Суммарный синдром
У окна курит Татьяна, моя старинная школьная подруга. У плиты помешивает грибы Елена, мы с ней крепко дружим с института. Тогда она жила в общежитии, и я часто приглашала ее к нам в гости, а сейчас мы собрались в Елениной однокомнатной квартире, в которой она живет со своим Сергеем и дочерью – школьницей. Но пока мы втроем, потому что Еленина дочь Юля уехала к подружке на дачу с ночевкой, а расчудесный муж Сергей придет с работы поздно вечером, но он не помешает нашему женскому обществу, потому что Сергей – золотой мужик. Во-первых, он очень любит жену и дочку, во-вторых, его жизнь проходит по траектории «утром – на работу, вечером – домой», в-третьих, он галантный кавалер на предмет подать даме руку, открыть дверь и прочее, в-четвертых, с ним интересно поговорить о том, о сем и так далее.
Вообще-то, нам уже по тридцать два, и удачный брак наблюдается только у Елены. Татьяна два года назад ушла от своего Николая, а я вообще не была замужем.
Девчонки про меня все знают. Я после института безумно влюбилась в своего первого в жизни начальника на первой в жизни работе. Начальник оказался человеком женатым, но это не помешало ему уложить меня в постель. Я отдалась ему, если можно так выразится, с высоко поднятой головой и не только потому, что была влюблена, а еще и потому, что меня до чертиков раздражала моя затянувшаяся девственность.
Помню, у Тани с Леной, когда я им все рассказала, глаза из орбит выкатились:
- Ты что, Зета, семью хочешь разбить? У него же сынишка растет!
- Спокойно, девочки, - ответила я, - профилактический ликбез Иван со мной уже провел. Уходить из семьи он не собирается. Более того, он свою Аллу любит, про сына Алешку и говорить нечего. Так что вляпалась только я, а мой начальник просто понял, оценил и пошел навстречу молодой специалистке, подающей большие надежды.
Девчонки мои немножко посердились и успокоились. К тому же они меня очень любили, а значит, должны были полюбить и мою любовь к Ивану.
Через некоторое время я заметила, что у моего элегантного и жутко умного возлюбленного есть одно интересное качество, которое я назвала супер-эффект материнского синдрома. Дело в том, что у Ивана была очень красивая, умная и строгая мама, а папа был генералом ВВС. Иван, можно сказать, получил идеальное воспитание, а именно такое, в результате которого он из миловидной жены Аллы вылепил миниатюрную модель своей собственной матери. Аллин пластилиновый характер, как я себе его представляла, позволил мужу добиться отличных результатов. Его жена является образцовой хозяйкой, обаятельной, спокойной, заботливой, аккуратной, начитанной, без вредных привычек и с умеренным чувством юмора. Сыновья генералов ВВС таких жен не покидают.
Вы не поверите, но в какой-то момент времени я словила себя на мысли, что я тоже не хочу, чтобы они разводились, по крайней мере, из-за меня. Во-первых, я побаивалась перста судьбы, как потенциальная разлучница, а во-вторых, мой характер не напоминает пластилин, лепить из меня что-либо бесполезно. Если честно, то я напоминаю сама себе гитару, на которой можно играть, даже если останется только одна струна. Сыграть всегда можно, главное, чтобы за дело взялся мастер. Не обязательно Паганини, но все-таки мастер-профессионал. Мне кажется, что Иван и есть такой мастер. Он умеет развлекать, он очень хорош собой и совершенно не способен обидеть женщину. Несколько лет у меня был мой Иванов день, день наших с ним тайных встреч. Однажды мне показалось, что Иван охладел ко мне, свидания стали редкими, но все равно мой любимый устраивал праздники, и я не находила в себе сил сделать первый шаг к разрыву.
Расстались мы совсем недавно. Я столкнулась с его Аллой в узком проходе какого-то гастронома. Наши взгляды случайно пересеклись, и я поняла, что Алла меня знает. В ее огромных нежно-синих глазах перемешались страх, спокойствие и тревожное недоумение, но! В этих глазах я не увидела любопытства. А я испытала нечто, похожее на озарение. На следующий день с утра я вошла в кабинет своего начальника и выдавила из себя информацию о том, что свиданий больше не будет. По-моему, в глубине души Иван был рад.
Вечером я всхлипывала на грудях верных подруг, прикуривая одну сигарету от другой. Девчонки пытались скорбно молчать, но не смогли скрыть своего тихого удовлетворения от того, что здоровье мое пошатнулось не очень, и что обошлось без аборта.
