Островитяне

     Дон, низенький смешливый толстяк, работал поваром в ресторане. Жена его Эсмеральда, высокая худая женщина с печальными серыми глазами, была архитектором. Казалось, нет на земле более непохожих людей, и всё-таки они любили друг друга.
     Узнав, что станет отцом, Дон радостно заорал, запрыгал, размахивая руками:
   - У меня будет сын! У меня будет сын!
     Эсмеральда снисходительно смотрела на мужа, с достоинством возражала:
   - А может, и дочь…
   - Нет, сын! И назовём его Ваня.
   - Дочь… Машенька… 
     Но родился всё-таки сын. Боясь расстроить жену, Дон, романтик и поклонник Ремарка, предложил назвать ребёнка двойным именем: Иван-Мария.

* * *

      Многие не понимали, что объединяет этих людей, столь разных и внешне и внутренне. И никто не догадывался, что у них есть мечта – одна на двоих. МЕЧТА НАЙТИ ГУГОЛПЭКС.
     Гуголпэкс редкий металл, боюсь, вы о нём не слышали. Он такой драгоценный, что золото по сравнению с ним всё равно, что речная галька!      Гуголпэкс не добывают из руды, а находят на поверхности земли в виде сверкающих самородков. Вот только повезло так лишь двум – трём счастливчикам, если не того меньше. Оба стали мультимиллиардерами, такими баснословно богатыми, что арабские шейхи и нефтяные короли рядом с ними – настоящие босяки! С тех пор этих двух – трёх (если не меньше) баловней судьбы никто никогда не видел, они купили себе чудесные острова в южных морях, и живут там, словно в раю.
    
* * *
    
     А между тем Ивану-Мария исполнился годик, и родители решили заняться его воспитанием. Для начала они повели сына в цирк, смотреть дрессированных слонов. Нужно признать, слоны не произвели на мальчика никакого впечатления. Он таращил глаза на всяких там клоунов-гимнастов-акробатов, сосал соску и пускал слюни.
     Но тут на арене появился человек в ослепительно белом фраке. Это был сам великий фокусник Вандельброт. Маэстро поклонился публике, и произнёс: «Фокус-покус!» И тотчас из его белого цилиндра выпорхнула в зал целая стая попугаев. Иван-Мария открыл рот, да так больше и не закрывал.
     Однако бесконечная вереница чудес и превращений в руках иллюзиониста абсолютно не трогала Ванюшу, его взгляд был прикован только к чудесному цилиндру. Под этим пронзительным взглядом шляпа поднялась в воздух, на секунду замерла, затем уверенно заскользила к детской коляске Ивана-Мария. И никто, кроме самого маэстро, так и не понял, что это не очередной трюк, а настоящее чудо. Цилиндр повисел немного над головой ребёнка, а затем сам вернулся к хозяину, оставив в детской ладошке некий предмет.
     Это был маленький голубой кругляш.
     Иван-Мария хитро поглядел на маму с папой, быстренько спрятал кругляш за правую щеку и сказал: «Фокус-покус!» Это были первые произнесённые им слова, и они остались любимыми его словами, на всю жизнь.

* * *

     На второй день рождения мама подарила Ивану-Мария лошадь-качалку. Ванюша качался на своёй лошади до позднего вечера, а когда его стали укладывать спать, устроил форменную истерику, так что Эсмеральде пришлось уступить. Ваню оставили в покое, и он всё качался и качался, не замечая ничего вокруг. Он не слышал, как открылось окно детской, и посреди комнаты повис летательный диск, слабо мигая огоньками. Оттуда вылезла нескладная сутулая фигура.
   - Фокус – покус, - сказал Ваня, надул губы и приготовился заплакать.
   - Каррамба! – Пришелец приложил палец к губам, и достал из-за спины предмет. Это был маленький жёлтый кругляш.
     После этого фигура втиснулась обратно в свой летательный диск, и убралась восвояси.
   - Каррамба! – сказал Иван-Мария, хитро усмехнулся каким-то своим мыслям, спрятал кругляш за левую щёку, и отправился спать.

