Метель августа

Небо звездное, метель августа...
         Ю.Шевчук, "Новое сердце"

Выйдя на перрон, Егор взглянул на часы. Было полдевятого, до нужной электрички  оставался час. Егор про себя дважды повторил название станции, до которой ехать: "Яйская", там и будет фестиваль бардовской песни. Народу на перроне толпилось много, на ту же электричку, но в другую сторону. Все больше дачники, с рюкзаками, ведрами и прочими емкостями.

"В нашу сторону будет не меньше, - хмуро подумал Егор. - Втиснуться бы..." Но Андрей, его спутник, то ли прочитав его мысли по кислой мине, а вероятнее всего, сам думая о том же, беззаботно махнул рукой:

--Втиснемся, не впервой. И контролер не увидит...

Но осторожный от природы Егор купил билет.

--Извиняюсь, - их обогнала высокая темноволосая девушка, в серой ветровке и черных брючках, слишком туго обтягивавших ее полноватые ноги.

Внезапно обернувшись, пристально и с каким-то недоумением уставилась на Егора, а тот, смутившись, отвел взгляд. "Какие странные глаза", - подумал он. И ошибся. Странными были не глаза - влажные темные глаза лани, слишком жирно подведенные дешевым косметическим карандашом. Странным был взгляд, печальный и тяжелый.

Взглянув на Андрея, она чуть презрительно улыбнулась:

--Привет. Тоже на фестиваль?

--Конечно, - отвечал Андрей. - А кто-нибудь из наших уже пришел?

--Из наших? Только мы вчетвером: Джокер, Настя, Алиса и я. Мы все у меня ночевали. А тебя как зовут? - внезапно резко обратилась к Егору, будто только что его увидела, что было несколько странно, ибо на него первого она так пристально пялилась несколько минут назад. - Кажется, я тебя где-то встречала раньше, потому и разглядывала.

--Я Егор. Университет, пятый курс информатики.

--Очень приятно. Маргарита. Можно Рита, можно Марго. На Гретхен не откликаюсь, потому что... неважно, в общем. Институт культуры, вокальное отделение.

Алиса, Джокер и Настя сидели на большой куче поклажи, из-под которой живописно торчал гриф гитары. По счастью, в чехле.

--Вот и я, - объявила Маргарита, вытаскивая из бэга двухлитровую бутылку "Спрайта".

--Имидж - ничто, жажда - все, - хриплым прокуренным голосом откликнулась ангельско-фотомодельного вида дева, которую почти не уродовала неровно обесцвеченная и лежащая в нарочитом беспорядке шевелюра. Как оказалось впоследствии, ее звали Алиса.

--Загляни под крышку - получишь приз, - монотонным тенорком отозвался Джокер - длинный и тощий хиппи с засаленным хайром, кое-как подхваченным грязноватой тесемкой.

--Нет ничего! - серебристо рассмеялась и правда заглянувшая под крышку чистенькая миниатюрная блондиночка по имени Настя. Было ей на вид не больше пятнадцати лет, она впервые ехала на фестиваль и счастливее ее человека на свете не было - так можно было судить по ее внешнему виду.

Егора не представили, а сам он промолчал. Привлекала его внимание по-настоящему одна Маргарита. Она держалась несколько высокомерно, будто считая всех своих спутников детьми несмышленым, но это Егора не обижало - он чувствовал, что к нему оно не относится. Энди, очевидно, недолюбливавший эту тусовку, скоро ушел встречать остальных. Все вздохнули с облегчением. Кто-то выдал идею побренчать на гитаре и попеть, и вот гитара была торжественно извлечена из-под кучи рюкзаков, которые в свою очередь находились под седалищным местом у Джокера. "Масдай фореве!" - прошипела Алиса.

Играть умели двое - Маргарита и Джокер, сразу не замедлившие поспорить, кому же первым брать гитару.

--Только не Джокер, - картинно возвела к небу глаза Алиса.

--А почему? - наивно спросила Настя. - Джокер очень хорошо поет.

--Это ты называешь "хорошо"? Много же ты музыки в жизни своей слышала, раз Джокер тебе "хорошо", - издевательски усмехнулась Алиса.

