Безумие подгонка под реальные факты*

Je n’ai plus rien
Je deviens folle
<M. Cretu>
(I have nothing else
I go crazy)

Иногда она, свернувшись на подоконнике в маленький пушистый клубок, смотрела в пространство его комнаты неподвижной «сфинксой», и силуэт ее почти что явственно выступал перед фосфорически-зеленоватым светящимся окном. Он не знал, кажется ли ему, или эта темная фигурка, словно вырезанная из черной бархатной бумаги для аппликаций, с острыми ушами и горделивой осанкой, неподвижная, как каменная статуэтка, обнявшая ноги свои длинным хвостом, действительно реальна, отображая чье-то волнующее присутствие. Порой она была невидимой, витая в спокойном застоявшемся воздухе тесного помещения, подобно ветру, и тогда наш герой иногда видел странные тени, появляющиеся и исчезающие внезапно, из ниоткуда и в никуда, танцующие по белесому потолку с симметричной шестилистной лепниной, и думал, что это паутинки давно ушедших пауков, должно быть, качаются в конвекционных струях воздуха. Кто-то шептал ему, но он не мог расслышать ни слов, ни голоса, и не знал, кто и зачем, но любил мечтать и называл эти загадочные звуки «шепотом дождя Metamorphosis». Кто-то зажигал взвешенные в атмосфере пылинки, и те вспыхивали тихими скучными ночами голубовато-зелеными огоньками, и фейерверк сей был похож на игру воспаленного усталостью воображения.
Она видела его жизнь как на ладони. Он был очень разный: то беспечно веселый, то задумчивый, сидящий за большим столом и пишущий что-то, иногда трехмерными стихотворными размерами, иногда тяжелой прозой, то вообще никакой, с глазами, выражающими пустоту, лежащий на широком двуспальном диване, внимающий звукам въедающейся в подсознание <Enigm>ы. Вечная гостья чем-то полюбившихся ей именно этих четырех стен и их обитателя, неосязаемая, но угадываемая буквально в каждой черточке обстановки, справедливая и приносящая странное, неизвестное счастье, всегда следила за ним, как ангел-хранитель, как Святой Дух, пронизывающий все, наблюдает за своей паствой. А он, никогда не видев, знал и любил лишь ее, ту, которой дышал и которую угадывал на подоконнике, в пляшущих у потолка тенях и зажигающихся зеленоватых пылинках. Его «Я» никогда не покидало той комнаты и вечно гордилось чем-то, ни разу не задумавшись о сути подлой штуки под названием жизнь. Он так и не получил ее, а она – его, однажды бесследно пропавшая, как и тень покинутой паутинки, но они так и остались самыми счастливыми существами на свете, даже навечно расставшись…