе с ним мы поели. Каша, как наша тыквенная, и хрустящие палочки, вроде жареной рыбы. Потом он меня опять в бассейн повел.  Ну, я поплавал, и вроде успокоился. Такая спортотерапия. А пацан жестами показывает: прыгни, мол, с вышки. А я говорю: после еды не могу, мне б на воздух. Тогда повел он меня какими-то переходами, коридорами, и вывел на крышу. Немаленькая такая площадка на крыше башни, с цветами и лавочками, над всем монастырем возвышающаяся. И в центре - вертолет. Очень интересно было осмотреться. Монастырь этот огромный. Частью в скалах вырублен, частью достроен. Местами каменная кладка древняя, а местами бетон и стекло. Но все очень гармонично.
(Я уже который раз молча удивился: откуда у этого вояки понятия о гармонии?)
На небе как раз над горой луна – точно как на одной из картин в спортзале. Я мальчишке показал. А он кивнул, и так смешно изобразил - точно тот индус, с которым я утром разговаривал. Я спрашиваю? «Что, ту картину Раджа рисовал?» Он кивает.
Я начинал понимать, что в этом монастыре я ничего понять не смогу. Все здесь перепутано. Ту картину, например, мог нарисовать только профессиональный художник.
Короче, стал я отключатся. Побыстрее вернулся в келью, и в постель. А в постели – опять Алань. В общем, дурдом! Но мне было не до рассуждений.  Потому что началась круговерть. Алань меня сама обняла, поцеловала. А потом провела пальчиками по спине, да так, что я, казалось, опять сознание теряю. Не потерял. Все помню. Я ведь не монах, и, хоть не бабник, но с женщинами бывал разными. И на Востоке, и на Западе. Но такого еще не было. Я хочу сказать, что я бывали у меня и любовь, и физическая близость, и всякое-разное. Вот только такого не было. Я был как под напряжением в тысячу вольт. Горел, вибрировал и взрывался. А она была как море: Прохлада и тепло, свет и тьма, нежность и … да все равно слов таких нет. Мы говорили. Она рассказала, что из китайской семьи, родилась в Америке, а отец ее - христианский миссионер, поехал с семьей в Анголу, там и погиб. Ее привезли в Южную Африку, в Йоганесбург.  Были улицы, наркотики, голод. Она погибла бы на улицах, но подобрал Раджа. Руководил он там движением кришнаитов. Потом что-то случилось, и он уехал. Взял ее с собой. О Радже она говорила, как о воплощении Кришну.  «Аватара», так и сказала. Здесь, в Тибете, они уже десять лет. Здесь он на свои деньги и какие-то пожертвования восстановил и достроил монастырь. Сюда приходит всякий, кто как она сказала «получил знак любви». Так что и буддисты есть, и ламаисты и еще много разных, все служат одной цели. Вот какой – она не сказала.
Русских здесь бывало немало, потому и язык выучила.  А мальчишка, что мне так понравился, из Гонконга. Его она сама подобрала на улице, как ее Раджа когда-то. Мальчик перенес шок, когда банда подростков-наркоманов растерзала его отца и мать.
Зовут мальчика Ли, и вначале он от людей прятался. Родственники его брать не захотели, а Алань взяла. Теперь отошел, очень умный, но говорить пока не может.  Врач говорит, что нужен другой шок, чтобы он заговорил.
Потом я ей рассказал о себе.  Про детство в Украинском селе, про институт, про службу, что можно. Для них ведь это уже не было секретом.  И снова были ласки. Я теперь знаю, что чувствует фугасный снаряд. Каждый раз я был как снаряд в полете, а потом взрывался.
Не знаю, сколько у нас это продолжалось. За окном, то есть за щелью этой, было светло, потом опять стало темно. Сутки, наверно. Потом я заснул. И видел во сне себя и Алань  и Ли вместе, в селе на берегу Днепра, в деревенской хате, в саду, в огороде.… Такая вот идиллия. А проснулся – за окном  уже светло, Алань в келье нет, и ужасно есть хочется. Вышел – у кельи, как всегда, Ли на корточках сидит. А на глазах слезы. Спрашиваю, что случилось? Он мимикой и жестами изображает: Алань  улетела на вертолете, туда, где стреляют. Очень плохо. И  жестом показал – меня Раджа зовет.
Пошли к Радже. Ли опять за порогом кабинета остался, а я вошел. Раджа сидел перед компьютером, и что-то выстукивал.  А сзади него, на большом экране, новости Би-би-си.
Что-то о взрыве на химическом заводе в Индии.  Тут Раджа от компьютера оторвался, и говорит: «Вы, Анатолий Кусмитш, внимательней смотрите, это и вас касается». Стал я внимательней смотреть. Репортер говорил, что в результате взрыва погибло не меньше двадцати человек, больше ста человек получили ожоги, а еще ядовитые газы накрыли поселок, там тысячи людей отравлены, и сейчас правительство Индии объявило район зоной бедствия. Разные страны готовы оказать помощь. Да ты, наверно, слышал об этом взрыве? Тогда и Российские газеты писали, и по телевиденью показывали палаточные городки, в которых тысячи индийцев получают медпомощь.
(я действительно слышал об этой катастрофе. У нас писали, что американцы использовали дешевую рабочую силу и территорию Индии для грязного химического производства, экономили на технике безопасности. После взрыва с компании - хозяина завода взыскали много миллионов долларов в возмещение убытков. Но после Чернобыля особого впечатления эта катастрофа не произвела).
Когда репортаж окончился, Раджа сказал: «Вам, Анатолий Кусмитш  обясательно придется туда отправиться. Там нахотился один наш труг. Сейчас от него нет свяси. Мальчик Ли его снает,  он поедет с Вами. Вы тостаточно польсуетесь английским ясыком, чтобы спрашивать. Вот Вам сотовый телефон, вот тысяча толларов. Мой номер  -101. Найтете и привесете сюта».
А сотовый телефон у него был странный –набрать можно только 0 или 1, то есть двоичным кодом работать.   
Ну, как мы добирались до Потала, городка этого, где завод, неинтересно. Сначала вертолетом, потом на джипе. В городке пришлось туго. Там жило тысяч 30 . почти все пострадали.  Хотя было много врачей, со всего света, и полицейские со всей Индии, разобраться удалось не сразу. Но постепенно выяснилось, что  Дурьядхан, так звали того, кого мы ищем, ушел на завод за  час до взрыва. Домой он не вернулся.  Погибло во время взрыва двадцать пять человек, из них двадцать опознали, но Дурьядхана среди них нет. Нигде в палаточных госпиталях его не было. Чтобы показали трупы пятерых неопознанных, пришлось дать на лапу главному полицейскому.  Во всем мире они одинаковые. За двести долларов этот страж в тюрбане на своем джипе подвез нас в морг, и готов был нам  все трупы из морга вынести. Короче, осмотрели. Я всякого повидал, но от этого – мороз по коже. Люди обгорели частями. У кого пол лица, у кого только голова. У одного не обгорела только одна нога. Ли стоял рядом и  тоже смотрел. И даже трогал. А потом показал жестом – того, кого ищем здесь нет. Железный мальчонка. Короче, пришлось опять спрашивать того продажного полицейского. Тут он вспомнил, что еще троих, которых первыми с завода вынесли, положили в доме местного знахаря. Приехали туда. Лежит три мумии, все в тряпочки завернутые, и пахнут как фабрика костной муки. Это их знахарь травными мазями от ожогов лечит. Ли каждого опять ощупал, и показывает – вот он, нашли. Оказывается, Дурьядхан этот носит, не снимая медный браслет - какой-то знак Кришну. Тут я по сотовому телефону набрал Раджу и доложил: нашли, мол.
Раджа, и по телефону слышно, обрадовался. Говорит «Я пришлю вертолет. Он сятет
на перекрестке торог, перет горотом. Вы  Турьятхана тута понесите на носилках.»
К вечеру прилетел вертолет. Мне сын знахаря помог на носилках донести обгоревшего до перекрестка. Тот в себя пришел, и что-то лопотал. На хинди, наверное.
Из севшего вертолета выскочил сам Раджа. Мы вместе затащили носилки в машину. Раджа сел впереди, в пилотское кресло, я и Ли – сзади, возле носилок. Часа за три долетели до монастыря. Раджа и вертолетом управлял здорово. Взлетал легко, садился мягко. В полете не раскачивал. Когда сели, встречала толпа монахов. Один, с длинными волосами, руку над головой Дурьядхана подержал, а потом забормотал что –то. Ли  меня за рукав дернул, и показал «О`кэй!».