--Ша! - прикрикнула Маргарита. - Если вся проблема в том, кто лучше поет, то я самоустраняюсь. Еще таких разборок нам тут не хватало. Пусть поет Джокер. Мы с ним на фоне того же Юрика - оба петухи одинаково безголосые...

Марго хотела продолжать, но резко замолчала. И гитару отставила подальше.

Егор не понял, в чем дело, и на всякий случай оглянулся. К ним подваливала большая компания, судя по оборванному неформальному виду, свои. Впереди гордо шествовал невысокий худенький молодой человек с длинными черными волосами, в драных джинсах, со множеством бисерных браслетов-фенечек  на руках, на личико довольно-таки невзрачный.

--Юрик... - как-то жалобно прошелестела Маргарита.

В присутствии Юрика она явно нервничала. Юрик же ее как будто не заметил, да она, похоже, этого и не хотела. Егор тоже счел за благо вести себя тихо, больше смотреть и слушать, чем говорить и делать. Подумал мимоходом про Маргариту: "Странная реакция..." А вслух спросил:

--А что особенного? Или Юрик какой-то не такой?

Маргарита удивленно и даже встревоженно покосилась на Егора.

--Юрик? Да я не знала, что он в Томске. А он, оказывается, у Витька вписывается уже дня три. Вот я и удивилась, - как-то слишком уверенно и фальшиво отозвалась она.

--Нет, - не отставал решивший проявить ехидство Егор, - а в чем все же дело? Или Юрик настолько не любит вписываться у Витька, что ты так удивляешься?

--Да не знаю... вроде раньше вписывался, - пробормотала потерявшая весь задор Маргарита. - Да ну тебя, достал! - в конце концов, после минуты недоуменного молчания крикнула она, маскируя надрыв натянутой беззаботностью.

Под маской этой беззаботности скрывалось что-то настолько злое и жалкое, что Егору стало тошно и стыдно. Впрочем, это проскользнуло мимолетно, никто ничего не заметил, а Маргарита продолжала молчаливо и слегка презрительно наблюдать за компанией.

А компания шутила, смеялась, шел тот противный треп ни о чем, который так не любил Егор - считал, что если говорить не о чем, лучше помолчать, а не трепаться бессмысленно по целым часам. Маргарита была того же мнения, судя по высокомерному молчанию. А глаза у нее стали еще влажнее и печальнее - и еще резче, страннее стали выделяться на театрально накрашенном лице.

В электричку втиснулись, как и ожидалось, с треском, но присутствия духа не потеряли. Маргарита и Егор оказались рядом - в тамбуре, где воняло куревом и какой-то пьяный мужик едва удерживался за поручень, зато не было толпы. Теперь Маргарита почти не обращала внимания на Егора. Ее губы с полустершейся ярко-розовой помадой шевелились, будто она читала про себя стихи или молитву. Наконец, подняла на него свои печальные, налитые тяжестью глаза:

-Что ты думаешь о Юрике? - спросила горьким и издевательским тоном, как будто издеваясь сама над собой.

-Ничего особенного. А что я должен был подумать?

Она как будто ожидала такого ответа.

-Это ты зря. Очень мудрый человек. Не по-цивильному умный, а именно мудрый. "Пока не умалитесь и не будете как дети"... вот он такой и есть. Посмотрят на него и скажут: "Дурак, неуч, алкаш, бабник", а ведь он мудрее и чище нас всех. Потому что он любит. А что я в институте горбачусь да Умберто Эко читаю - так это же все пустое, не стоит оно ничего, потому что любви во мне нет. "Медь звенящая, цимбал бряцающий!" - завершила она нервно, истово и иронично.

-Ну и разговоры у вас тут, - усмехнулся Егор.

-Это не "у нас тут разговоры", это мое персональное, - натужно расхохоталась, блестя на него глазами. - Пробило меня сегодня за жизнь разговаривать. Скажи: "Ритка, заткнись!" - я и заткнусь. Правда что, тебе-то зачем быть в курсе моих проблем?

-Как хочешь, - смущенно пробормотал Егор. Не лучшее зрелище - духовный стриптиз. И ладно бы нечто сродни стриптизу парижскому, со сниманием черного кружевного белья - так нет же, наше родное и кондовое, вроде белых цветастых трусов.

