Глава 1

Лето закончилось. Осень вступала в свои права, окрашивая деревья своими красками. Она вносила новое настроение. Летняя, радостная суета уступала место спокойной степенности. Все живое стремилось насладиться оставшимися теплыми днями и, одевшись в цветастый наряд, праздновало окончание плодородного цикла. Плодородие. Ингваз. Эта руна неотрывна от плодородия, от жизненных соков земли, питающих все живое, от жизненных сил, обеспечивающих созревание, подъем, исцеление, и от радости жизни, наполняющей все живое. Эту силу и радость можно услышать в пении соловья, бурном стрекоте кузнечиков, ласковом шелесте листьев. И вот осень. Это чудесное время, и праздничное и грустное одновременно. Летняя феерия, бурно отдавшая все плодородному циклу, и теперь степенно демонстрировала свои достижения и готовилась к осенней подготовке зимней спячки. Все уже думало о зимнем перерыве деятельности, и о новом возрождении, и посвящало теперь ему, этому возрождения все свои силы. И деревья, словно, гигантские символы стремились изобразить руну Феху, получить от нее правильность действий и великие силы великого круговорота. И все живое очень тщательно подходила к этому процессу. Здесь нельзя было, как и опоздать, так и совершить неоправданно быстрое действие. И то и другое было равносильно гибели. Да, и не только равносильно, сбой, рассогласование с метрономом Природы и была гибель. И все живое понимало это и, сгрудившись вокруг орешника, как символа руны Йера, руны циклического круговорота, соизмеряло свою деятельность с этой руной. И зимний перерыв деятельности, переплавка сил воспринималось не как что-то ужасное, не как смерть, гибель, а как время остановки, необходимое для внутреннего развития и для нового возрождения в новом облике. Символ этого – руна Иса, ассоциируемый с ольхой, максимально полно отражает эту суть.  И отмирание, умирание – это не конец, не традиционно  воспринимаемая смерть, а новое начало, новое рождение, новая жизнь. И береза, символизирующая Уруз, руну Уруз, уже сейчас напоминает о грядущем начале нового цикла, о мощной, гигантской силе, поднимающейся из самой Земли и обеспечивающей начальный импульс жизни. Феху, Йера, Иса, Уруз, эти четыре руны и есть суть постоянного круговорота жизни, и ничто не может уничтожить этот круговорот, пока эти руны «крутят колесо жизни».

Ранняя осень. Солнечных дней становилось все меньше. Иногда дождь шел целыми днями, словно умывая землю перед долгим сном. Сегодня дождя не было, но Мэрлок чувствовал его приближение. Он встал и вышел на балкон. Ветер гнал темные облака, неся их в какой-то бешеной гонке. Мэрлок чувствовал нервозность бури, ее азарт и волнение. Волнение музыканта перед премьерой. Занавес еще не подняли и скрипач, нервно сжимая смычок, проводит рукой по скрипке, его ноздри раздуваются, кажется, что он вот-вот вскочит со своего места, взмахнет смычком и польется песня, польется, заливая все вокруг своей энергией.

Сизый ветер с небес
Налетел, завывая.
Он ненастье принес,
Все дождем поливая.

В небе вспыхнуло пламя.
Гром вдали прокричал.
И лиловое знамя –
Тучу, ветер примчал.

Крылья тучи расправив,
Ветер вздернул ей нос,
В бубен лихо ударив,
Это диво понес.

И летит над землею,
Осыпаясь дождем,
Туча мчится стрелою
Над желтым жнивьем.

Она птицей промчится
Над моей головой.
Пролетит и умчится
В край неведомый свет.

Захотелось подняться
На ее высоту,
И быстро помчаться,
И кричать на лету …

Так было и сейчас. Облака неслись по какой-то непонятной траектории, они словно были частью какой-то воронки. Мэрлок раскинул руки и стоял, принимая этот смерч, и этот смерч принимал его.

Потом Мэрлок почувствовал неясную тревогу. Тревога была беспричинной, и скорее напоминала какое-то беспокойное томление и страх. С чем был связан этот страх, он объяснить не мог. Страх был не сильный. Это был не сковывающий все тело смертельный ужас, а непонятная, зудящая боль где-то внутри.

Холодало. Начался долгий мелкий дождь, который часто бывает тогда, когда лето переходит в осень. Осенний ветер еще неуютно чувствовал себя, и налетал сильными, но неуверенными порывами. Он словно хотел спросить: «Я уже могу показать свою силу, уже пришло мое время?».