После командировки стоило отдохнуть. Нас с Ли накормили в трапезной, я помылся в душе, поплавал в бассейне перед сном, и завалился спать. Ли разбудил меня, когда за окном, то есть за щелью было еще серовато. На глазах у него опять были слезы, и еще какой-то испуг. Жестами позвал с собой, и я понял, что опять зовет Раджа.
И опять Ли в кабинет не вошел, остался в коридоре. Раджа стоял перед большим экраном, и изучал, казалось, спутниковую фотографию какой-то местности. Оторвавшись от экрана он произнес: «Кое-што случилось, труг Анатолий Кусьмитш. Беда случилась. Вы знаете это место?»
 То, что было на экране, было каким-то поселком, а за ним - вроде склады или бараки.
Ничего примечательного, только возле одного барака машина с какой-то необычной, но вроде знакомой тенью. Я так и сказал.
«Правильно, труг мой. Это бывшая советская ракетная установка «Буран». Перекуплена как сувенир частным лицом. Мы не хотели, чтобы этот сувенир отнажты выстрелил. Стесь, пот этими крышами, по саказу правительства Пакистана частная фирма телает ракету тля этой установки. А топливо телали на том савоте, откута вы првезли нашего труга Турьятхана. Алань поехала сюта, - он показал на поселок на экране, -   чтобы привести токазательства. Теперь Алань пропала. А савот кто-то взорвал как рас тогта, когта Турьятхан толжен был получить токументы. Теперь нет никаких токасательств. Вы бутете спасать Алань. Токументы в папке. Ли покажет, гте оружие. Отенетесь и летите. Там в поселке наш труг  Али ибн Барак. Он знает английский и поможет. Вертолет бутет жтать вас»
Я взял у него папку – там были планы поселка, схемы дорог, список некоторых жителей и характеристики на них, фотографии и характеристики на работников фирмы. В конце заполненный от руки листочек, на котором вероятная схема движения Алань. Профи делали!
Ли повел меня в оружейную. Там было из чего выбирать! Я в оружии разбираюсь.
(я про себя добавил: «Еще бы!»)
Так вот, я не опознал и половины из того оружия, что там было. Какие  то старинные гибриды ружья и меча, сверхсовременные электронные штучки, может даже лазеры. Если б Ли говорил, да было побольше времени.… Ну да ладно. Я взял израильский автомат Галиль, с лазерным прицелом, швейцарский офицерский нож, наш пистолет Стечкина, и гранотомет «Шмель». Взял английские инфракрасные очки, итальянский аккумуляторный фонарь и Цейсовский бинокль.
Потом набрал патронов, гранат разных и пару противопехотных мин. Все это – в большую сумку. Одел кевларовый бронежилет, НАТовские ботинки и какой-то камуфляжный халат странный на ощупь, вроде кожи, только легкий.  Мне на него Ли показал, а то я бы его и не заметил.
Пока одевался, все время ловил себя на мысли, что уже видел такую сценку в каком-то американском боевике – то ли со Шварцнэгером, то ли со Сталоне. Потом вышел к вертолету. Утро только начиналось. Ли проводил меня до вертолета. Он стоял на площадке с поднятой рукой, пока я видел монастырь. Летели мы часов шесть, не меньше.
Сели в горах. Пилот, пожилой индиец, сжал руки в традиционном приветствии и показал направление. Да я и сам уже сорентировался, и побежал к поселку. До него было километров двадцать. Подошел я к поселку уже почти затемно. Одноэтажные домики с двориками и по-восточному высокими и плотными заборами. Большое здание, где жили иностранные работники фирмы – на окраине. За ним - высокий бетонный забор с колючей проволокой – территория фирмы. В папке было указано, между прочим, что в поселке много собак, и они поднимают по вечерам страшный шум. Шум до меня долетал, хотя прилег я в скалах километрах в пяти от поселка.
Мне не терпелось поговорить с местным агентом, но пока совсем не стемнело, я не хотел идти по улицам. Лежал в  кустах над городом, и в бинокль разглядывал дом  Али. Что-то там было не так. Пригляделся и понял. У каждого дома во дворе какое-то движение – не люди, так собаки что-то делают. А возле дома Али - нет. И еще, была там открыта форточка. Открыта наружу, и все время хлопала на ветру. А никто не закрыл. Не было дома хозяина. Но стемнело, и зажегся свет. Хозяина, значит, нет, а кто-то из гостей остался. Ну ладно, гостюшки, поговорим. Я напоследок пригляделся, прикинул маршрут движения и экстренной эвакуации, и побежал. В дом решил попасть через то окно, где форточка хлопала. В этой комнате явно никого не было, а попаду в дом - там видно будет.
Сумку с тяжелым оружием я оставил в скалах, взял только очки инфракрасные, пистолет и нож. Подбежал к соседнему дому, подтянулся, залез на забор. И потом как канатоходец по забору добежал до дома Али. Окно с хлопающей форточкой было аккурат рядом с забором. Я вытянулся и дотянулся до форточки, потом тихонько поставил на окно одну ногу, просунул руки внутрь и аккуратненько, пальчиками, выдавил стекло наружу. Впрочем, я мог особо не осторожничать, потому что собаки уже разгулялись во всю, и шум стоял на улице оглушительный. Через окно я легко впрыгнул в комнату. Надел очки – посреди комнаты кто-то сидит. Подошел - дышит. Посветил фонариком. Догадаться нетрудно. Кто-то нашего друга Али привязал к стулу посреди комнаты. Мне весьма повезло, что при этом ему еще и рот не забыли заткнуть. А то бы он меня непременно выдал. Сейчас уже можно. Я приложил палец к губам. Он кивнул. Тихонько снял Али кляп, и достал нож, чтобы разрезать веревки, которыми он был связан.  Вдруг слышу шаги за дверью, и поворачивается ключ в замке.  Стал я за дверь – думаю: «Будет гостям сюрприз!» Но этот гость, видно, в рубашке родился. Позвал его кто-то и он отошел от двери. Я разрезал веревки, тихонько спрашиваю
– Ты Али?
– Да
– Гостей много?
– Сейчас трое или четверо. Было больше.
– Где Алань, знаешь?
– Знаю, там, на территории рабочего комплекса есть комната охраны. Ее там, в подвале держат.
– Как туда проникнуть знаешь?
– Знаю.
Я решил не поднимать шума и не терять зря времени. Пусть эти, в доме, живут. Показал Али на окно, - мол, двигаем. Тот не дал себя упрашивать. То, что и ему весьма повезло - факт. Сдал их инженер фирмы, который должен был передать доказательства. А его накрыли из-за разговора по телефону. Приехали какие-то бандиты из Пакистанской службы безопасности, и их арестовали в момент передачи документов. Его привезли домой, потому что рассчитывали, что придет еще кто-нибудь. Я и пришел, только не через дверь, а через окно.
Сначала с Али мы поднялись в скалы, где лежала моя сумка. Он показал мне на картах и схемах, как подойти к домику охраны, очень хотел идти со мной, но мне попутчики без надобности. Привык один. Объяснил я Али, где ждет вертолет, и побежал к промзоне. Я доску подходящую  еще раньше, в бинокль присмотрел. Сначала  я доску эту к забору подтащил, и к дереву прислонил. Там метрах в трех, дерево росло высокое.  Залез я на дерево, доску за собой втащил, и, с самой высокой ветки, к забору приставил. Потом взял мину и побежал к  гостинице, в которой иностранные работники фирмы живут. Возле глухой стены на мусорном баке заложил мину, нажал пружину детонатора, и положил сверху кирпич. Такой фокус. Пружина отжимается постепенно, и если не нажать, то через полторы-две  минуты грохнет. Как раз для меня. Теперь я помчался к дереву. Залез, по доске подполз к забору и остановился в полуметре от него. Сумку над забором перебросил. Там была сигнализация емкостная. На массу реагирует. Вот когда моя мина рванула, я прыгнул. То есть я над этой сигнализацией пролетел. Сигнал, конечно, был, но не как на нарушение. А поскольку одновременно раздался взрыв, я рассчитывал, что оператор не среагирует. Могло, конечно, и не получится. Но тут уж как повезет.