-Ладно, не буду. Извини, - упавшим голосом прошептала и снова уставилась в мутное окно.

Помолчав, спросила осипшим, как после слез, голосом, обыденно, скучновато и чуть сварливо:

-Палатка-то есть?

-Мы с Энди в одной палатке.

-А! - презрительно усмехнулась. - Так и будешь всю ночь у костра торчать, пока Энди с очередной...

-Ты думаешь, он меня так кинет?

-Как миленький. На рок-фестивале в прошлом году было дело - пустил меня по доброте душевной, понимаешь ли... Одну ночь сам пристать собирался и чуть не получил по зубам, на другую приволок какую-то малолетку, так и сидела у костра всю ночь. А сейчас у меня палатка своя, можешь присоединяться. Думала пустить туда Юрика, но раз уж он нынче с Витьком и прочими, то пусть с ними и ночует. Только ты не вздумай так же.

-Не буду, успокойся.

Когда вышли (вернее, вывалились) из электрички, обнаружилось, что пошел дождь. Он был мелкий, серый и острый, неприятно покалывал и холодил кожу. Пейзаж, выполненный в дальтонических оттенках, навевал тоску. Деревянные домики, сбившиеся в кучку около станции, пропитались серым осенним безразличием и казались нежилыми - невозможно было представить их с уютным желтым светом в окошках. С одной стороны, сколько видит глаз, тянулись серо-желтые поля. С другой стороны был осинник с блекло-зеленой, буро желтеющей листвой, какая и бывает поздним летом.

Решили переждать дождь под облезшим навесом станции - бывшим когда-то неуместно красным, а теперь потускневшим и тусклостью своей гармонировавшим с остальным блеклым пейзажем.

Маргарита все так же держалась подальше от Юрика. Егор не отходил от Маргариты. Смутился и, в сущности, обрадовался, когда она незаметно, но решительно взяла его за руку и прислонилась к его плечу. Предпочел не замечать, что при этом ее глаза вызывающе сверкнули, а губы нехорошо скривились. Постарался отогнать неприятное впечатление.

Говорили о чем-то незначительном, понимая друг друга с полуслова. Он все боялся, что речь опять пойдет о Юрике - догадывался, что дело все именно в нем. Более того, был почти уверен. Но надеялся, что обида Марго на Юрика окажется сильнее других чувств к нему, какие бы они ни были. Но она заговорила опять о том же.

--Ты не понимаешь, отчего я так на Юрика обозлилась, что он вписывается у Витька? А потому, что Витек и его компашка - уроды. Одна  на всех мысль с утра до вечера - напиться. Может, они там и канабис курят! А уж каких девочек к себе водят... Хорошо, если они не все там триппером болеют, а хотя бы через одну! И Юрик на них ведется, как маленький - он же ничего в реальной жизни не понимает. Он их любит - какие бы они ни были, он всех просто любит.

--А тебя? - неожиданно сам для себя резко спросил Егор.

--А меня - жалеет. Он же каждого насквозь видит - и ему плевать на мои цивильные успехи. Они ничего не значат.

--Каждого насквозь видит - а на кого попало ведется? Нескладушка выходит, - цинично усмехнулся Егор. - Нет уж, это ты прибедняешься, хотя прекрасно знаешь цену своим... "цивильным успехам", а твоему Юрику - просто завидно, вот и общается с дураками, чтобы было перед кем перья распускать.

--А вот это - глупости. Не думал он мне завидовать. Да и передо мной перья распускать ему нечего, и так ясно, что я перед ним - никто. Я даже стопом не езжу, а он всю Россию проехал. Сейчас вот только из Москвы. Скажи спасибо, если не пропил деньги, которые я ему дала на диск Калугина. Да только я со своими цивильными делами ему чужая, а эти уродцы - свои.

--А тебе хочется наоборот?

--Хочется. Да только не для себя, а для него - знал бы ты, как такие тусовки уродуют человека.

--Хм... А общество умных людей - вроде тебя - надо думать, поднимает превыше звезд?

--Это действительно смешно.

--Прости, я не хотел...