Мэрлок накинул непромокаемый плащ с капюшоном и вышел в парк. За лето в парке расчистили несколько аллей, и  теперь в нем можно было бродить, не смотря под ноги.

Мэрлок пошел по одной из аллей, с трудом передвигая ноги, как будто неся на себе большой, тяжелый груз. Сверкнула молния. Казалось, что она была совсем рядом, в конце аллеи. Вспышки молнии ярко осветили парк, и Нечто, стоящее в конце аллеи. Огромная фигура, завернутая в плащ.

Мэрлок оскалился, как волк перед схваткой с непредсказуемым результатом, схваткой, которая может быть последней, и стал медленно приближаться к фигуре.

Ветер затих в ожидании чего-то, и, кажется даже не смел шевельнуть ни одного листочка на застывших в ожидании деревьев.

Мэрлок приближался к своей цели. Кажется, он шел не по аллее парка, а по мосту, переброшенному между небесными исполинами, а сам парк стал немой декорацией, нарисованной неизвестным художником картиной.

Снова ударила молния, ярко осветив фигуру.
Мэрлок сделал последний шаг. Дальше он идти не мог. Внезапно налетел сильный ливень. Верер сорвал с Мэрлока плащ и унес его куда-то, и он мгновенно промок под дождем, поливавшем с неба, как из ведра.

 Голова кружилась,  и все плыло перед глазами. В ушах раздавались глухие удары. Что это были за удары? Удары его собственного сердца или звуки неведомого метронома, отсчитывающего мгновения Вечности? Мэрлок из последних сил протянул к фигуре руки и потерял сознание…


Поправлялся Мэрлок тяжело. Еще около недели он болел, пока, наконец, болезнь не отступила. И все это время шел дождь. Он лил и лил, и, казалось, что этот поток скоро зальет всю землю.

Мэрлок, ослабленный после болезни, с трудом спустился вниз. В столовой накрыли стол. Мэрлок уселся на свое место, через силу улыбаясь неизвестно чему.

Дворецкий стоял рядом, на тот случай, если Мэрлок не усидит на стуле.

- Поешьте немного, сэр. Вы практически ничего не ели последнее время. А в бреду повторяли все время – Пертро, Пертро…

Горничная пододвинула тарелку поближе к Мэрлоку, зорко следя за его рассеянными движениями. Мэрлок с трудом поел, и с помощью дворецкого пересел в кресло, не покидая столовой. Горничная присматривала за Мэрлоком, а убирать со стола, было поручено мисс Смит, пришедшей с кухни.

 Дворецкий отправился запирать дом на ночь.

Тихо работал радиоприемник. Певица пела хриплым, высоким голосом:

Я поднимаюсь
      На утес крутой.
Все выше взбираюсь
      Над речной водой.

Испытываю муки,
      Не верю снам.
Раскину руки,
      Скажу ветрам:

«Наполните меня
      Своей судьбой!»
Кину я себя
      К воде речной.

Передам, с тоской
      Я все воде.
Она омоет с лаской
      Всю душу мне.

С утеса прыгнув,
      Я полечу стрелой.
Сомкнуться, вскликнув,
      Волны надо мной.

Волшебной сказкой
      Из глубины веков,
Взлечу я маской
      На зов богов.

Мэрлок закрыл глаза и слушал песню. Его закрытые веки чуть-чуть подрагивали. Пертро. Эта руна вмиг заполнила всего его. Смерть и возрождение. Птица Феникс. Мэрлок вздрогнул и встрепенулся, словно птица, родившаяся заново и готовая снова лететь над землей наперегонки с ветром.

- К Вам посетитель, сэр, - произнес дворецкий, вернувшись в столовую.

Мэрлок вопросительно поднял глаза.

- Я не хотел его пускать, сославшись на Вашу болезнь, но он очень настаивал на встрече.

Мэрлок кивнул.

Дворецкий впустил посетителя в столовую. Это был высокий мужчина неопределенного возраста, уже убеленный сединой, но еще не старик. Черты лица были грубыми, маленькие, черные, глубоко посаженные глаза внимательно изучали окружающую обстановку в столовой. Он казался спокойным, но его узкие, длинные пальцы были в постоянном движении.

- Меня зовут Тони Джеферсон, - произнес он, и добавил, перехватив взгляд Мэрлока, изучающий беспрестанное движение его пальцев. – Я когда-то был скрипачом, и довольно известным. Я теперь не играю, но пальцы все равно играют свою песню.