Приземлился я жестковато, но ничего не сломал, а на ушибы я давно не реагирую. Теперь дело было в скорости. В принципе, все внимание охраны отвлечено взрывом, и пока поймут, что там за взрыв, да пока свяжутся друг с другом, пару минут у меня было. Подкрался к сторожке. Эдакий бетонный бункер, окна метра три над землей. Было бы больше времени, я бы план какой придумал. А так приходилось импровизировать. Завизжал я бабьим голоском. Должен был хоть кто-то среагировать. Один и выглянул. Дверь чуть приоткрыл. А мне больше и не надо. Я из –за двери–то его за горло – цап, и гранатомет в морду. Тут у кого хош поджилки затрясутся. Вот вслед за этим охранником я в караулку вошел.. За горло его, однако, держу, чтоб крикнуть не вздумал. За дверью –комнатка, барьер, дальше еще дверь. Я у охранника спрашиваю по английски – где женщина? А он то ли с перепугу английский забыл,  то ли и не знал никогда. Мычит что –то. Только когда я хватку на горле ослабил, он пальцем вниз показал. Потом я спросил его, сколько еще охранников здесь. Он показал  -двое. И отличненько. Этому я по голове дал, отключил. Пусть живет. Заглянул в соседнюю комнату – там пульт сигнализации, ружейный шкаф, и двое козлов сидят, телевизор смотрят. Повезло. Они даже взрыва не слышали: боевик шел со стрельбой. Больше они и услышать ничего не успели. Одному я нож бросил в горло, второго ногой по голове достал. Некогда мне было церемонится.
В столе у охранника ключи взял, и быстрее в следующую комнату, из которой вход в подвал. Подвал, между прочим, вполне цивилизованный: свет, решетки, чистота. И моя Алань в индийском сари, как с картинки. Своеобразная такая картинка.: губы разбиты, синяк под глазом, руки и плечи все в кровоподтеках. .  Я как ее такую увидел, чуть голову не потерял. Уже повернулся было бежать с охраной разбираться. Слава богу, она среагировала, крикнула «Толли!» Я очнулся. Ключик к решетке подобрал, в камеру влетел,  подхватил Алань  на руки, и из караулки вынес. А тут навстречу – очередь автоматная.
Пришлось побегать. Алань на руках мне не мешала, а вот сумка с оружием тянула, да бросать жалко. А вот и знакомая машина –эта самая ракетная установка. И охранники почти догнали. Ну, тут уж не до игрушек.  Достал я «Шмель», да и шуганул им навстречу. Потом развернулся  и, чтоб зря визит мой не окончился, по этой самой самоходке жахнул. То, что попал – видел. Потом стал я сумку потихоньку опорожнять. Гранаты достал, и подбросил охранникам. Эдакий подарочек.  Последнюю в забор кинул. Дырка в заборе –аккурат для меня, хоть и с горячими краями. Я Алань вперед протолкнул, прыгнул сам, а потом из автомата длинную очередь по преследователям врезал. И побежали мы. Конечно, если б не вертолет, нас бы накрыли на второй день. Думаю, мы от преследователей не больше, чем на час оторвались. Но вертолет ждал. Я все шесть часов, пока обратно летели, отдышаться не мог.
Ли встречал нас на вертолетной площадке. Он улыбался, скакал. А когда Алань вышла из вертолета, он бросился к ней на шею с криком «Алань!» Это он впервые заговорил! Только Раджа встречать нас не вышел. Ну да он человек занятой.
Потом был опять монастырь, трапезная, спортзал. Бассейн, в котором мы плавали уже втроем –я, Алань и Ли. И сутки такой любви, которой вообще-то я не заслужил.
Проснулся я опять один. За окном серо – то ли вечер, то ли утро, -не понять.
Выскочил из кельи – ну как всегда, Ли на корточках сидит и преданно на меня смотрит. Не спит он вовсе, что-ли? Я его так и спросил: «Ты спишь когда-нибудь?» Он головой качает – да, - мол. А потом глаза пошире открыл, и говорит: «Йес!». Видно очень хотел похвастаться, что говорить стал! Он, как оказалось, языков 7-8 знал. И заговорил сразу на всех, только на первых порах путал слова одного языка с другим. Пошли мы с ним в спортзал, зарядку сделали. Это их китайская Ши-а-цу, самая лучшая из зарядок. Потом я ему пару приемов нашего рукопашного боя показал, а он мне – кое –что новое из их китайского Кон-фу. У них ведь школ боевого искусства видимо-невидимо, и у каждой что-то свое, особенное.  Потом в бассейне поплавали, позавтракали славненько, и на вертолетную площадку поднялись. Как раз солнце вставало. Восход. Он в каждом месте по-своему хорош. На море он один, в степи другой, а в горах –совсем особенный. Вершины и черные и белоснежные, загораются, как свечки какие, и склоны как позолотой прочерчивает. А горы становятся голубыми и розовыми. Небо вначале серо-белое, быстро голубеет, и, наконец, из-за какой-нибудь скалы вырывается золотое свечение, а потом выскакивает солнце, и смотреть на него уже невозможно. Но я еще секунду глядел, а когда отвернулся- все вокруг превратилось в круговерть черных и золотых пятен. И сквозь них я услышал голос Раджи: «Любуетесь восхотом, труг Анатолий?»  Хоть у меня слух чуткий, как он подошел – не слышал.
Тут зрение ко мне вернулось, и я увидел его: в легкой пестрой рубашке, высокий, и лысина на солнце блестела, как нимб у святого. Это я потом так подумал, а увидел я настоящий нимб. Хочешь - верь, хочешь – нет, а я так и решил, что он святой. Так все наложилось одно на другое: обгоревшие трупы с химзавода, ракетная установка, Алань, Ли, любовь, рассвет, нимб  этот. Поверил я в его особую миссию.  И сразу ему сказал об этом.
– О, тогта ты получил снак Любви. Тогда ты бутешь слушать. Итем!
И он повел меня в свой кабинет. А там нажал на какую то точку на стене, экран отъехал в сторону, и открыл комнатку: кровать, небольшой письменный стол с простой лампой под абажуром, и много фотографий на стенах.
- Сахоти, труг Анатолий, в мое жилище. Сейтщас я тебе расскажу про себя и про мою миссию. Он говорил, и показывал фотографии на стенах. Он родился в ЮАР, и там же учился. Очень рано стал понимать, как много несправедливости в мире. Вначале он хотел стать адвокатом, учился  в университетах Йоганесбурга и Парижа. В Париже жил в Латинском квартале и учился у великих художников. Потом защищал в судах нищих и бездомных, которые становились преступниками из –за голода. В Японии учился на врача. Работал в Американском Корпусе мира.  Побывал и в голодной Африке, и в лодочных городах Малайзии. Потом он почувствовал влечение к религии, стал кришнаитом, ходил босой по Японии, пел «Хайрэ, Кришна!». Прошел послушание в монастыре под Бомбеем. И именно там он услышал зов Любви. Кришна говорил с ним в видении.  И объяснил, что Калиюга подходит к концу. Противостояние сил зла и сил любви достигло апогея. Сейчас главная задача людей – бороться с конкретным злом. Мир еще можно спасти, если победить конкретное зло.
Тогда мир возродиться заново, люди смогут полюбить друг друга. А потом Раджа попал в монастырь в Тибете.
Кришна указал ему путь поисков истины –верховья Ганги. Так он попал как раз в этот монастырь, в котором мы сейчас. Но тогда он был поменьше и выглядел похуже.
Его главная задача теперь –  бороться с конкретным злом.
- Я венулся ис Тибета в Йоганесбург, и стал говорить там со всеми, кто хотел, чтобы люти не убивали и не унижали труг-труга. Вначале мне были раты. Мы состали большую общину. Было много пожертвований. Те, кто хотел, принял за правило: не слова главное, а тела.
Но когта я сказал, что и те, кто руковотит, должны делать дело и бороться с конкретным злом, нас прогнали. Мы пришли сюта, в этот монастырь. Сейчас у нас много трусей во всем мире. Все они готовы помогать, щтобы не было ненависти, а была любовь. Только нужно время и нужно все время бороться с конкретным слом. Ты готов?
Готов ли я? У меня от его рассказа слезы стояли на глазах. Так я был настроен тогда. Я, конечно, не голубь. Мне приходилось причинять зло. Я даже ничего другого и не умел – профессия была такая, зло причинять. Но в глубине души я хотел мира и покоя. Этот человек предлагал мне именно мой путь.
Я даже на колени стал. Наверно, это был гипноз, или какое другое внушение, но я  был готов жизнь положить за Раджу и его идею.