--Проехали.

Дождь кончился. Толпа неспешно потянулась через блекло-зеленый осинник. Егор почти потерял из виду Маргариту, а потом увидел снова - мирно беседующей с Юриком. Ему захотелось материться. Любопытство, однако, пересилило, и он подошел ближе.

--Лазерный диск - без проблем, могу послушать и на компе. Это кассету напряжно, у меня магнитофон сломался, - оживленно и торопливо говорила Маргарита. - А ты что-нибудь привез?

--А "Оргию праведников" - не хочешь? Сама же просила.

--Уаааааау! - завопила Маргарита на весь лес. На нее оглянулись. - Егор, слышишь? После фестиваля пойдем вписываться ко мне и диск слушать. Юрик, прости меня, корову драную, я думала, ты деньги пропьешь! Егор, Егор! Ты как, Калугина-то уважаешь?

--Не очень.

--Неважно. Все равно пойдем. Главное, перед отъездом меня разыщи и напомни, где бы я ни была и какая бы я ни была - даже если совсем никакая! Или тебе Калугин уж совсем не нравится? - Маргарита умоляюще посмотрела на него.

--Да ладно, с тобой я буду слушать все, кроме Алсу, - отшутился Егор.

Идти оказалось недалеко. Поставили палатки, причем Алиса с Витьком поругались из-за места - Витек хотел поближе к главной эстраде, а Алиса отчего-то настаивала на противоположном, самом далеком от сцены конце лагеря, возле самого милицейского кордона. (Наконец-то Егор поближе рассмотрел этого Витька... оказался самый обычный, несколько потрепанного вида неформал в неопределенного цвета футболке с мордой черного пуделя). Алиса переспорила.

Юрик все крутился вокруг Маргариты, и Егор не слишком удивился, когда Маргарита, опуская глаза и запинаясь, попросила его идти ночевать обратно к Энди. Не удивился, но разозлился. Она вообразила, что о него можно вытирать ноги всякий раз, когда это трепло, этот хиппарь безмозглый поманит ее пальцем? Господи, какая же она дура! Как это все мерзко... Потом успокоился, решив, что виноват сам: Ритка его видит первый раз в жизни и не имеет по отношению к нему никаких обязательств, а что он там понапридумывал - так это его личные проблемы.

Как провел день, в памяти не отложилось. Помнил, что ходил где-то с Энди, потом один - когда Энди, как и предрекала Маргарита, подцепил какую-то малолетку - к кому-то подсаживался, пытался заговорить и попадал впросак, потому что ничего не понимал в разговорах, будучи далек от неформальских дел (поездки, фестивали, пьянки, концерты и альбомы любимых групп, снова поездки, снова пьянки, снова концерты и опять пьянки), ни с кем не был знаком и ни в одном их мероприятии не участвовал... скучал, клял про себя свое дурацкое любопытство, которое понесло его на этот дурацкий фестиваль.

Поздно вечером было открытие. Народу собралось много, в большинстве своем поддатый. Песни с эстрады неслись дурацкие: нарочито простецкие или наоборот, псевдоумные слова (как вам такой образ - "водопроводная река"?), надоевшие интонации городского романса или нарочитое отсутствие сколь-нибудь внятной мелодии, и не спасала даже сравнительно с классическим КСП неплохая гитарная техника.

Волею судьбы рядом с Егором оказалась Алиса, уже хорошо подвыпившая. Взгляд ее, впрочем, был абсолютно трезвый и какой-то невинно-злой. Со свойственной ей детской непосредственностью, пикантно контрастировавшей с хриплым пьяным голосом и неумением выбирать выражения, высказала просвещенное мнение о концерте.

--И вообще, не умеешь стихи писать - не лезь петь их со сцены, - присовокупила она. - Ну какая же падла рифмует "тебе" - "не верь"? Я бы такое г... даже на ЛИТО постыдилась показать, а они - во всеуслышание. И это - лучшие! Заслуженные! А что на конкурсном будет? Полнейший отстой!

--Критикуешь... - хмыкнул Егор, злой на весь мир вообще, а на данную самоуверенную распущенную девку в частности. - Самой слабо? Выйти да песенку спеть, например. Наверняка бы первое место.