И все-таки мне было скверно. Я не могла поверить, что Иван больше не позвонит мне тайно, и безумно хотела, чтобы он ночью без предупреждения вышиб мою дверь и обнял меня с неимоверной силой, на которую способна всепоглощающая любовь. Но, увы, всего этого жаждала только моя любовь. Мои умные папа и мама все понимали и не тревожили меня сочувствием. Они медленно, но верно готовились к отъезду в Германию и пытались вытащить свою непутевую дочь из депрессии разными смешными хлопотами. Мне ничего более не оставалось, как щадить чувства родителей и изображать из себя увлеченную дурочку.
За меня, путешественницу, Елена провозгласила наш первый тост «пусть сдохнут все мои враги», и мы многозначительно посмотрели на нашу серьезную Татьяну, которую материнский синдром с обратным эффектом достал более всего.
Дело в том, что Татьянин почти бывший, официально они не разведены, муж Николай рос в неполной семье. Его отец ушел от матери, когда Николай перешагивал из детского садика в школу, и мать Надежда Егоровна поклялась сама себе, что Коля вырастет достойным человеком. Она работала одновременно на двух должностях в большом гастрономе, чтобы сделать из единственного сына отличника с английско-компьтерно-торговым уклоном, пловца, теннисиста и любимца всех местных девочек. С помощью сына у энергичной матери все получилось, но с молоком Надежды Егоровны Коля всосал уверенность, что любая женщина обязана лежать у его ног и лизать ему пятки. На должность такой женщины была выбрана ничего не подозревавшая наша белокурая Татьяна, тоже отличница-теннисистка, но еще и дочь геолога. Таня росла почти без матери. Ей было десять лет, когда ее мама ушла из жизни. Таня умела делать все. Идеальная жена без тещи для достойного мужа. Наша Танька работала, убирала, стирала, подбирала с середины комнаты грязные мужские носки, носовые платки, кормила среди ночи важных незваных гостей своего супруга, воспитывала сына Ромку и обязана была при этом прекрасно выглядеть. Все это было в ее жизни ради зыбкого спокойствия и материального благополучия. Отец – геолог – палаточник обучил Таньку такому мужеству и долготерпению, что она, однажды настроив себя на привыкание, шла по быту почти без проблем.
Гром грянул в Таниной жизни до безобразия примитивно. Ее богатый муж, да не один, а с приятелями – бизнесменами пошло оскорбил Таниного отца, да не одного, а с друзьями – геологами.
Таня забрала свои вещи, сына и ушла молча, но, похоже, навсегда. Видимо, в ней проснулся в противовес материнскому синдрому редкостный отцовский синдром, причем, со знаком «плюс».
В настоящее время муж Николай постоянно донимает нашу Таньку просьбами, замешанными на угрозах, а Надежда Егоровна вылавливает внука Ромку на улице и науськивает против родной мамы. Правда, Роман пока держится молодцом.
В текущий застольный момент Татьяна как раз рассказывала нам про очередную выходку своей гастрономической свекрови и вслух позавидовала Елене, которую не достают подлые люди.
Лена налила нам вина, я произнесла тост «за успех безнадежного дела» и вдруг заметила, что наша Елена плачет. Это выглядело неимоверно. Слезы текли по ее щекам молча, как капли дождя.
- Девочки, - сказала наша подруга, - вы не знаете, что такое настоящий материнский синдром.
Елена разрыдалась, как глупая весенняя туча, коротко и первобытно. Мы бегемотно уставились на нее и услышали шедевр откровения.
- А знаете, - хихикнула Лена, - мы с Сергеем давно уже не спим вместе.
- Ты что несешь? - прохрипела Танька.
- Я несу суть, - отозвалась Елена, - и я, девочки, очень устала от такой жизни. Давно прошло то время, когда я верила, что Сережка любит меня.
Я молча смотрела на подругу в упор, и она почувствовала, что я ей верю.
