Культ любителей меховых шапок

1
Ура! Я стал совершеннолетним! Вчера у меня на голове начала расти меховая шапка! Моя! К черту теперь капюшоны! К черту кепи! Теперь я могу ходить с непокрытой головой. Ведь у меня теперь есть меховая шапка. Да еще какая! Мама, как увидела золотистый пушок, пробивающийся сквозь кожу на голове, так и всплеснула руками: « Ах, какая прелесть! Какая чудная расцветка! А какой густой покров! Ну, вылитый микки РРур!».
Она у меня фанатка старинного кино. Все стены завешаны телеплакатами. Идешь по прихожей, и они, актеры то есть, тоже куда-то идут, что-то делают и даже стреляют. Ладно, это фигня. Я еще недельку обождал, пока золотистый пушок не превратился в жесткий ежик и побежал к РРимке, чтобы она заценила. Та так на пол и села. Еще бы. Такой окраски нет и у диоРРа, известного модельера меховых шапок. Моя шапка немного потеряла свой золотистый новорожденный цвет, зато стала что-то вроде красного со стальным и одновременно золотым отливом (если это можно совместить?)! Она переливается на солнце, а в темноте мерцает мягко зеленым и голубым. РРимка сказала, что это чудо и поцеловала меня. Ее шапка густая, белая, совсем взрослая, - ведь у девчонок шапки появляются раньше, - конечно, красивая, но... обычная, короче, как у других. Но я ее все равно люблю. Не шапку, конечно, а РРимку.
Каждую двадцатую неделю мы, как обычно, навещаем мамину маму. Мою бабушку. Она живет в третьем ярусе, это в самом низу города. Бабушка уже совсем старая. Ее шапка уже совсем черная, волосы редкие и расщепленные на концах. Бабушка обняла меня, приласкала, погладила по шапке (она уже не видит) и сказала: «Пушистик ты мой. Я всегда говорила твоей матери, что у нее будет такой красивый сын». Мама приготовила чай, и мы долго чаевничали, разговаривая обо мне. Вернее, говорила мама, а мы с бабушкой слушали. Мама сказала, что беспокоится за меня, что такая красивая шапка принесет только несчастье. Не знаю, разве красота может приносить несчастье? Потом мама говорила, что, когда я вырасту, то стану известным актером, как бред беРРи, что с меня будут писать картины и делать телеплакаты. Я не стал с ней спорить. Может, она права, и жизнь в роли картинки на стене не такая уж плоская, как кажется. Вообще-то я хочу стать художником, как РРимка. Но она хорошо рисует, а я не очень (и это еще мягко сказано). Я не знаю, кем я хочу быть, мне хочется сразу все. Взлететь и обнять мир. Я хочу рисовать, петь, писать стихи. А художником сегодня я хочу быть потому, что РРимка художник, а я ее люблю. Это замечательно, когда любовь заставляет человека рисовать цветными красками свою будущую жизнь. Круто я сказал. Как настоящий писатель. Любовь делает нас настоящими. Я даже не боюсь нашей ночи, после которой уйду, оставив после себя девочку. Пусть даже у нее не будет такой красивой шапки, но она будет самой прекрасной дочуркой на земле. Нет, увидеть свою дочь я смогу, можно хоть завтра сходить в Центр Размножения и заказать объемные слайды. Но разве на фотографии можно почувствовать теплое дыхание моей дочурки? Я отдам ей всего себя, как отдам всего РРимке! Черт, как я люблю ее! Или их.
Когда мы попили чаю, мама вымыла посуду и сделала укол бабушке. Теперь она не проснется до следующего нашего визита. А это еще через двадцать недель. К тому времени моя меховая шапка уже совсем вырастет. А пока я лишь взъерошил ежик переливающихся волос. Блин, как это приятно чувствовать под рукой не гладкую поверхность скользкой кожи, а острые волоски растущей меховой шапки. Моей!