--На слабо бери гопников в подъезде, - отрезала Алиса. - А песню на мои стихи Ритка будет петь. И дальше отборочного все равно не пойдет - такие песни здесь не в чести, да и классическое сопрано как-то тоже. Придурки!

--Ну-ну, -  только и сказал Егор.

--Ладно тебе. Ясно же, что понтуюсь. Я вообще сейчас что-то не в своей тарелке... как и ты, кстати. И очень тебе советую - не втягивайся в тусовочную жизнь.

--А подробнее? - с неожиданным даже для себя любопытством переспросил Егор.

--А подробнее... Тебя притащили в компанию, да только во все здешние заморочки не посвятили. У Риты с Юриком роман длится уже четвертый год с перерывами, потому что Рита никак не решится, кем ей быть для Юрика - восторженной поклонницей или просвещенной наставницей. Она умудряется делать это одновременно, а это похоже на поведение честолюбивой мамочки гениального сынка и достает смертельно. И, к тому же, у них разные взгляды на нравственность: Юрик может переспать с кем угодно, даже с глупой малолеткой, которую он и видит-то в первый раз. У Ритки правила строгие, она от этого сатанеет. И вот ты с первого же дня влип в самую гущу событий. Ритка с тобой спать не будет, это гарантировано, не нравишься ты ей нисколечко, но попомни мое слово, она к тебе еще подъедет и насколько это у вас затянется, я не знаю.

--Да я это... - несколько смутился Егор, - насчет спать и не думал как-то. Что уж, как увидел, так и сразу в койку?

--Еще потусуешься - так ли будешь рассуждать? - хмыкнула Алиса. - Таких моральных, как ты, тусовка за год перевоспитывает. Здесь только сильные сами собой остаются... Марго та же. Она гордая, ей нужно быть не как все и всех презирать, а потом картинно каяться перед первым встречным.

--Я заметил, - бесцветно ответил Егор. Ему захотелось напиться до бесчувствия.

--Вот только ты не переживай. К тебе она относится еще пока хорошо - хоть этим утешайся.

Она еще что-то бормотала, но Егору резко захотелось спать, и он задремал, а когда проснулся, Алисы уже не было. Послушав еще минут пятнадцать и окончательно свернув челюсть от зевоты, решил идти в лагерь. Плохо видя в темноте, кое-как нашел нужный костер...

...И застал там еще больший бардак, чем у сцены.

В дымину пьяные Энди с Джокером пытались удержать не менее пьяных и, вдобавок, голых Витька с Юриком, а те оглушительно матерились. Настя визжала, Алиса истерично хохотала, Марго застыла, как статуя, а глаза ее были пусты и бессмысленны.

-Держи их, держи! - вопил еще кто-то из темноты.

-Костик пошел охрану искать - авось да успеют их усмирить...

-В чем дело? - спросил Егор.

-В чем? - зло переспросила Алиса. - Вот и последний акт. Знаешь, какие слова только что произнес Юрик Фаустов, а? "Остановись, мгновение, ты прекрасно!" Знаешь, что будет после? Вот я тоже знаю. Но у нашего Фауста нет Гретхен. Нет той Ewig Weibliche, что zieht uns heran!

-А... Ритка? - невольно вырвалось у Егора.

-Она-то? Ха. Она не делала аборта и никогда даже не ссорилась с матерью, не курила коноплю и не ходила по рукам и поэтому считает себя праведницей, способной хотя бы Господу Богу в очи взглянуть без страха. Впрочем, даже будь она грешна во всем этом, она  и тогда считала б себя праведницей - ведь есть и грешнее ее. Знал бы ты, сколько порока может уместиться в ее душе прежде, чем он отразится в ее глазах! Его там нет, но это случайно.

Разговор был бредовый, но Егора втягивало в него помимо воли. Из глубин души поднимался  страх - сродни животному, но еще хуже, еще темнее, еще иррациональнее. Ах, как это неосторожно - отодвигать спасительную завесу, отделяющую благословенную реальность от высот и бездн. Она опять будто прочитала его мысли:

-А привыкни, что я тебе за Вергилия. А без Беатриче как-нибудь обойдешься...