* * *
    
     Потом Ивану-Мария исполнилось три, и должно быть, в виде исключения, не произошло абсолютно ничего особенного.

* * *
 
     Когда прошёл ещё год, Дон сказал своей жене всего одно слово: «Пора!» И жизнерадостно засмеялся. Эсмеральда посмотрела на мужа с затаённой печалью во взоре: «Да, теперь уже пора…»
     Они взяли с собой немного продуктов, полевой бинокль и лопату. Дон посадил сына (вместе с разноцветными кругляшами во рту) в заплечный мешок, и все отправились на поиски гуголпэкса.
     Где искать редкостный металл не знал никто, поэтому Дон и Эсмеральда логично рассудили, что если суждено им, найдут всё равно. А дабы совместить приятное с полезным, оба взяли отпуск за свой счёт и купили билеты на теплоход «Москва – Саратов», в каюту 3 класса.
     Родители каждый день выходили на палубу, по очереди смотрели в бинокль, замерев в тревожном ожидании и не говоря не слова. Одному Богу известно, что они хотели там увидеть.
     Ванюше надоело, что на него не обращают внимания, и он заплакал. Но это не помогло. Тогда четырёхлетний Иван-Мария не на шутку разобиделся на своих родителей, и от злости заскрежетал зубами. В результате голубой кругляш фокусника Вандельброта выскользнул из-за левой щеки, а жёлтый, инопланетный – из-за правой. Встретившись где-то в районе нижней челюсти, кругляши слились воедино, и под натиском острых молодых зубок тотчас лопнули, наполнив рот особым питательным бульоном.
     Мальчик перестал плакать, сделался задумчив и молчалив.

* * *

     Но долго думать Ванюше не случилось. В тот момент, как лопнули кругляши, теплоход тряхнуло, и он встал посреди реки как вкопанный. От неожиданности Дон едва не выронил бинокль. «Это знак!» – зашептал он горячими губами в ухо своей жене Эсмеральде. Та грустно улыбнулась, и несколько раз согласно кивнула головой.
     Впереди, в тёмно-синих водах Волги, виднелся прекрасный остров. На его берегах в тусклом свете Луны шумели листьями пальмы, и где-то там, невидимый в ночи, истошно кричал попугай.
     А дальше всё было как в сказке. Остров буквально ломился от изобилия самородков гуголпэкса. Они валялись здесь на каждом шагу, огромные, сверкающие, чудовищно дорогие и безумно прекрасные.
   - Теперь мы самые богатые люди в мире – просто сказал Дон.
   - Ну и что ты собираешься с этим делать?  – Эсмеральда посмотрела на мужа с вызовам. Дон молчал непривычно долго, потом серьёзно ответил:
   - Знаешь, дорогая, мы останемся здесь. Это будет наш остров. Ну что нам ещё, смотри тут какие богатства!
     Между тем Ивану-Мария надоело сидеть одному в холодном и мокром заплечном мешке. И сын стал дёргать отца за волосы, словно давая понять, что он-то и есть его самое главное богатство.   

* * *

     И потянулись годы долгие и счастливые.
     Эсмеральда задумчиво чертила угольком на листьях пальм чертёж их будущего дома, а затем построила его сама, медленно, вдумчиво и методично.      Это получился самый необыкновенный дом на Земле, дом из чистого гуголпэкса, с башенками и карнизами, и с длинным балконом, нависающим прямо над Волгой. Днём дом казался красным в лучах солнца, а ночью лунный свет окунал его в серебро. Поистине, Эсмеральда была великим архитектором.
      Дон, весело насвистывая себе под нос, свил леску из лианы, смастерил крючок из гуголпэкса, накопал лопатой червяков и принялся рыбачить. Завидев гуголпэкс, рыбы забывали о червях, они рвали друг друга на части в борьбе за право первыми проглотить смертоносный кусочек металла. Удачливый рыбак, вернувшись домой, совершенствовал свои таланты кулинара. Дон солил икру осетров, готовил стерляжью уху в гуголпэксовом котелке. А потом все собирались на балконе, пили травяной чай, и мама расчёсывала белокурые локоны Ванюши гребнем из гуголпэкса.