- Вот и хорошо! Борьбой с конкретным слом ты уже занимался, труг Анатолий. Скажи, зачем  нужны боевые ракеты? Откуда у бедного Пакистана деньги на химическое вооружение? Ты не снаешь, а я снаю. Пакистан получит химическое оружие бесплатно. Потому, что межтунаротный  химический концерн А.Т. Химэкспорт втруг претложил правительству поработать бесплатно. А почему втруг концерн сахотел работать бесплатно? А потому, что са эту бесплатную работу машины концерна бутут прохотить черес границы и по территории Пакистана бес осмотра. А в машинах этих поетут и химические вещества, и наркотики. А потом наркотики притут через южную границу в Россию, а черес Россию в Европу. Конценом управляют конкретные люди, и эти люти не любят других лютей, а любят только себя.
 Савтра на тот химический савод в Потале прилетит отин ис руковотителей концерна АТ Химэкспорт, госпотин Хирото ис Японии. На шее он носит цепочку с клютщем. Это необычный, электронный клютщ. Он откроет двери к самым главным тайнам концерна. Клютщ нужен нам на пол-тщаса, а потом его нужно вернуть. И сделать это так, чтобы господин Хирото не заметил. Может быть это поможет борьбе с конкретным слом. Лаборатория для аналиса клютща уже в пути. Когта клютщ бутет у тебя, сообщи по сотовому телефону.
Я пошел готовиться к поездке. Оружия на сей раз мне не полагалось. Но оптику, маскхалат и нож я, на всякий случай, взял. А Ли дал мне еще баллончик с усыпляющим газом и респиратор.
Теперь я знал, где мы находимся. На карте увидел. В Тибете около Хумлы есть гора Кайлаш, дом великого бога Шивы для индусов и центр вселенной для тибетцев. Совсем рядом с Непалом. Получилось, что монастырь –почти в центре Азии. Здесь все рядом – Индия, Непал, Китай, Афганистан, Пакистан. Но место труднодоступное. Дорог нет, только тропы для яков. Потому вертолет – основной транспорт.
Маршрут был, как и раньше, вертолетом до площадки в скалах, потом джипом до Потала. Пришлось напрячься и найти того самого полицейского, который так удачно помог в прошлый раз. На сей раз его услуги потянули на 1000 долларов. Его аппетиты росли. Но деньги его обломали. Он не только указал коттедж, в котором будет ночевать господин Хирото, но и меня поселил там в качестве сторожа. Пришлось, правда, и слегка припугнуть его. Но в результате я, с подкрашенной в черное шевелюрой и в белой юбке Сантала с метлой в руках делал вид, что мел двор, когда подъехал лимузин с господином Хирото и его охраной. Сторож и метельщик в Индии –разные профессии, и даже разные касты, но японцы этого не знали. Хоть я и был занят делом, меня пытались удалить –добром, силой или деньгами. Но я надел на лицо самую глупую улыбку, и ни в какую. Полицейский меня подстраховывал. Его слово, что сторож только здесь должен находиться, оказалось решающим. Меня оставили в покое, а господин Хирото проследовал в дом. Поскольку утром он должен был встречаться с главой администрации, адвокатами потерпевших от катастрофы и представителями правительства Индии, у меня была только одна ночь.
Примерно к полуночи свет в большинстве окон коттеджа погас. Я натянул маскхалат, надел инфракрасные очки и тихонько подошел к двери. Первое препятствие – за дверью храп охранника. Ну, это я предвидел. Петли и замок были мной обильно смазаны еще днем. И ключ, естественно был заготовлен. Пришлось, правда, дополнительно прыснуть на охранника сонным газом, чтоб не проснулся ненароком. Дальше коридор, за ним гостиная, где наверняка еще два охранника, а уже потом лестница на второй этаж, к спальне Хирото. Еще неприятный сюрприз: охранники смотрят телевизор. Не спят, гады. На целую комнату моего баллончика хватить не могло, поэтому начинаю работать по второму варианту. Вышел во двор, по дереву забрался на крышу, зацепил за телевизионную антенну веревку, и по ней опустился до окна спальни. Если бы Хирото не спал, все могло закончиться нехорошо. К счастью, он слишком устал за день. Окно, казалось, было забрано решеткой. Но днем я эту решетку уже вынимал, и теперь она держалась только на хлебном мякише, которым я замазал следы своей работы. Вынул я решетку, сбросил на землю. Пролез в окно. Спит Хирото. Ну у меня для его сна закрепитель был. Газовый. Потом снял с его шеи цепочку. На ней металлический диск из белого металла с золотым узором и рубиновыми звездочками. Для любого постороннего – просто украшение какое. Позвонил по сотовому. Ответил незнакомый мужской голос на английском. Я сказал, что ключ у меня, и объяснил, как проехать к моему коттеджу.  «Десять минут», отвечают.   Вылез я через окошко по веревке, вышел на улицу.
Через несколько минут подъезжает микроавтобус. Таких в Пекине «батончиками» называют.
(Я про себя отметил: «ну и география у моего инструктора – то Флоренция, теперь Пекин. Воистину, судьба ищет того, кто может с ней поспорить!).
Внутри мужчина, женщина, и мой Ли. Я его уже как бы своим сыном считать стал.
Ну обнялись, я передал им диск этот. Мужчина диск сфотографировал со всех сторон эдаким плоским фотоаппаратом, а потом женщина зажала его в какие-то зажимы с проводами отходящими здоровенному ящику. Тут мой Ли сел за компьютер, который сбоку стоял, и стал чего-то на нем набирать. На мониторе пошли графики. И продолжалось это довольно долго. Они –то хоть сидели, а я стоял полусогнувшись, потому что сесть некуда было. Два раза я на улицу вылезал покурить, пока они не закончили. Ну, потом все в обратном порядке. Трудно было только решетку на место вставлять, вися на веревке. К вечеру следующего дня я уволил себя с должности сторожа-метельщика, и благополучно вернулся в монастырь.
Никто меня не встречал. Ни монахи, ни обслуживающие монахов послушнии на мои вопросы не отвечали. Раджа дверь своего кабинета не открыл, и стал я бродить по монастырю, как привидение. Для интересующегося человека много интересного в старинном монастыре. Видел я залы с непонятной символикой, залы со статуями Будды и залы со статуями всех индуистских богов. Видел многочисленные служебные помещения. Зашел в огромную библиотеку. И футляров со свитками было в ней не меньше, чем книг.
Обнаружил несколько скрытых коридоров, входы в которые прятались под циновками, висящими на стенах. Выяснил, что под монастырем есть обширные подвалы. Но попасть туда можно было только в лифте из кабинета Раджи.
От нечего делать засел в библиотеке. Книг на русском там было совсем немного. Но были Пушкин и Толстой, «Роза мира», Блаватская. Зато на английском было много чего.
В конце-концов я просто стал брать с полок книги и пролистывать их. Сперва за мной посматривал солидный негр в оранжевой рубашке – наверно, тамошний библиотекарь, потом он куда-то ушел. Как-то автоматически я перешел к рукописям. Вытаскивал их из футляров, расправлял, смотрел картинки. Потом мне это наскучило.
Тогда, чтобы дать голове отдохнуть, я пошел в спортзал. Занимался на снарядах, тренажерах и с манекенами до полного изнеможения. Когда я свалился почти без сил на циновку возле зеркальной стены, каким-то шестым чувством уловил за ней движение.