Мэрлок улыбнулся.

- Значит, они еще не сыграли своей песни, - произнес он.
- Наверное, но мне не дают играть. Все началось с того, как я исполнил несколько вещей из Вагнера. Критика восторженно приняла их, и я решил исполнить одно из произведений на праздничном концерте. Но это был христианский праздник, и эффект был ужасным…
- Естественно, - произнес Мэрлок. – А что Вы хотели? Как бы Вы реагировали, если бы Вас пригласили участвовать в концерте и играть на скрипке, держа ее струнами вниз?
- Трудновато бы пришлось…
- Волк стремится к волчице, а орел выбирает в пару орла.
- Но музыка не знает границ!
- А кто Вам сказал, что кто-то был недоволен музыкой? Они были недовольны Вами.

Скрипач развел руками.

Мэрлок встал и медленно подошел к окну.

- У Вас сложности с организацией Ваших концертов?
- Я  бы так не сказал. Что-то переломилось во мне самом. Я страстно желаю выступить и ужасно боюсь этого.

Мэрлок посмотрел на скрипача и сказал:

- Надо ждать. Ждать. Ждать того, что пальцы сами схватят скрипку и начнут играть. И все отступит, все станет лишним. Только вы и музыка. И руна Кеназ. Свет. Внутренний свет. Озаряющий все вокруг. Он ведет вас по Пути Жизни, освещает этот Путь. И рожденная музыка будет гимном этой руне!
- А что делать сейчас? Как мне постичь эту руну, осмыслить ее? Может мне попытаться сыграть для Вас?
- Попытаться? Фраза говорит сама за себя. Нет, вы еще не готовы взять скрипку в руки.
- Но как мне быть. Может завтра все получится?
- Может. Время позднее, оставайтесь ночевать в особняке. Дворецкий поможет Вам.

Мэрлок повернулся и попросил вошедшего дворецкого устроить скрипача.


Утро следующего дня выдалось солнечное и теплое. Мэрлок спустился в парк и медленно пошел по центральной аллее.
Кот спрыгнул с дерева прямо на плечо Мэрлоку. Мэрлок успел разглядеть кота еще до его прыжка и был внутренне готов  к подобной проделке. Но все равно подобная неожиданность привела Мэрлока в состояние шока. Он присел на скамейку, и, строго посмотрев на кота, произнес:

- Ты что, совсем одурел?

Кот посмотрел на Мэрлока и дико заорал.

- Похоже, ситуация хуже, чем я думал, - произнес Мэрлок. – пойдем домой, у мисс Смит есть валерьянка…

Кот ответил оглушительным криком.

- Хорошо, для тяжелобольных нужно много терпения, - пробормотал Мэрлок.

Кот спрыгнул и направился вглубь парка. Мэрлок двинулся за ним. Он еще чувствовал слабость после болезни и двигался медленно, время, от времени останавливаясь передохнуть.
Когда Мэрлок останавливался, кот останавливался тоже и снова начинал орать.

Наконец они пришли. Они добрались до старого мощного дуба, к которому была привязана чья-то фигура.

Мэрлок подошел поближе и, достав из кармана нож, быстрым движением разрезал веревку в нескольких местах. Тело упало на землю. Мэрлок развернул ткань, в которую было завернуто тело, и обнаружил древнюю старуху ведьму, с которой он встречался ранее в парке. Ее тело лежало без признаков жизни, лишь прядь седых волос закрывавшая рот чуть-чуть колыхалась, выдавая слабое дыхание. Мэрлок полоснул свою руку ножом и кровью написал на лбу ведьмы три руны. Кеназ. Пертро. Ингваз. Целебные руны. Потом он зачерпнул ладонями воду из ближайшей лужицы и плеснул ею на старуху.

Ведьма  пошевелилась и открыла глаза.

- Где они? – прохрипела она, приходя в себя.
- Кто они? – спросил Мэрлок.
- Они уничтожают лучших из нас.
- Почему?
- Вечная борьба. Сейчас не время долгих бесед. Иди, оставь меня одну. Я должна привести себя в порядок. Кот проводит тебя. Идите же, идите…- раздраженно сказала старуха.

Кот весь обиженный из-за того, что ему не разрешили остаться, пошел прочь, не разбирая дороги. Мэрлок с трудом поспевал за ним. Мэрлок еле-еле добрался до дома, повторяя про себя заклинание: Целящие руны. Он свалился на скамейку возле парадного и уснул.