2
Когда идешь по улице, а прохожие останавливаются, чтобы полюбоваться твоей великолепной шапкой, купаешься в лучах приятного блаженства. Сердце начинает учащенно биться, а по спине пробегает легкий холодок. К тому же, если на тебя задыхаются девушки с модными бронзовыми шапками, волосы которых достают аж до плеч, ощущение, естественно, удесятеряется. А РРимка сказала, что ей неприятно, когда смотрят в спину и «пожирают» глазами. Это «пожирают» она откопала в какой-то книге, и теперь употребляет его направо и налево. Я заметил, что «пожирают» приемлемо скорее к мужчинам, намекая на половые отношения, а она сказала, что я хам и пошляк. Я не обиделся. А на кого? Если только на себя. Иногда я становлюсь невыносимым, особенно для тех, кого люблю. Тем более что мое хамство растет прямо пропорционально с моей любовью. Так, что чаще обижаются на меня, чем я на других. Такой вот я гад.
У мамы скверное настроение. По-моему, она уж слишком волнуется за мою меховую шапку. Вернее, за меня. Рассказывала, что ей предложили продать меня за какие-то немыслимые деньги. Неужели правда? Тогда я рассмеялся, а мама обиделась и сказала, что я еще маленький дурачок и ничего не понимаю. Может, я еще дурак, но знаю, что на нашем первом ярусе уже не осталось животных. Их пестрые шкурки теперь заменяют чьи-то плешивые шапки. Я один только раз видел собаку. Она умирала у нашего подъезда. Всюду была кровь. Красные бока вздымались и опускались. Собака дышала. Ее карие глаза были такие живые, что, когда пришел домой, я зачеркал у всех телевизионных героев их напыщенные мертвые зрачки. Мама ругалась. Она не видела собаку - животное, лишенное шерстяного покрова и вследствие чего умершее (как было записано в протоколе биоохраны) уже увезли... Да, хорошо еще, что телеплакаты были моющиеся, а то бы мне досталось, наверное, куда больше. Инцидент с обоями забылся, а вот карий взгляд собаки, у которой сняли ее меховую шапку, взгляд... нет, не полный ненависти, а грустный какой-то, нет-нет да вернется во сне. Не пугает, а так... не по себе как-то становится.

3
Мы с РРимкой ходили в Центр Размножения смотреть нашу дочурку. Врач ужаснулся: «Тебе сколько лет, молодой человек! Живи да живи!». Специально не сказал ничего о моей шапке. Я-то знаю, как завистливо он будет вспоминать ее необычный цвет, густоту и длину волос. Дочку мы, наверное, назовем РРишка. А может быть, как-нибудь по-другому. Еще не решили. Не решили еще и когда. Может быть, лет через пятнадцать или двадцать. А может, позже. Или раньше. Как надоедим друг другу. Я, может, скоро и надоем РРимке своим-то скверным характером, а она мне - никогда! Мы часами разговариваем «ни о чем», вместе рисуем, придумываем разные истории, которые несколько раз даже публиковались в районной газете, вместе играем в многочисленные телевизионные викторины, правда, пока еще ничего не выиграли. А когда она ласкает мое тело руками, губами. Когда ее белая пушистая меховая шапка прижимается к моей коже, я... Мне так хорошо, когда РРимка рядом со мной. Ей хорошо со мной, она бесконечно долго гладит мои жесткие волосы, а я мурлычу от удовольствия. Может, я немного эгоист (а может, и много), ведь часами могу рассуждать о том, что приносит удовольствие мне, ору о своей любви. Но ведь, когда я глажу свою пушистую РРимку, ее тело все так и извивается от наслаждения. Мы умираем в объятиях друг друга, как предстоит умереть мне, даруя жизнь другому существу. Наверное, это прекрасно, отдавать себя целиком своей дочери!
Мама плачет. Она отключила телефон. Ходила в правоохрану. Там рассмеялись. Тысяча нелепых советов: остричь шапку, перекрасить волосы и много одно глупей другого. Я разозлился, сказал, что теперь, когда пойду к РРимке, оставлю голову в холодильнике. Мама - в слезы. Я ее долго успокаивал. Что она так волнуется? Кроме как к РРимке, я никуда не хожу, а здесь - идти в соседний дом. Работать, я еще не работаю - мне еще не прислали уведомление со службы занятости, а значит, во мне еще не нуждаются. Ничего, пройдет еще немного времени - и все студии мира будут приглашать меня работать к себе - телемоделью или телегероем. Но я, вероятно, им всем откажу. Глупейшая профессия. К тому же, поговаривают, что там делают какие-то прививки, чтобы... Короче, надо выбирать или дочку, или всемирную славу. Абсурдно. Так что я пока никуда больше не хожу. Конечно, у меня есть разрешение на прогулку в Мужской Дом. Но ведь у меня есть РРимка, и мне никто больше не нужен. Даже мама порою на меня удивляется. Куда еще идти? Назначение мужчины - дарить новую жизнь. И в этом будет моя главнейшая заслуга перед человечеством.
 