Силы вернулись вместе с любопытством. Пришлось полазить еще некоторое время по помещениям, и подобрать отмычки к двум – трем дверям. Благо замки на них были простые. Нашел я, наконец, комнатку за зеркальной стеной. Там стоял стол, несколько кресел и компьютер. А само зеркало со стороны комнаты  было прозрачным. Во мне впервые появилось неприятное чувство.  Ведь кто-то подглядывал и за моими тренировками. Нет, чтобы прийти открыто. Это как если узнаешь, что твои личные письма кто-то прочитал. Не все было гладко в этом монастыре. На столике лежал футляр, в каких там рукописи хранили. Любопытство не порок, и я его раскрыл. Внутри был манускрипт старинный. И из футляра я вытащил вместе со свитком рисунок на тонкой бумаге в стиле этих, знаешь,  тибетских картинок: мужчина и женщина, и мальчик держат каждый в правой руке цветок лотоса, и перекрестив руки дают его понюхать друг –другу. Мужчина и мальчик в таких рубашках, как носят в монастыре, а женщина в желтом сари. На рисунок я обратил внимание вначале лишь потому, что он выпал, и свернувшись в трубочку, покатился по полу. Подняв его, и автоматически распрямляя, я уже приглядывался к женщине – она была очень похожа на Илань, как я видел ее когда-то, в сари. Потом мальчик –точно Ли. Но это-то ладно, китайцы, на картинках они все похожи более или менее, но вот мужчина, догадайся с двух раз, на кого был похож? На меня! Рисунок, то есть, сделан был недавно. Да он и не выглядел как древний. А вот манускрипт явно очень старый – плотная, почти как картон, бумага с иероглифами сверху-вниз, и несколько миниатюр – дракончики на облаках, какие-то сказочные растения, и даже что-то вроде карты. На карте было много чего, реки, горы, В правом углу –наверно Кайлаш, потому что на ней –Шива с синей шеей, опять-же драконы и фантастические цветы. И монастырь в горах. Очень похоже, что наш. Вот гора с тремя вершинами, как вилка. Только видно, что раньше он был маленьким – всего два здания. А над ним – желтый лотос. Стал я думать. Ничего, кроме того, что это Раджа упражнялся придумать не смог, и отправился спать.
Меня разбудил монах. Тот. Который, я говорил, на йога был похож. На плохом английском он потребовал бежать к вертолету. На все вопросы отвечал –«Будет дальше»
Ну, забрался я в вертолет, полетели. Вообще-то ночью в горах летать неприятно. Потом фары вертолета высветили водопад и монастырь под ним. Вертолет сел на площадку перед монастырем. Меня вышел встречать буддийский монах, как их показывают в китайских фильмах про Ша о линь – лысый, с длинной седой бородой и длинными белыми бровями. Смешной такой старичок, говорил на смеси английского и китайского. Провел меня в какой-то зал с огромной статуей Будды. Перед статуей стоял стол, а на нем лежал Раджа. Весь пербинтованный. Похоже, что ему здорово досталось, но пока держался. Я, когда его увидел таким, как закаменел: «Что с Алань, что с Ли?» только это в голове.   Он наверно понял. Прошептал «Алань и Ли живут, труг Анатолий» Ну отлегло маленько. Тут он дальше зашептал: «Нам почти все уталось. Мы сабрали у них документы и солотой лотос. В горах нас догнали. Ли и Алань прячутся в пещере. Там не пройти. Там люти корпорации, китайская Триата, Якудса, Китайские солтаты. Очень много. Я не могу. Сдесь нет свяси. И все равно тругие не успеют. Ты отин бутешь. Тебе покажут где. Нужно быстро. Они третий день бес воды». Потом он отключился. Монах тот буддийский сидел рядом и что-то бормотал. Может молитвы, может стихи –не знаю. Просто я мог что-то делать, с каким-то злом воевать. Ну и ладненько. Пришлось монаха тряхнуть. А старичок и впрямь казался железным. Я ему по английски объяснил, что спешу помочь друзьям, мне нужен проводник и оружие. Повел меня старичок в оружейную. Победней, конечно, чем у Раджи. Ничего современней кремневого мушкета там не было. Но я набрал десяток метательных ножей, хлопушек пороховых и воинский посох. Палка такая, железом окованная, с железным клювом на конце. И в схватке и в горах полезная штука.
Отвел меня монах и в трапезную. Выдал два кожаных мешочка – с водой и с лепешками, накидку такую теплую, вроде пончо, только длинную, и к воротам повел. А у ворот ждал другой старичок – как близнец первого, только в сером плаще и с дорожным посохом. На таком же ломанном английском сказал: «Иди» обернулся и пошел, на меня не глядя. Шли мы остаток ночи, и до полудня. Потом сделали привал. Старик сел. Я подошел. Достал лепешку, отломил ему половину. Вообще –то по обычаю мне, как младшему по возрасту, полагалось и хворост собрать, и огонь разжечь, и, главное, приготовить чай. Но времени на эти церемонии я тратить не хотел. Видно старик понял мое настроение. Пожевал лепешку и сказал: «Пещеры глубокие. Много миль. Ты найдешь свою женщину сердцем. Обратно пойдешь, когда не будет луны. Слушай звук колокола Будды.»
Потом мы шли еще пол дня и почти всю ночь. Шли быстро. Я чувствовал себя  усталым, но я сколько отдыхал, да и тренирован неплохо. А старик даже не запыхался.
Уже почти светало, когда старик показал на ущелье, из которого вроде виделся свет: «Там злые люди и там вход в пещеру. Иди. Береги Золотой лотос!». И, секунду помолчав, добавил: «Будда сохранит тебя ради Судьбы мира». О чем это он, я не понимал, да и не обратил на его слова внимания. Пошел вперед. Вскоре небо побелело, и я уже четко видел тропу в скалах и перекрывающий ее военный пост. Чуть дальше – палаточный лагерь. Суетились там явно военные. Это, значить, Китайцы. На склоне горы повыше – площадка, возле нее вертолет, и еще палатки. Возле них флагшток с бело-красным вымпелом. Это тоже ясно. Это Якудза. Где же остальные? Эх, была бы оптика! Но пришлось вместо оптики использовать собственные локти и колени. То есть попросту пополз я туда, поближе. Слышимость в горах неплохая, так что я ориентировался по звукам. Та накидка, которую дал мне буддийский монах, оказалась неплохой маскировкой. Я только листков да веточек к ней нацеплял. К полудню я дополз до вертолетной площадки. Оттуда, из-за кустов, разглядел остальные два лагеря. У каждого свой вертолет. Никак не мог взять в толк, почему это такие разные бандиты в одно место собрались. Потом кончик веревочки сам прыгнул мне в руки. Китайский офицер в синем мундире, старичок - божий одуванчик в черном кимоно, уже знакомый мне Хирото и толстый карлик в аляповатом китайском халате каждый в сопровождении нескольких охранников, прошли почти мимо меня в большую палатку возле вымпела Якудзы. Ведь вырядились как на маскарад! Вообще-то и японцы, и китайцы, насколько я знал, предпочитают европейскую одежду. Но генерал, да еще китайский, мундира ни на что не променяет. Их в этом только латиносы перещего-лять могут.
(Опять я поразился гео-национальным познаниям своего попутчика: неужели он и в Латинской Америке кого-нибудь «инструктировал»?)
Охрана осталась снаружи, и, похоже, каждая группа держала на мушке всех остальных. Видно эти документы, которые прятала Алань в пещере, были очень нужны всем. Со слов Раджи, Концерн занимался контрабандой наркотиков через Пакистан. Так что присутствие людей Концерна,  и бандитов Триады понятно. Мы в Тибете, который Китайцы считают своим, так что китайским солдатам здесь есть что делать. Что здесь делала Якудза я понять не мог.
Ладно, время шло, и я уже настроился рискнуть подползти поближе к этим главарям – авось что услышу важное, когда они вышли из палатки. Возвращались опять мимо меня. Генерал отстал с дедулькой. И тот ему что-то объяснял по английски. Я услышал только «Нет воды»,  «еще два дня» и «специально обученные собаки». Этого только мне с ушами хватило, чтобы задергаться как на сковородке: Ослабевших от обезвожения возьмут через два дня, когда прибудут специально обученные на поиск людей собаки.
Ждать было нечего. Я пополз в расщелину, за которой должен был быть вход в пещеру. Все точно: Три поста на тропе, теперь неважно, чьи, и как минимум, один – у входа в саму пещеру. Вот ведь незадача! Тех, что на тропе можно было снять или обойти, а как внутрь попасть через пост у пещеры? Нужно было отвлечь внимание. Пополз я обратно. Ближайший лагерь с вертолетом – Концерна. Оно и лучше. Городские охранники не слишком годятся в горах. Достал я китайские хлопушки, и подкравшись, всунул куда смог в вертолет. К счастью, шнур на одной из них был достаточно длинный, примерно на полчаса. Был, конечно, риск, что услышат потрескивание фитиля или запах гари. Но кто не рискует…
Пополз я обратно. У последнего поста на тропе с помощью посоха своего стащил здоровенную баклагу воды. Помнил, что это главное. Дополз до входа в пещеру, поднялся на четвереньки и стал почти за спиной здоровенного бандюги-китайца.
(Моя мысль –кого же он может назвать здоровенным?)