-Вергилий?..

-Он показывал Данте ад... Ты забыл?

-А... А почему они голые? - кивнул он в сторону Витька с Юриком.

-Купаться хотят...

-Они что, очумели? В темноте сигать с обрыва? - побледнел Егор.

-Именно. А ты знаешь, что сразу же у берега вода скрывает человека с головой?

-Ничего ж себе...

Разумом Егор понимал, что должен пересилить себя, свое отвращение к пьяным и помочь удержать разгулявшихся нефоров, но не мог сдвинуться с места. Тело повиновалось не рассудку, а бессознательному, завороженному величественной в своей бессмысленности картиной. Мысленно он уже похоронил обоих ее участников.

Первым вырвался Юрик и с торжествующим воплем кинулся к обрыву, который был прямо за палатками.

-Юри-и-и-к! - это был вопль Маргариты, даже не крик, а визг на грани ультразвука.

Этого Егор вынести не мог и со всех ног ринулся через лес. Он не знал, куда бежит, не разбирал тропы, но лес, казалось, расступался перед ним, и он даже не оцарапался. Выбежав на открытое место, он остановился и оглянулся по сторонам. Здесь уже не было палаток, и даже никаких звуков не доносилось... будто и не было вообще никакого фестиваля. Егор был один во всей Вселенной.

Ветер, неожиданно для августа теплый и влажный, слегка растрепал волосы, и Егор почувствовал необъяснимый, совершенно кощунственный в сложившейся ситуации покой. Он хотел ужасаться или возмущаться, но не мог - нельзя же ужасаться тому, что произошло понарошку, в сказке, пусть даже очень страшной.

Он не отрывал удивленных глаз от прояснившегося к ночи неба. Шел метеоритный дождь, и Егору казалось, что метель вот-вот засыплет его с головой. Он не помнил, сколько времени стоял так.

Молодой человек очнулся, услышав шум поезда. Как же он не разглядел железнодорожную насыпь и домики, сгрудившиеся возле станции? Кстати, он был прав тогда, днем, когда не мог представить эти хибарки жилыми - ни одно окно не светилось, людям просто нечего было делать здесь, в царстве природы и случая.

Ночная электричка (почти уже утренняя, ибо на своих часах с подсветкой Егор углядел полчетвертого) остановилась, и Егор понял, что должен сесть в нее, благо, деньги и документы были при нем. Дорогу до дома он не помнил.

...Егор проснулся около двенадцати часов дня от телефонного звонка. Визгливым голосом спросили Ирину Петровну.

--Мама на участке, - хрипло ответил Егор. У него болела голова и еще ему страшно хотелось пить.

--А это ты, Егор? Это тетя Аня. Так ты не поехал на этот проклятущий фестиваль?

--А что?

--Ты не слышал по радио? Террористы... взорвали бомбу во время концерта... Потом еще загорелось... а еще около ста человек подавили в толчее...

Ну что ж, отрешенно подумал Егор, за такой трагедией не будет заметно простенького несчастного случая - двух утонувших по пьяни купальщиков... как и его, Егора, трусливого и позорного поведения. (Уж не его ли нерешительность и погубила этих двоих? Надо было бросаться на помощь, а не слушать пьяные откровения чокнутой филологини-недоучки). Но, как и вчера, он не почувствовал ничего - ни ужаса, ни любопытства, хотя знал, что его не было среди убитых только по чистой случайности.

--А... в каком часу это было? Не знаете?

--Около трех утра.

В это время он был уже на станции и ничего не слышал. Но... (мысль отрезвила его и вывела из странного, полунаркотического состояни) как там остальные? Где они-то были во время взрыва?

--А где взорвали-то? Около сцены, да?

--Да... где-то...

Да, если бы поставили лагерь, где настаивал Витек, то всем бы уже быть на том свете, а так пожар и толчея могли и не добраться до той дыры, куда завела их Алиса. Так что еще оставалась надежда... для тех, кто не был в это время на концерте.

Повесив трубку, Егор опять вырубился. На сей раз - до вечера.

