Капелька шоколада в правом уголке губ

По улице она шла. Медленно и осторожно. Я следовала невдалеке, долго смотрела, как она осторожно шагает. Каждый шаг – какой-то танец, сплетение движений, и во всём смутная целеустремлённость. Я всё боялась, что она меня заметит и я не смогу ничего ей ответить на вопросительный взгляд. Но окружающий мир, прохожие, глазеющие на её неуклюжесть, ничего не цепляло её внимания, ничто не перетягивало его на себя. И уже выкинув свою аккуратность я открыто шла за ней, придумывая ей имена. Леонора... нет, что-то слишком за... за... заморочено. Дилевира. Красиво... но не её. Слореа... где-то я это уже слышала. Гри... да. А она всё шла. Гринелла. Мне так хотелось коснуться её стоп и слиться воедино с её тенью, чтобы вечно исполнять её танцы. Её неуклюжие смакованно-сладкие движения. Каждый шаг, как боль... да, наверно и была это боль. Я её рисовала в своей фантазии русалкой из сказки, которая вышла из моря искать своего принца, променяв на ноги... счастье. ? всё.

А потом она села на лавочку, отдохнуть. И как мне хотелось сесть рядом с ней, но переборов себя, я встала у дерева, легла на него спиной... покурить. Её глаза не видимые с этого расстояния, печально и весело одновременно вглядывались в бегающих детей. Её руки, и подбородок опирались на палку, с которой она ходила... стоящую сейчас твёрдо на земле. Совсем не танцуя под её дрожащими руками. Маленькая, бедная русалка. Согнувшись она сидела и, казалось, её дыхание было надрывисто, как после горьких рыданий взахлёб. Синяя кофточка, старая заношенная юбка. Где же ты принц? Не ей, а тебе пора её искать. Тебе пора хвататься за её неспокойные руки. Жалеть её болящие ноги.

Я разрешила себе подойти ближе. Села рядом на ожившую лавочку. Моя Гринелла несла жизнь, вкладывала её во всё вокруг. Вколдовывала, сама оставаясь полумёртвой-полуживой... Она, как будто скрипя, повернула голову в мою сторону... мне стало страшно не по себе. И я тяжело втянула в свои лёгкие воздух. Слышно, со свистом. Гринелла... пробежало в моём мозгу, но я молчала. А она... Она улыбнулась, глядя в мои глаза. Я улыбнулась в ответ и, мне сразу же понравились её глубокие и сонно-откровенные глаза. Печальность в них тут же растворилась, осталось нечто нежно-нетронутое. Теперь хотелось стать её палкой, плясать в её руках. Или молча вот так служить ей опорой.

«Как?» - прочитала я на её губах не слыша её голоса. Русалочка моя, молчи красавица, не надо раздражать себя отсутствием голоса. Я приложила палец к губам, тихо. Она ещё раз улыбнулась и потянулась своей дряхлой нежнейше-хрупкой рукой ко мне. Я потянулась к ней, своей рукой... Мысли прыгали и, только тут я поняла, что взгляды многих многих многих окружающих обращены к нам – странной паре. Но тут же наши пальцы соединились и всё окружающее вдруг завертелось, заметалось, стало неважно, оживая новыми красками, новой жизнью. Она затянула меня в свой мир. Я не сопротивлялась, будучи переполнена желанием увидеть её мир, её... её.

Я поняла, что она хочет показать мне свой дом. Напоить меня своим чаем, рассказать о прошлом. И всё это без слов. Общение наше строилось на улыбках и касании рук... на глубоких взглядах в глаза и движении... только движении губ. Милая моя Гринелла. Как она шла! Как отрешенно-однозначно она рисовала на дорожке свои мимолётные танцы. Свои откровения всерешенности... отрешённости... принадлежности к чему-то большему. Милый принц, сударь!... она уже не ждала, она верила, что вот-вот он вынырнет из-за поворота и, при-поднеся букет жёлтых, непонятных, встанет на колени и предложит опору. И она улыбалась... улыбалась всей своей широченной улыбкой мне. Мне одной. Принц... где же ты? она сама бы встала на колени, лишь бы тебя с них поднять. Принц?

Она шла медленно, боясь, танцующей рукой переставляя палку. Я держалась за её другую руку и так упорно пыталась не потеряться... я держалась за неё, а не она за меня. Я опиралась на неё. На её танцы. Став уже больше, чем её тенью или её палкой, я чувствовала это. Чувствовала её тепло на моей ладони, чувствовала её скукоженную кожу, как после долгой распаривающей ванны. Её шероховатое дыхание вырывалось равномерно, скользило по слегка открытым губам и расплавлялось в синеве окружающего её воздуха. Оживляя его. Бабочками... невидимыми, лёгкими, воздушно-придуманными.

И я почувствовала, что нужна ей, что бескорыстно-правдивы и её тепло и её непринуждённость. И шаги русалочки показались мне единственно возможными во всём этом стремлении. Среди всех этих бабочково-изумрудно-голубых витаний воздуха оказалось, что я ей нужна...

Такая среди деревьев. Затерявшаяся. Неприкаянно-наблюдающая за неумелыми движениями рыбы на суше. Милая, милая Гринелла.
Мы пили чай. Мы держались за руки.
Мы знали о присутствии друг друга. Двух существ в этой вселенной. О существовании друг друга. О нужде. О шоколаде на столе. И о стихах. О трёх каплях вина. О страхе. О привязанности.
Милая, вечная моя Гринелла. Русалка моя в голубых бабочках. Тёплое перекупанное дитя. Глубокие снотворные глаза. Тихий бессловный рот. И сладко-мирная неуклюжая походка. Русалка моя, Гринелла.

Она сидела на лавочке. А я курила, стоя так в сторонке. Под своим деревом. И всё на своих местах. И стихи... и руки. И шоколадная капелька.