- Дело в том, - продолжала Елена, - что мне не хотелось жаловаться вам и обсуждать мужа, но сейчас, когда Зета уезжает, я не выдержала и решила вам все рассказать. Слушайте. На заре нашей супружеской жизни, когда я была беременна Юлькой, наступил день всеобщего мужского лицемерия, то есть 8 Марта. Тогда, как вы помните, мы жили в доме у родителей Сергея. Утром я проснулась вся из себя в ожидании поздравления. Текли минуты и часы пасмурного дня, но поздравление не приходило. Ближе к вечеру до меня дошло, что ожидания мои напрасны, и я расплакалась. Потом, помню, Сергей что-то понял и приволок все-таки мне дежурные тюльпаны. Но дело не в этом, девочки, а в том, что у них в семье было три мужика: отец и Сергей с братом. Мать стирала – убирала – готовила – работала на фабрике, а они запросто могли ее не поздравить. Они не видели в ней женщину. Думаю, это исходило от отца, который не умел ощущать праздники, а любую женскую работу воспринимал, как должное. Получается, что в их семье материнский синдром выразился в обслуживании мужчин, но доминировал, при этом, отцовский синдром, который сводился к тому, что женщина – это прислуга.
- Лена, - возразила Татьяна, по-моему, ты утрируешь. Мы знаем твоего Сергея совершенно с другой стороны.
- Все верно, - сказала Лена, - с тех пор много воды утекло. У нас есть праздники, и Сергей заботится о нас, но все-таки в нем соединились эти два синдрома и вылились в какое-то кособокое равнодушие. Ему не интересно видеть во мне женщину, у которой есть желания. Это как бы не входит в его программу существования. Сергей никогда не стремится влиять на ситуацию. Вспомните, как Юрий Олеша пропагандировал величайшую семейную столовую «Четвертак»:
«Женщины! Мы сдуем с вас копоть, мы заставим картошку волшебно, в одно мгновение, сбрасывать с себя шкуру, мы вернем вам часы, украденные у вас кухней, - половину жизни получите вы обратно».
Но это все у Олеши, а в моей жизни получилось наоборот. Кастрюльно-сковородочное время увеличилось, а интимно-праздничное свелось к нулю.
- Елена, - попыталась я вразумить подругу, - сейчас время такое, в ресторанах и кафе не наобедаешься, дорого.
- Все так, - согласилась Ленка, - но главное все-таки заключается в наследственных синдромах. Человек должен сам рисовать маленькие праздники. Беда, если он не умеет этого делать. Сейчас придет Сергей, мы выпьем водки, поедим грибы, он будет вас развлекать, а вы не должны ни о чем догадываться. Потом мой муж проводит вас, как и подобает мужчине, вернется домой и ляжет спать лицом к стене.
В дальнейшем все так и получилось. Сергей ухаживал за нами, провожал и усаживал в такси, а меня не покидала мысль, что Еленин прогноз на вечер сбудется на все сто.
*
Фирменный автобус медленно выкатывал на скоростную магистраль по направлению к Германии. Мы проезжали мимо красивых клумб с распустившимися цветами.
- Да уж, - прошелестела я себе по нос, - без грамотного садовника такие ухоженные цветы не вырастают, а если даже где-то и вырастут, то все равно рано или поздно зачахнут. За цветами нужно ухаживать терпеливо, бережно и с любовью, побеждая непогоду и всяческие синдромы. Милые мои Танька и Ленка, не хочу я, чтобы нас рассаживали, как рассаду, на разные клумбы алчные псевдосадовники, любящие не цветы, а себя в плодах, цветах и личных подвигах, эдакие энергичные интегралы множества синдромов, унаследованных от идейных отцов – хозяев самых больших кабинетов и не только кабинетов.
Но подо мной вращаются большие, мощные колеса, и комфортабельная чужестранная капсула пересаживает меня из родного города в далекую незнакомую землю. Приживусь ли я в ней, пущу ли свои корешки? Возможно, что и да, надеюсь, мое природное упрямство пригодится и мне и моим новым согражданам.
Эпилог
В действительности все получилось совсем не так, как мыслилось Зете в красивом автобусе. В благополучной уютной Германии ее маму сбила машина. По официальному заключению полиции, водитель не был виноват. Изольда Генриховна умерла сразу. Отец Зеты ушел из жизни вскоре после гибели жены. Он умер во сне. Зета похоронила родителей в чужой земле и через некоторое время призналась себе, что она не может и не хочет произрастать в не своем палисаднике.
Зета вернулась в любимый город к Лене и Тане. Иван помог ей устроиться на работу в немецкое посольство. Девичники старинных подруг продолжаются как ни в чем не бывало.
- Девочки, - смеется Зета, - умные от дураков отличаются тем, что до последнего вздоха учатся. Елена, начинай изучать философию.
Свидетельство о публикации №202080700059