И проснулся опять от телефонного звонка. Голос был до ужаса знакомый (Егор спросонья не узнал) и спрашивал Ирину Петровну. Между этим голосом и именем Ирины Петровны был некий диссонанс... как будто были они, так сказать, не из одной оперы. Потому Егор раздраженно отвечал:

--Мама на даче, что ей передать?

--А... Егор, это ты? Как ты оказался дома? - узнали на том конце провода. - Это Маргарита. Я думала, ты был там... ну... у сцены... во время взрыва.  Ты же ходил слушать начало концерта. Никто из наших не ходил, кроме тебя и Алисы. Ее тоже нигде нет, но ты вот на электричку пошел, а она... могла...

--Как? Но ведь я же вернулся в лагерь, и она там была. Там все, кого я знаю, были на месте. Только Витек с Юриком...

--Юрика привела Алиса - насильно пригнала спать укладывать, а то они с Витьком долго бы еще шараборились где-то в районе сцены и могли... пострадать... Потом Алиса ушла к сцене... и больше не вернулась, а Витек заявился утром, когда суета закончилась - свеженький, будто даже выспался. Где ему удалось... А Алису мы так и не нашли... Наверное, она... - голос Маргариты прервался. Она судорожно вздохнула. - У Джокера с Юриком - они сейчас у меня сидят - форменная истерика. Энди начал пить еще на вокзале и, думаю, нескоро просохнет. Настю мама забрала и сказала, что в жизни ее не пустит ни на какой фестиваль. Господи, да после такого кто куда поедет?

...Нет, что она несет? Как Юрик выплыл ночью, да еще и пьяный? И они еще после этого пошли с Витьком куда-то "шарабориться", по изящному выражению Маргариты? Господи, да это не жизнь, это какой-то сюр...

--Но постой... Юрику с Витьком мало было приключений купаться лазить посреди ночи, так они еще и гулять пошли?

--Кто купаться лазил? - не поняла Маргарита.

--Юрик с Витьком. Юрик первым сиганул в воду...

--Ты что? Юрик никуда не сигал. Да и тебе откуда знать, что у нас творилось? Тебя вообще в лагере не было часов с семи вечера, мы думали, ты на концерте сидишь. А потом, когда там взорвалось... мы думали, ты был там, даже хотели пойти вас с Алисой искать, но секьюрити нас никуда не пустили.

Хриплым голосом, путаясь в словах, Егор изложил свою версию происшедшего, не исключая и слов Алисы о Витьке, Юрике и самой Маргарите. Маргарита выслушала внимательно и наконец задумчиво протянула:

--Я думала, это сюр. А ведь это еще хуже - чертовщинкой попахивает. Я тут еще что вспомнила: никто не мог сказать, откуда взялась эта Алиса как факт. Когда я стала вспоминать ее телефон, имя-отчество родителей, чтобы позвонить - я ведь ничего этого не знала. Я не помню, откуда она вообще взялась. И никто не помнит. Конечно, среди нефоров так легко затеряться, чтобы никто, ни одна живая душа не узнала ни имени твоих родителей, ни твоего адреса, ни цивильных занятий, но чтобы никто вообще ничего не знал о человеке... Юрик говорит, что как-то видел ее в тусовке Витька, причем они ругались безбожно, но он не уверен, Алиса ли то была. А Витек - чтоб ему пусто было - в довершение всех своих многочисленных достоинств потихоньку балуется сатанизмом. Нет, чертовщинка тут определенная есть, как ни говори, только бы разобраться, какая.

...Они не разобрались - ни сейчас, ни позже. Сначала не было времени: в декабре Маргарита вышла замуж за Юрика, а полгода спустя (!) у них родилась дочь; Егор сдавал госэкзамены, потом возился с дипломом и вообще обо всем на свете забыл; Джокер еще в сентябре уехал в Новгород и там, как говорят, обратился в католичество.

А потом... а случившееся потом в один миг обесценило все идеи и достижения нынешней жизни, а рассказ о дальнейшей судьбе действующих лиц этой загадочной и трагической истории неизбежно превратился бы в мартиролог. Но это была бы совсем другая история, иных масштабов, на фоне которой скромный терракт на бардовском фестивале так же незамысловат, какова была бы смерть двух пьяных купальщиков на фоне терракта.