* * *

     Но увы, недолговечно человеческое счастье, и богатые тоже плачут… Через несколько лет безмятежной жизни этот райский уголок посетила беда.
     Беда явилась в образе зелёной тучи. Туча накрыла остров, оказавшись вблизи несметным сонмищем пальмовых мух же-же. (Эти редкостные мухи и по сей день почти неизвестны энтомологии, ведь они такие же редкие и диковинные, как гуголпэкс.)
     Мухи несли в себе страшный секрет, – человек, укушенный же-же, превращается в пальму. Конечно, наше счастливое семейство этого не знало, но всё же, чуя неладное, Дон запер в доме все окна и двери. Питательный бульон забурлил во рту Ивана-Мария и вышел наружу, образовав вокруг мальчика радужную сферу.
     Вскоре туча же-же покрыла гуголпэксовый дом. Мухи всё-таки проникли внутрь, и родители были тотчас укушены, один Ваня спасся.
     Мухи как прилетели невесть откуда, также быстро и стремительно покинули остров. И всё пошло как раньше. Только в движениях Дона появилась какая-то странная медлительность, а Эсмеральда стала печальной и задумчивой даже более чем раньше. И вот однажды, светлым майским днём, они вышли на опушку пальмовой рощи, взялись за руки и обернулись пальмами.
     Глядя на это чудо, Ванюша долго и безутешно плакал. Он, ещё маленький мальчик, остался на острове совершенно один. Наплакавшись вволю, Иван-Мария покинул радужный пузырь, всосал питательный бульон обратно в рот, и стал жить дальше.

* * *

     Он пробовал удить рыбу, руками ловил больших зелёных раков в речке у берега. А однажды, через год после нашествия мух, пошёл в пальмовую рощу, стоял в задумчивости под деревьями – вспоминал маму и папу.
     Иван-Мария хотел уже уходить, но вдруг передумал. Вместо этого он стал трясти пальмы, собирая упавшие кокосы, бананы, финики и прочие, неизвестные ему фрукты. Пальмы раскачивались и жалобно скрипели, словно не желали отдавать мальчику свои плоды.
     Набрав полный заплечный мешок, Ваня вернулся в дом. Поедая фрукты один за другим, он постепенно узнавал, что все пальмы – жертвы коварных же-же, были когда-то людьми, охотниками за гуголпэксом. Мальчик кушал плоды пальм, и знания этих людей постепенно переходили в него вместе с сочной фруктовой мякотью.

* * *

     Однажды у Ивана-Мария разболелся зуб. Шло время, зуб всё болел, и мальчик решил посмотреть, что является причиной его мучений. Речным песком он отшлифовал кусок гуголпэкса до зеркального блеска, открыл пошире рот, а потом от удивления рот открылся ещё шире. Зуб болел тот самый, что разгрыз в своё время жёлтый инопланетный кругляш и голубой кругляш фокусника Вандельброта. И теперь, под воздействием питательного бульона, зуб этот вырос до поистине устрашающих величин.
     Вскоре зуб перерос размеры ротовой полости, изогнулся и, проделав в щеке мальчика небольшую дырку, выглянул на свет Божий. Он больше не болел, и Иван-Мария с любопытством рассматривал метаморфозы клыка. А тот разделился надвое, и стал теперь походить на некую причудливую ракушку.
     Ещё через какое-то время Ваня понял, что в ракушке живёт моллюск, и решил удалить изо рта инородный организм. Он низко наклонил ствол одной из пальм, привязал к ней свой клык-мутант, и широко разинул рот.
   - Каррамба!!! – Воскликнул Иван-Мария, и зуб повис на ветке, точно пойманная на удочку уклейка.
     Потом он снял с пальмы зуб-раковину, и раскрыл створки. Там внутри сверкала и переливалась на солнце дивной красоты жемчужина.