Потом бабахнуло. Баки у вертолета, видно, были полные. Когда все повернулись в сторону взрыва, я проскользнул в пещеру. Сразу стало заметно прохладнее. Темнота абсолютная. Фонарика нет. Но и времени сидеть нет. Пошел я вперед, ощупывая стены.
Благо, часы у меня были со светящимся циферблатом. Я их еще на складе у Раджи нашел. А то вообще, без времени можно было и с ума сойти. В трех местах, на перекрестках ходов, зажигал по спичке,, и копотью делал пометку на стене.
Шел я по правилу лабиринта, поворачивая только направо. Потом пол стал понижаться и проход сузился.  Я знал, что прошагал часов шесть, со средней скоростью полтора-два километра в час. Теперь пришлось остановиться. Я вспомнил слова старика, о том, что найти женщину мне поможет сердце. Забавно, но я так в это поверил, что стал прислушиваться к ударам сердца. То есть попросту сходил с ума. А потом, не поверишь, вдруг почувствовал что Алань рядом. Вот пройти прямо, свернуть направо, теперь налево и еще налево. Теперь снизился потолок. Я сперва шел согнувшись, потом на четвереньках, потом полз. Поклажу связал и тащил сзади, на веревке. О том, что будут следы, уже не думал. Впереди умирает Алань. Я ее действительно чувствовал. А потом, когда уже не мог двигаться, я ощутил свежий воздух на лице. Я стал червяком. Я полз, вибрируя кожей, потому что пошевелить даже пальцем не мог. И вот увидел , что впереди сереет. Большая каверна в скале, очень высокая и со щелью наверху. Сквозь щель сочился серый свет, освещая своды, и…
Вот они, родные мои. Они без сознания. А я не могу преодолеть последние пол метра!
Мне кажется, я так этого хотел, что уменьшился в объеме. Или по какой другой причине, но, обдирая лицо, затылок, плечи, руки, я протиснулся. Они специально нашли такое место, в которое взрослому мужчине не проникнуть. И защищаться в таком месте легко. Но как я их нашел?!
Просто фантастика. Хотя могло быть рациональное объяснение: Алань и Ли лежали недалеко от щели в своде пещеры. Сквозь нее проходил воздух и слабый лучик света. Воздух с запахами, которых я не осознавал, но чувствовал, и мог привести меня к Алань. Пришел я как раз вовремя. Оба без воды совсем высохли. Я чувствовал это по коже. Главное было удержать их от того, чтобы пить глотками. По капельке поил их, с намоченного носового платка. Потом этим платком обтер кожу. Часов пять ушло на то, чтобы они пришли в себя. Мы даже не разговаривали в это время. Потом я полез вверх, к щели в скале. Без посоха, конечно бы не долез. Метательные ножи вставлял в щели для опоры. Короче, Будда ли постарался, или просто повезло, но добрался я до этой щели, и понял, что есть шанс ее расширить. Не люблю хвастать, но как каменщик я поработал классно. Правда, ломать - не строить, но и скалу ломать – приличный труд. Да еще вместо кайла – только посох, а шуметь сильно нельзя – эти типы сверху могли услышать.
Короче, к полуночи закончил я труд. За это время Алань и Ли уже ходили. Перед тем, как лезть в щель, Алань передала мне металлический бокс, такие в банковских сейфах используют. Сказала: «Здесь золотой лотос. Сбереги любой ценой!» И полезли мы.
Наверху не было луны. Точно, как сказал старик. Теперь оставалось уйти и дойти. Мы забирались повыше в скалы. Часа три я нес Алань и Ли на себе. Они-то по скалам идти бы не смогли. Я видел костры у трех лагерей. Когда между мной и кострами оказалась скала, звуки были еще слышны. Дальше в темноте идти я не мог. Нашел место под кустами, затащил туда Алань, потом Ли, замаскировал лаз ветками, накрыл нас всех накидками, и заснул. Проснулся уже днем. Алань лежала, прижавшись ко мне, а Ли не было. Вверху слышался треск вертолетного мотора. Представляешь, как я испугался за мальчишку, да и за нас? Но вертолет улетел, а потом в нашу лежку просочился Ли. Сказал: «Я смотрел. Солдаты ищут. Они далеко.» Ну что за малец! Десять часов назад он пошевелиться не мог от обезвожения, а сейчас уже по скалам скакал! С Алань было хуже. Она подвернула в пещере ногу. Я, как мог, вывих забинтовал, но ходок она была никакой. Однако и сидеть мы не могли. Если найдут место, где мы вылезли из пещеры, нам мало не покажется! У них вертолеты, солдаты. Один бы я просто замаскировался и переждал. Втроем – не выйдет. Пришлось выползать из схованки и двигаться. Алань я нес на руках, и кроме того, мы шли только по местам, где можно было спрятаться от наблюдения с вертолета. Вертолеты вверху пролетали часто. Мы шли и прятались, прятались и шли. Через какое-то время Алань потребовала опустить ее на землю и шла сама, опираясь на посох. А мне бы легче было нести ее, чем глядеть на ее мучения.
Проковыляли мы до темноты, удаляясь от входа в пещеру. Теперь следовало определиться, куда же двигаться дальше. Как я не вслушивался, звуков колокола не услышал. Объяснил Алань и Ли задачу. У пацана-то слух оказался потоньше! Он-то и указал направление. Со стариком – монахом мы это расстояние одолели за сутки, ну чуть больше. Обратно шли три дня. Больше всего страдала Алань. Иногда она падала без сил, и тогда я ее нес. Но она, отдохнув, упорно пыталась идти сама. И все равно мы дошли. В монастыре нас накормили, потом отвели к Радже. Тот лежал, по прежнему, в зале перед статуей Будды. Хотя был Кришнаитом. Или не был? Я, честно, не разбирался , да и интереса не было.
За те несколько дней, что меня не было, Раджа как-то усох, черты лица обострились. Короче, выглядел он нежильцом.
 Достал я из-за пазухи бокс металлический, и передал ему. Он сказал: « Теперь то, тля чего я жил, уже совсем блиско. Я бы хотел тожить. Только Небо зовет. Ты сеготня оттыхаешь, завтра бутет вертолет. Это восми  и сбереги. Если я буту жить, через нетелю вернусь. Если не буту жить, Алань знает что телать»
Я чувствовал, как к горлу подкатил ком. Хотел что-то сказать, да слов не нашел, и вышел. Алань и Ли остались с ним.
Спать я не мог, и выйдя из монастыря поднялся в скалы над водопадом. Небо потемнело, и из-за горизонта выползла огромная и почти багровая луна.
Вообще, когда луна поднимается в горах из-за низкого горизонта, она выглядит большой, но такой огромной я ее никогда не видел. Даже сперва подумал – не луна это, а НЛО какое-нибудь. Такие мысли отвлекли меня от умирающего Раджи.
Ко мне подошел монах с длинными бровями. Сказал по- английски: «Пойдем со мной и будем спать. Кто знает, может быть проснемся мы уже в новом мире? Большая красная луна – знак выбора. Сегодня боги решают, каким быть миру завтра. Я стар, и много раз видел большую красную луну. Но ни разу не видел, чтобы мир изменился. Боги, как и люди, не любят перемен»
И пошли мы с ним в его келью. Он положил для меня покрывало на пол, и я, хоть и мучили какие-то вопросы, уснул как убитый. Дорога сказалась.
На следующий день прилетел вертолет, и мы вернулись в наш монастырь.
Неделя прошла как какой-то тяжелый сон. Я отдал бокс Алань, и она больше не приходила ко мне. Я видел ее два-три раза, но она даже заговорить не хотела. Ли тоже ходил хмурый, не разговаривал. Я, в основном тренировался в спортзале или читал в библиотеке. Тягостное ощущение усиливалось плохой  погодой: Промозглая сырость, иногда –мелкий, моросящий дождь. Ни одного солнечного дня.
Вечером шестого дня Ли зашел в мою келью. Одет он был в необычный красный плащ. Мне он принес такой же. Я оделся и вышел с ним.
Мы зашли в большой зал рядом с библиотекой.
