Москва. Записки эгоиста

Хочется шагать между звуками, огибая бьющиеся в тебя мелодии. Проходить сквозь долетевший обрывок разговора, обращенную к тебе просьбу, удивление и вскрик. Хочется жить в промежутках между глухим карканьем серой вороны, купаться в ее беззвучном и справедливом полете. Проникать в крохотный зазор тишины, сжимающейся почти до игольного ушка. Пытаться дышать через просвет застывшим морозом безмолвия. Покинуть остров страданий, омываемый океаном слез. Сойти с престола одиночества, чтобы раствориться в вечности.


Я дочитывал книгу, когда она вскарабкалась в автобус. Краем глаза я отметил ее неуверенные старческие движения. Она медленно села на переднее сиденье и я увидел, что один рукав ее пальто просто болтается. Инвалид, грустно подумал я. Затем, перевернул страницу и постарался сосредоточиться на диалогах. Прошло пять минут и вдруг я, очнувшись, увидел прямо перед собой искаженное душевной мукой лицо старухи. Она еле слышно что-то говорила,  и я не сразу понял, что ей нужно. Наконец, я расслышал:

–Милый, пожалуйста, застегни мне вот …тут.. – и только тогда увидел, что ее рука висит, перевязанная на груди и старое, осеннее не по сезону пальто, застегнуто только на одну пуговицу.

Я, стесняясь собственной суетливости, начал помогать ей, и вдруг почувствовал странное спокойствие, даже безучастие к происходящему. Приведя внешний вид бабушки  в порядок и осторожно усадив ее в кресло, я было принялся за чтение, но старушка снова стала говорить. Я плохо понимал ее речь, какие-то слова о правнуке, больнице – мне даже послышалось, что это правнук виноват в том, что произошло с рукой. Избил и  выгнал на улицу. Меня захлестнули гнев и стыд. Я бормотал что-то успокаивающее.

Вдруг женщина стала рыдать. Теперь слова из нее лились сплошным потоком. Я слушал о Путине и страшной нищете, в которой она оказалась. Шесть медалей и забвение на старости лет. Тяжелая  работа и презрение нынешних властей к ее невзгодам. О невозможности жить вот так, об отчаянии и беспомощности.  Я чувствовал себя, так как будто мне врезали в живот. Мне было трудно дышать от вдруг нахлынувшей сильной тоски.

-Вот смотри, даже продуктов нет – она попыталась открыть передо мной свою изношенную сумку,  но смотреть, что там внутри было выше моих сил, я испугался того, что я там мог увидеть. Иррационально испугался и умолял ее не открывать. На короткий миг я увидел, что из сумки передо мной предстало сытое лицо Михаила Касьянова. Оно мне хитро подмигнуло и улетучилось. Реструктурировать внешний долг – тупо подумал я.

-Ты мне скажешь, когда будет Москва? – немного успокоившись, спросила старуха.

-Мы уже подъезжаем – глухо ответил я. На нас спереди и сверху опрокидывалось большое расцвеченное огнями рекламы здание. Шел крупный снег, люди оживленно болтали на остановке. Двое подростков весело прыгали и хлопали друг друга по бокам. Автобус остановился, старуха тяжело поднялась и вышла. Она слилась с разношерстной толпой, и все они превратились в безучастное и равнодушное лицо Владимира Путина, которое проводило меня строгим и неподкупным взглядом.