* * *

     Невыразимо тоскливо бывает на острове одному. Когда одиночество совсем одолевало, Ваня шёл в пальмовую рощу и разговаривал с попугаем.
     Попугай был говорящий, но ужасный зануда. Однако выбирать не приходилось, Иван-Мария был рад и такому собеседнику.
   - Мои родители дураки. Нашли огромное богатство, а жили как нищие. У нас даже телевизора нет…
   - Сам дуррак! Твои родители рромантики, у них была мечта. – Попугай хорохорился и распускал крылья.
   - У меня тоже есть мечта, и даже не одна. Хочу дружить с другими мальчишками, хочу кататься на велике и играть в компьютерные игры. В Москве у меня хоть была лошадь-качалка.
   - Чёрртов пррагматик! – попугай щёлкал клювом. – У тебя был свой моллюск, несущий прекраснейшие жемчуга, как курица яйца. А ты? Ты его выдррал, глупый мальчишка. У тебя была радужная сфера, неблагодаррный, зачем всосал бульон обратно?.. Каррамба!!!
   - Там внутри было ужасно жарко, - оправдывался Иван-Мария.
     Но попугай уже улетел.

* * *

     Скоро Иван-Мария совсем забросил рыбалку. Он набирал побольше фруктов, садился на балкон, брал бинокль и смотрел на реку. Прошло уже немало лет, одежда его износилась, а волосы отросли до земли и укрыли Ивана-Мария светлым шелестящим плащом. Он здорово вырос. Теперь это был статный загорелый юноша, с большими мечтательными глазами, задумчивый – в мать, и жизнелюбивый как отец.
     С последним съеденным фруктом Ваня получил все знания людей-пальм, ставших после этого обычной гигантской травой, как любые другие пальмы на свете. Так он стал умным и образованным, хотя и прожил жизнь на острове. Но что-то ещё не хватало Ивану-Мария. Глядя на замерший посреди реки теплоход, на словно застывших во сне людей, он в который раз наводил бинокль на одну и ту же фигуру. Эта медноволосая девушка казалась Ивану-Мария странно знакомой, будто воспоминание из далёкого-предалёкого детства.
     Вот Ванюша – четырёхлетнее дитя, стоит на палубе теплохода, зло ревёт от обиды и одиночества. Родители заняты своими странными взрослыми делами, и никому на целом свете нет до него никакого дела! Никому не нужен, всеми забыт!.. Ивана-Мария душили рыданья.
   - Ты чего горланишь, карапуз?
     Иван замолкает на минуту, оборачивается на голос. Он видит перед сбой две высокие глянцевые ноги, с ногтями-вишнями, вкусно глядящими из открытых босоножек. Тогда Ваня задирает голову вверх, и смотрит на хозяйку бесконечных ног. Это девица в коротком ситцевом халатике, с волосами цвета меди, полногрудая,  жующая жвачку. От жвачки сладко пахнет чем-то ягодным, тягучим.
   - Ой, малысок, – сюсюкает девица. – Такой клоха, и один! А где наши мамка и папка?
     Теперь Иван-Мария давно сирота, его мамка и папка шелестят листвой в пальмовой роще. А сам он, ощущая в груди приятное покалывание, снова и снова стремится отыскать среди пассажиров знакомые черты. Медноволосая дева с голубыми глазами, на губах застыл пузырь жвачки. Иван-Мария откладывает бинокль в сторону. Он принял решение.