Вдоль стен зала стояли скамьи, и никаких статуй или картин, У одной из стен –возвышение, вроде подиума. В зале уже было человек пятьдесят. Некоторые в красных плащах, как у нас с Ли. Но были и христианские монахи в черных рясах и белых рясах с капюшонами, сунниты в белых накидках. Еще я видел таллит иудейского раввина, даосский синий халат и  желтую хламиду ламы. Большинство каким-либо образом прикрывали или скрывали лицо.  Этакий анонимный святой интернационал. Я не слишком люблю священников всяких мастей. Войны и противостояние в мире во многом существуют благодаря им. А тут их собралось слишком много. На подиум поднялся монах с длинными волосами, вроде йога, в красном плаще. Он сказал на английском: Время, названное  мудрым Рантжапангхом  Сингхом пришло. Его нет с нами, значит его нет больше в этом  мире. Но осталось его слово» После этого два монаха вкатили на подиум большой телевизор в видеоприставкой. Монах в красном вставил в приемик кассету, и на экране появилось лицо Раджи. Он тоже заговорил на английском: « Вы собрались здесь уже без меня. Сегодня настало время  когда мир можно изменить. Вы все пришли, потому что согласны с этим. В прошлом великие люди, святые, а возможно, боги, пытались изменить мир словом. Но зло уже не боится слов. Со злом нельзя бороться злом. Но зло нельзя победить без борьбы. Каждый из Вас знает о Золотом Лотосе. Если вы все согласны, что настал черед этого дара богов, то каждый добровольно отдаст каплю крови, на которой Золотой лотос расцветет. Вы люди разных рас и племен, станете фундаментом нового мира. Очень жаль, что меня нет с Вами. Но пусть вместо меня в мире останется Золотой Лотос» Экран погас. Я ничего не понял. Но все остальные, очевидно, поняли.
На подиум выкатили стоик, из тех, что стоят в обычных амбулаториях. И два монаха в красном, сев за этот столик, стали брать кровь. Ну как на анализ берут. Из вены, шприцем.
Я обалдел. Все присутствующие по очереди подходили к столику, и подставляли руку.
Монахи-лаборанты сноровисто набирали кровь в одноразовые шприцы, заполняли бутылочки, и похоже это было… ни на что не похоже. Мне, несмотря на явное горе из-за смерти Раджи, было жутко весело. Хотелось смеяться и шутить. В свою очередь взяли кровь и у меня. Потом все разошлись. Монахи-лаборанты укатили столик. Ли повел меня обратно в келью. Когда мы зашли, я буквально набросился на него с расспросами: что это все значило? Ли, всхлипывая, путая английские, китайские, японские и русские слова, мне рассказал вот что:
Кровь собрали для лабораторий. В подвалах под монастырем биологические лаборатории. Там много разных лабораторий и работает много ученых. Алань тоже там работает. Что они делают, он не понимает. А про Золотой лотос все говорят, что это волшебный цветок Кришны. Раджа говорил, что когда вырастет Золотой лотос, все друг-друга полюбят. И не будет плохих или злых людей. Один раз золотой лотос уже вырастили. Это было еще когда Ли не было в монастыре. Но его украл человек из Триады.
Вот тогда Раджа и Алань поехали в Гонконг, чтобы найти и отобрать Золотой лотос обратно. Золотой лотос они не нашли, а нашли только Ли.
Тогда я стал его просить, чтоб он позвал Алань.
Я, знаешь ли в принципе не любопытен. Но тут эти загадки меня достали. Хотелось ясности. Все сводило с ума: смерть Раджи, погода эта дурацкая, наши с Алань отношения.
Она ведь явно сторонилась меня. Я понимаю – горе, работа, заботы какие. Но я ничем ее не обидел. Могла бы подойти, объяснить.
Ли убежал, а я сидел, как потерянный. Никогда еще не чувствовал себя так паршиво.
Вдруг я услышал стрекот вертолета. На площадке  наверху вертолета не было уже три дня. Потом по всему монастырю поднялся глухой шум. Несколько человек пробежали мимо моей кельи. Я тоже вышел, и поплелся наверх – хоть как то отвлечься. Когда я поднялся на площадку, там было уже полно народу. Из вертолета вытаскивали носилки. Я подумал: тело Раджи, и оказался почти прав. Тело подняло руку! Раджа был жив!
Мне приходилось терять друзей, и случалось встречать уже похороненных. Работа такая. Но такой радости я до этого не испытывал. На лицах людей вокруг (тех, которые не были скрыты повязками или капюшонами) тоже был особый, почти священный восторг. Раджу действительно считали живым богом!
Сзади меня кто-то тронул за руку. Оборачиваюсь –Ли. Только на его лице –печаль. Такого я не ожидал. Ведь Ли любил Раджу! Что за дела? Ли говорит: «Не придет Алань. Больная» У меня сразу всю радость смыло. «Где она, - спрашиваю, - я же увидеть ее хочу!»
«Нельзя сейчас, - говорит Ли. – И еще два дня нельзя. Потом будет здорова –можно»
Непонятно, но я как-то успокоился. Алань болеет, но через два дня выздоровеет, она ,выходит, не стала ко мне как-то иначе относиться. Раджа жив. В общем, все путем.
Только почему Ли печальный? Но он уже убежал.
Я попытался увидеть Раджу, но его унесли в кабинет, и двери на стук не открывали.
Еще жутких два дня я слонялся по монастырю. В засаде, в дозоре два дня прождать для меня –пустяк. А вот так, без смысла –тяжко. Ли мне сообщал, что Алань лучше, что Радже лучше. Только что-то был он как в воду опущенный. А начнешь расспрашивать –плачет.
Наконец, пришла ко мне в келью Алань. Только выглядела она похуже, чем тогда в пещере. Принесла с собой в бутылочке напиток, и попросила выпить. Я, конечно, выпил.
Сладкая такая дрянь.  Сказала несколько слов, и ушла. А то, что она сказала, до меня еще минут пять доходило.
Она была беременна. От меня. Но зародыш был нужен, чтобы вырастить Золотой лотос. Она согласилась. Ей сделали операцию. Ребенка не будет. Так было нужно.
Когда до меня дошло, что она сказала, я бросился из кельи. Дверь была заперта снаружи. Я разбил эту дверь в щепки, и тут потерял сознание. Потом очнулся на койке, связанный. Рядом Ли и Раджа. Раджа с повязкой, бледный, но, видно уже энергичный по-прежнему.
 -Что же ты, труг Анатолий, такой несодержанный?, -говорит, - всю тверь исломал.
Впротщем, все твои поступки легко претсксать.
То, что случилось, того уже не восвернуть. Ты успокойся, не ломай стание и не убивай лютей. Бывает горе, труг Анатолий, и бывает бета. У тебя горе. Но во всем мире у лютей бета. Поможет только солотой лотос. Ты уж прости, но так нужно тля всех лютей.
Когта ты успокоишься, прихоти ко мне, и мы поговорим.
И он вышел. В келье остался Ли. Ли меня развязал. Вообще –то связали меня зря. После того зелья, что дала мне Алань, я был как зимняя муха. Еле шевелился. Это Раджа, значить, меня опять просчитал. Я даже стал подумывать, что и в плен меня взяли по его рассчету.
Ли плача, мне рассказал, что он мечтал о братике. Тогда, когда они остались с Алань в пещере, она ему все рассказала. И он надеялся, что как-нибудь все обойдется. Он даже молился Кришну и Будде, чтобы Раджа не умер, и смог что-нибудь придумать. Раджа не умер. Будда или Кришну услышали его молитву, Но боги всегда исполняют только половину просьбы.
Алань приходила, когда я спал под воздействием зелья. Она меня любит. И он, Ли меня любит. Теперь Золотой лотос вырастет, и всем будет хорошо. Так сказал Раджа. Тоько к Алань сейчас ходить не надо. С ней Суббдхи  (это тот патлатый йог). Он великий врачеватель, и может не только тело, но и душу исцелить. Он поможет Алань пережить горе.
Вот такие были дела. Я пытался расспросить Ли подробнее о том, ради чего все это. Но он ничего не знал. Пошел к Радже – Раджа очень вежливо извинился, и попросил подождать до следующего утра.  За ним пришли два монаха в красном, и опираясь на них, он поплелся к вертолетной площадке. Я слышал, как вертолет улетел.
