брызгиветра

Снова стеклянный воздух так неожиданно становится ветром. Так неожиданно уносится в невидимую прочь.
Его искусственная твёрдость теперь чувствуется.
Каждый Божий раз Эли больно быть в ней – режет чужими плотностями, забивает пространство до смерти. Это жалко.
 
– Да не надо так вчитываться!! – прочитал ты слова автора. – Здесь же всё понятно!!
Но если тебе уже всё понятно – дальше читать нет смысла.





Ну-ну..
Значит, не всё ещё понятно. Читаем дальше.

Эли калечило. Эли калечило плоским движением. Воздуха. Но за своё терпение Эли смог бы цепляться, если б ветер и вправду был плоским. Бил одной своей плоскостью. Отнюдь.
Его дуновения – безучётное множество движений в плоскостях одного направления. Только отсутствием толщи измотанный воздух способен резать монолит пространства.
Так знает Эли. Но поверят этому немногие. Доказать же он не сможет вообще никому.

– А чего доказывать?! Это должно быть понятно, – вновь наткнулся ты на слова автора. – Иначе и быть не может.
Неправда. Ты знаешь, что иначе может быть всегда.





Ну, допустим, ты допускаешь, что бывает так, когда иначе быть и не может.
Бывает. Продолжать?
 
Ветер бывал разным, но боль для Эли одна. Одинакова. Боль одинокого.
Боль сквозила всепроникающим однообразием, распыляя душу по мирам. Жалко душу.
Не калека Эли, не псих и не медиум. Человек ли? Да. Но видит ветер и стеной стоящий воздух раздвигает, чтобы ходить. Это жалко.
 
– Прочитай ещё, что мягкого света не бывает, – уже прочитал ты.
Прочитал о том, чего не бывает.
А может ещё и поверил.





А можешь ещё и не понял. Тогда придётся вникать.

Дальше здесь написано, что лампочка дует.
Только ветер света, он другой до противоположности – без претензий на свежесть. Он с надежной на тепло. А тепло успокаивает воздух.
И точно так, как замечаемы лишь поклоны деревьев, беспокойства лугов и морей, и не видима причина этого – ветер, лишь по теням да по боли в глазах определяем свет.
Эли говорит "светер".
Ветер света не режет, но бьёт плашмя. За слоем слой, слой, слой за слоем мнёт, давит, сбивает с ног. Это жалко.

– Нет, не надо жалеть Эли, – мешают мне слова автора. – Слышишь, нет? Не смей его жалеть!
Тогда дальше читать опасно.





Но ты уже столько понял, что не остановишься.

Небо. Это воздух и свет. Все ветра рождаются там. Поэтому неба Эли боялся больше всего.
Но жить в земле он больше не мог. Среди омерзительно хрустящего гниения, сырости без источника и вечных запахов, о которые можно набить шишку, нет места человеку.
Эли искал глубоко внизу, поднимался под самые корни, с трудом опускался вновь. Напрасно.
Как-то враз к привычно давящему фону тьмы вдруг добавилось движение. Нет, не чего-то, а настоящее чьё-то. Осмышлённое.
Руки ощутили человека.

– Щикотно ше, – оглушительно прошептал тот.
Эли отстранился.
– Ти хто? – также неуклюже издал он.
– Чилэфек е.
– Имэ.
– Ни помно..
– Что ты сдесь, откуто ты?.. – Эли с трудом проговаривал своё любопытство без уверенности в том, что говорит вслух.
Человек помолчал, слушая звон в ушах.
– Йа боюс неба, – наконец выдавил он.

Тишина. Нет, звон в ушах. Нет, тихо. Нет, боль в ушах. Нет, боли нет, и вся тишина и ничего нет. Нет Нет Нет!!
Эли почувствовал, что веками обездвиженное вокруг всё слабо начинает встряхивать. Вибрации заметно усиливались, и он неожиданно для себя осознал: дрожит не земля. Нет.

Непрошеным приходило понимание. А вместе с ним – запоздалый дикий до безумства озноб. Понимание безупречности необратимо растущего холода, всепожирающей тьмы да тишины без мысли. Покой, который имеет своё человеческое название – тоска.
Взвыл Эли. Но согреться не мог. Незнакомец ушёл подниматься до самых корней и вновь опускаться. И вновь подниматься. И вновь.
И смерть. Она найдёт его даже здесь.

Эли схватился за волосы и вдруг с ужасом ощутил, как без малейшего усилия они остаются в руке. Его снова передёрнуло. На этот раз – с отвращения.
Дрогнула душа и бросилась вверх к теплу и шуму. Почва оглушила жизнью, но согреть не могла. И тогда Эли, в кровь изодрав тело корнями, бросил его в небо.
На, жри!!
Тысячи плоскостей пронзили сотнями направлений. Разрезав, давили и разметали в брызги душу, тело, сознание. Имя.
Нет человека, который боялся неба.
Человек стал новым. Небом.