* * *
    
     Нужно было просто крепко привязать чудо-зуб к палке, и получился отличный топорик, острый и лёгкий. Закончив с этим, юноша поплевал на ладони, крякнул… и стал валить пальмы одну за другой, пока не срубил все.
     Обработав кое-как пальмовые стволы, наскоро связав их лианами, Иван-Мария сел на импровизированный плотик, и орудуя отцовской лопатой как веслом, погрёб прямо к теплоходу.
     Стоило молодому человеку ступить на палубу, и теплоход ожил, словно бы проснулся, плавно заскользил вниз по течению. Видимо, здесь ничего не изменилось, словно и не было этой многолетней остановки. Пассажиры занимались привычными делами, кто-то прогуливался по палубе, иные загорали, или же пили пиво и беседовали, развалясь в креслах.
     Та самая девица по-прежнему стояла, облокотясь на перила, на верхней палубе. Теперь она с интересом разглядывала длинноволосого загорелого юношу в набедренной повязке из пальмовых листьев, который в свою очередь, смотрел на неё во все глаза.
   - Чего уставился, красавчик, или никогда девушек не видел?
   - Никогда! – честно ответил Иван-Мария и, зардевшись, спросил у красотки, как её имя.
   - А никак… – юная дева постепенно теряла интерес к полоумному воздыхателю.
   - Вот здорово! То есть, я хотел сказать, здорово, что у меня есть два имени, значит, я могу подарить одно тебе. Теперь я – Иван, а ты будешь Мария.
   - Ну-ну… - Девица не нашлась что ответить, и надула из жвачки большой вишнёвый пузырь.
   - И откуда ты такой, Тарзан с двумя именами?
     Иван стал рассказывать, как жил с родителями на острове, в доме из гуголпэкса, но потом, укушенные мухами,  его мама и папа стали пальмами.
     Девица презрительно усмехнулась, и покрутила у виска пухлым наманикюренным пальчиком. И Ваня скис.
     Но скоро он воспрял духом, потому что вспомнил одну вещь.
   - У меня есть кое-что интересное. Смотри, фокус-покус! –  и достал из-за щеки прекраснейшую на свете жемчужину.
     Жемчужина отразилась в глазах Марии огоньком живого интереса.
   - Подари мне жемчужину, и я сделаю тебя счастливым. Скажи, что ты хочешь?
   - Не знаю… – Иван покраснел, как варёный рак.
   - Я знаю. Вы все, мужики, хотите одного.
     И она распахнула халатик, обнажая мягкое, упругое, гладкое, податливое и живое, словом то, что так хотят все мужики. Где уж Ване устоять, – он отдал ей жемчужину.

* * *

     В тот же миг за спиной Ивана возникла сутулая фигура пришельца.
   - Каррамба!!!
     Пришелец хлопнул в ладоши, и превратился в фокусника Вандельброта, в белом фраке и волшебном цилиндре.
   - Фокус-покус, – скороговоркой пробормотал знаменитый иллюзионист. Жемчужина вырвалась из рук девушки, распухла, раздалась в воздухе, и вот это уже не жемчужина, а летательный диск. Горестно вздохнув, Вандельброт втиснулся в него.
   - Эх… Нет больше у людей мечты!
     Диск улетел. И сразу вслед за тем сквозь дырочку от зуба в Ваниной щеке, тонкой струйкой стал выходить наружу питательный бульон. Образовав пушистое облако, бульон покинул теплоход, и полетел назад, к острову гуголпэкса. Облако окутало остров, словно шапка-невидимка, сокрыв его навеки от пытливых людских глаз. Только изредка, проплывая мимо, люди иногда слышат где-то вдали печальный крик попугая.
     А дырочка в щеке скоро заросла.

* * *

     Вам, быть может, захочется узнать, чем закончилась эта необыкновенная история.
     А история закончилась как раз вполне обыкновенно. Иван предложил Марии руку и сердце, она подумала-подумала, и дала согласие. И живут они теперь в Саратове, на улице Куйбышева. Иван снял набедренную повязку, купил себе костюм и коротко постригся. Срезанные волосы он сжёг и просеял пепел сквозь мелкое сито. В результате нашлось несколько крошечных крупинок гуголпэкса (память о далёком детстве, когда Эсмеральда причёсывала сына драгоценным гребнем). Они продали крупинки, и вырученных денег вполне хватило на приличную квартиру, новенькие «Жигули», и ещё осталось изрядно.
     Иван окончил цирковое училище экстерном, купил себе белый цилиндр, и устроился работать в саратовский цирк фокусником. А Мария стоит у плиты, жуёт вишнёвую жвачку, и время от времени рожает ему детишек.
     По ночам она не видит снов. Только иногда, в полнолуние, Марии снится, как вместо Луны на небе сияет жемчужина, самая прекрасная на свете. Мария просыпается в слезах.
     А Ваня… Ваня часто ворочается в кровати, вздыхает под одеялом. Ему всегда снится одно и то же – ослепительно сверкающий дом, на балконе он с биноклем, смотрит вслед уплывающему белому теплоходу и смеётся.      

Волга – Москва, июль 2002