Тогда, я вновь пошел в библиотеку. Стал усиленно искать хоть что-нибудь про Золотой лотос. Представь, нашел в сборнике Киплинга. Он в одном из писем Английскому редактору писал, что работает над  древними легендами, которые сохранились еще со времен первых Вед. И среди прочих называет легенду о Золотом лотосе. На полях карандашом были приписаны три числа 20-02-02. Если б до этого я так долго не рылся в библиотеке монастыря, не догадался бы, что это номер свитка. Они, свитки то есть, лежали на полках в определенном порядке, и по номерам. Но футляра со свитком на месте не было. Тогда я решил проверить тот свиток, что лежал в комнатке за стеной спортзала. И точно. Он это. Вот только как прочитать? Пришлось искать Ли. К счастью, он был здесь единственным ребенком. Так что мне указали его келью. Я впервые в нее вошел. Такая же, как у меня. Только на стене две фотографии. Я сразу узнал на одной Раджу и  Алань. На другой тоже были мужчина и женщина. Их я не знал, Но у мужчины была слегка поджата верхняя губа. Так ее Ли поджимал, когда задумывался. Я понял, что это –родители Ли. Сам Ли лежал на кровати и глядел в потолок. Он был очень очень расстроен. Я попытался его расспросить, потом –утешить. Но он только заплакал. Тогда я попросил его прочитать свиток. Рукопись эту я с собой притащил. Света было мало. Вообще, в монастыре почему-то в кельях не было электричества. Генератор был. И в залах, и на кухне, и в кабинете Раджи были электроприборы. А в кельях не было. Ли стал читать. Это были путевые заметки монгольского купца, написанные на Китайском языке. Он описывал путешествие по Тибету, и в том числе – Монастырь Золотого лотоса. Рассказывают, - писал купец, - что Золотой лотос вырастил кто-то из богов, чтобы между ними всегда был мир. Но боги не захотели им воспользоваться. Тогда Кришна взял цветок, и посадил его в Тибете, возле горы Шивы, а рядом построил монастырь. Тот, кто вдохнет запах Золотого лотоса, будет любить всех людей и никогда не причинит им зла. Купец написал, что он отказался подходить к цветку. «Ведь если я вдохну его запах, а потом в дороге на меня нападут разбойники, я не смогу сопротивляться, чтобы не причинить им зла», - писал он.
И тут мой «инструктор» спросил: «А ты бы рискнул вдохнуть? Нравиться тебе подобная идея?»
Я вспомнил всех недобрых людей, с которыми сталкивала меня пестрая жизнь, и сказал, что очень не нравится.
Он продолжал спрашивать: «А знаешь, что будет с тем, кто вдохнул эликсир?»
Я представил его себе - эдакий тип с лучезарной улыбкой, любящий всех людей, неспособный на зло… идиот.
- Ну , вижу представил, - продолжал свой рассказ инструктор, - Вот и я так же тогда подумал. Что херней здесь Раджа занимается, если выращивает такую гадость. Ну вырастит он этот Золотой лотос. Добровольно никто его нюхать не согласиться. А насильно превращать людей в добреньких идиотов… В общем, перестал я верить в Раджу и все, что в монастыре происходило представилось мне диким балаганом. Во мне росла какая-то злоба. Я уже слыхал про такое. Если верит человек, а потом разочаруется в вере, становиться ее врагом. Это как Апостол Павел, который сперва был иудеем, и преследовал христиан, а потом стал христианином, и писал послания о неправедных иудеях. Вот со мной такое и было. Только я не Апостол Павел, чтобы послания писать. Я привык действовать. И стал действовать.
Пошел к кабинету Раджи, и попытался взломать дверь. Не удалось. Тогда я спустился в прачечную (я тебе говорил, что в монастыре и прачечная была?) и вытащил оттуда кучу бельевых веревок. Ссучил из по три –получился неплохой канат. Поднялся на вертолетную площадку, зацепил канат за перила, и спустился по нему до окна кабинета Раджи. Мне повезло: Раджа, уходя поспешно, не закрыл ставни, А стекло и рама для меня –не препятствие. Вломился я в кабинет, и почти сразу нашел вход в кабину лифта. Трудно было подобрать код, чтобы лифт вызвать. Но подобрал, вызвал. Лифт опустил меня из почти средневекового монастыря в суперсовременную лабораторию. Полупрозрачные пластиковые стены, потолочные панели сами загорались при моем приближении и гасли сзади. На полу синие, красные и других цветов полосы. На овальных, отходящих куда-то внутрь стены дверях, - большие иероглифы разных цветов. Я бежал по коридору, пока не увидел иероглиф золотого цвета. Возле двери –окошко сканнера. Я, когда по коридору бежал, видел как к одной двери подошел лаборант в красном халате, и положил на такой сканнер руку. Отличное устройство. Главное, что нельзя воспользоваться рукой трупа, потому что оно учитывает температуру тела. Оно только мою решительность не учитывало. Я нашел датчик пожарной сигнализации и зажег спичку… Заревела сирена, плиты потолка в нескольких местах отползли со своих мест, открыв головки душей, сверху полилась вода.  И, наконец, произошло то, что мне требовалось – дверь с золотым иероглифом отъехала в сторону, и в коридор вывалился толстяк – негр в белом халате. Он и охнуть не успел, как я , схватив его за грудки, втолкнул обратно в лабораторию. Комната была просторная. Вдоль стен – компьютеры, мониторы, осциллографы. Посредине – стол из металла, а посредине стола стеклянный колпак. Под колпаком в розовой жидкости какой -то комок, и тянуться к нему сотня проводов и проволочек. Взглянул я на эту картину, и накатило на меня… Ведь то что там, под колпаком, могло быть моим сыном. Что я там, в лабораториях наделал, не помню. А мне потом почему-то не рассказали. Но колпак этот я расшиб в первые секунды. Помню только, что толстяк негр все бормотал: «Ты не понимаешь, ты не понимаешь…» Кажется, я его убил. И еще там кого-то.
Меня отключили. Сзади огрели чем-то тяжелым по голове. Очнулся я у себя в келье.
Рядом были Ли, Раджа и Алань.
Раджа, серый, с черными кругами под глазами, печально смотрел на меня. Потом сказал: «Очевидно, боги вновь не захотели перемен. Ты, труг Анатолий, был их оружием»
Я пытался встать. Он сказал: «Лежи. Оттыхай. Теперь ты поетешь томой. Я тоже уету. Стесь нечего больше телать.» Потом, увидев в моих глазах вопрос, сказал: «Солотой лотос растет отин рас в сто лет. Тругого такого нет. В нем – осбый ген. Ген любви. Он как вирус. Чутьпопал –изахватитчеловекавсего. У человека есть антивирус. Мы в лаборатории растили тругой вирус, чтобы побороть антивирус. Тва вируса вместе росли на человеческом сародыше, как семья, как муж и жена. Тва вируса вместе, как отин – и человек будет любить людей. Тва вируса вместе –и не будет злых. Тва  вируса вместе перехотят от отного к тругому. Триата хотела так телать как сомби. Мы вернули Солотой лотос, чтобы стелать любовь. Это была мечта.  Ты убил мечту. Но ты не виноват. Это боги испугались перемен. Теперь еще сто лет бутут стесь в монастыре жтать хранители, пока не вырастет новый солотой лотос. Кто снает, может быть черес сто лет утастся?»
И он ушел. Больше я его не видел. Через неделю меня вертолетом довезли до одного городка в Афгане, где у меня еще со старых времен был друг. С его помощью я вернулся в Россию. Оказывается, пока меня не было, мое ведомство расформировали. Так что я вышел в отставку и даже без выходного пособия. Но я не горюю. Вот поработал пол года в Крыму на одной базе тренером. А сейчас возвращаюсь в столицу. Тут в одной конторке мне работу обещали. Да и весточку я получил. Кажется, ждет меня кто-то.
Вот ты и посуди сам, нужна нам всеобщая любовь? Может боги были правы: ни к чему она нам?!
А ты что, похоже поверил всему, что я рассказал?  Мало ли чего не наболтает человек, чтобы дорогу сократить.
Пиво, однако, у тебя кончилось.
Смотри, объездную проехали, уже собираться пора. Прощай, однако. Может и встретимся когда.
Поезд действительно подходил к Москве. Анатолий пошел в свое купе, а я быстро собрал дорожную сумку, надел куртку. И стал глядеть в окно на платформы, рынки и заводы. Я медленно возвращался из другого мира, в который мог бы попасть, если б не этот человек. Мира без страха, мира без отчаяния. И все - равно страшного. В чем-то Анатолий был прав. Нельзя быть добрым по принуждению. Или можно? Запутался я.
Вот и вокзал. Уже выходя из вагона я заметил в конце платформы высокую фигуру Анатолия . На шее у него висел мальчишка с узкими  глазами, а рядом стояла невысокая красивая женщина, похожая на японок с рекламных плакатов. Я отвернулся, и пошел к метро. Жизнь, какая она ни есть, продолжалась. И любовь вовсе не была убита.