4
Предложили операцию по пересадке кожи. За мою шапку предложили миллиард кредиток. Круто носить на голове стоимость района в три километра. Откровенно, я испугался. Сердце так и бухало, когда я смотрел в сальные зрачки, «пожирающие» мою меховую шапку. У него, кстати, у самого была классная шапка в стиле двадцатых годов, цвета бирюзы с красным ободком по краям. Я потом только сообразил, что красный ободок это не находка модельера, а след от операции. Мне стало жутко. Я слышал в какой-то телепередаче, что в шапке заложено несколько большее назначение, чем украшение или защита от холода, и что снять с человека шапку, не убив ее владельца, невозможно. Маме я ничего не сказал. Ее и на работе замучили торговыми сделками за голову сына. Я решил сегодня не ходить к РРимке. Черт, никогда не знал, что я еще и такой трус в придачу. Шатался по комнатам, наблюдал за перемещающимися за мной следом крутыми героями телепостановок. Да, они там все крутые. С кольтами и лучеметами. Им нечего бояться за свои крутые шапки - попробуй-ка сними. Я помню, как в детстве пытался ножницами вырезать со стены у какого-то зазевавшегося петеРРа СтРРейза его пышную меховую шапку. У меня тогда еще была чересчур лысая голова, которой я стыдился и прятал ее от всех девчонок из класса, у них, хотя и очень медленно, но уже начинали расти пушистые меховые шапчонки. Ясно, что с меховой телешапкой у меня дело выгорело. И правильно тогда мама задала мне хорошую трепку - какой я еще маленький был и глупый.
Это воспоминание меня немного взбодрило, и я решил позвонить РРимке, чтобы рассказать ей о своем глупом страхе. Набрал номер ее телефона, но экран мне ответил темным занавесом молчания. Набрал еще раз - и снова дрожащие гудки.
Нет, РРимка должна быть дома. Если бы даже вдруг куда собралась, то обязательно бы мне сообщила - наше маленькое условие друг для друга. Можно это расценивать как собственничество. Нет, мы достаточно тактичны, чтобы не причинять друг другу лишние волнения, ведь, когда любишь, их и так предостаточно. Может быть, что-то случилось с АТС? Станция телефонной связи засветилась ядовитой зеленью.
- Извините. Проверьте, пожалуйста, телефон, - начал, было, я, но тут узнал в появившемся мужчине своего недавнего собеседника.
- Ну, можно приступать к операции? - он улыбнулся. - Ты ничего не почувствуешь. Дней через двадцать ты проснешься с новой меховой шапкой на голове. Пусть не такой броской, но обещаю, что это будет достойная замена.
Я, наверное, побледнел. Бросил трубку. Изображение медленно растаяло. Какая-то холодная пустота заполнила все мое сознание. Прошлый раз он пригрозил, что если я не соглашусь, то произойдет страшное. Только беспомощный страх и разорвавший секунду тишины звук телефона. Страшная улыбка. Плотоядная.
- Кстати, тебе привет от РРиммы. Ты знал это имя? - и матовый экран. Я, наверное, заплакал. Но упоминание рримкиного имени сорвало все стопора. Лихорадочные движения.
- Мама, - мысли путаются. Я должен быть там! - Я к РРимке - уже у двери. Чертов замок! Кулаки безуспешно пытаются выломать дверь. Мама все поняла. Ждала нечто подобное? Заслонила собой дверь:
- Я сейчас пойду в правоохрану. Мне они ничего не сделают. У РРимки? Да?
В бессильной злобе... Нет, в бессильной пустоте я медленно сполз по косяку, сел перед захлопнувшейся за мамой дверью и заплакал. Может быть, это было единственное решение, может, в правоохране нам помогут. Наверное. Я ждал маму до вечера. Ни звонка. Ни стука в дверь. Пустота. Телефон не работал. Мне было страшно выйти из дома. Вдруг мама с РРимкой сейчас придут, а меня не будет дома? Вдруг за дверью меня ждут? Непонятные люди с тупыми ножницами.

5
В 18:6 - сюРРсериал, который мы так любим смотреть с РРимкой. В прихожей на стенах и потолке коллажи из детей и собак. В 18:6 все движения, все эмоции, словно хорошо разыгранная сцена из старинного фильма. Повторный сеанс - на полу, пустой комнаты разбросаны вещи. Зачем? Я опускаюсь на колени перед смятым занавесом, закрывающим от меня что-то противно знакомое. Что-то красное с вздымающимися и опускающимися боками. Глаза плачут. Руки находят пульт дистанционного управления телеобоями. Гаснет свет, и начинается сеанс. Как я шел к рримкиному дому, и было ни чуточки не страшно. Зачем? Я опускаюсь на колени перед смятым одеялом, прячущим от меня что-то невыносимо знакомое! Зачем!? Кому, к черту, нужен этот дешевый сценарий!? Зачем этот с...ый блеф?! Того, что лежит рядом, не может быть. Не может быть знакомым! Мне! За что?!! Вам нужна моя шапка? Нате. Возьмите! Засуньте ее себе в ж...!!! За что? Ради чего?
Куда вы дели РРимку?
Где моя мама?
Верните их мне, пожалуйста.