На границе

Есть одно место, жизнь в сравнение  с которым как бы теряет свой смысл, становится какой-то непонятной. Тут о ней думают меньше всего, а если и думают и думают, то только о прошлой жизни. И действительно, жителям кладбища нет смысла говорить о жизни. Для них больше подходит вечный покой, тишина, уныние.
   Мир на кладбище не похож ни на какой другой: где бы человек ни жил, с кем бы ни говорил, о чём бы ни думал, - всё это относительно похоже, так как происходит при жизни. Но для всех «конечный» пункт жизнедеятельности, дум, мыслей, дел, мечтаний – это безмолвный город, с каменными и железными, вечно стареющими, но не исчезающими домами.
   Странно наблюдать кого-то живого, идущего среди могил, ищущего «свою» могилку, связывающую его с кем-то близким, родным. Сразу жизнь живого, её значение преуменьшается во много раз – человек попал совсем в другой мир, где всё не так, как у нас. Даже природа здесь своя. С наступлением весны всё должно оживать, радоваться жизни, а здесь оживать нечему и радоваться некому. Летом, в зной или в дождь всё и без того становится медленным и сонливым, а здесь и подавно – вечный сон. Осенью кладбище представляет собой печальную картину: облетевшие листья доживают свои последние дни, идут последние дожди, трава желтеет, небо заволакивает серыми тучами и становится очень холодно и одиноко. И, наконец, наступает самое близкое и спокойное для всех «жителей» кладбища время года – зима. Зимой на кладбище одиноко больше всего. Снег скрывает тех, кто ждёт прихода своих близких и родных; всех тех, для кого смерть не прекратила существование данного человека в их памяти. Зимой здесь всё мёртво; здесь не может быть и никогда не бывает ни малейшего движения, шороха – всегда абсолютная тишина и покой. Тот, кто сюда приходит, ощущает на себе взгляды с фотографий умерших. И этих взглядов здесь – сотни, тысячи, и все они устремлены на это живое существо. Самые спокойные, безмолвные и мёртвые взгляды – это взгляды с фотографий на кладбище. Они ни осуждают, ни оценивают, ни приветствуют и ни прощаются – они просто смотрят. И оттого, что они «просто смотрят» становится как-то ни по себе. Ведь мы привыкли, что взгляды должны о чём-то говорить и смотреть либо со злобой, с ненавистью, либо с любовью и одобрением, а эти – просто смотрят. И каждый из этих взглядов ищет «своего» живого.
   15.V.1929. – 23.ХII.1990.
 - А вот и мой пришёл. Не забыл; всё-таки год, как я здесь, а помнит. Снегу-то нападало, не пройдёт; хотя он лопату прихватил. Чистит. Ну вот и ты пришёл, Саша. Поседел, похудел. Да…
   3.II.1931. – 17.Х.1979.
 - А мои что-то давно не заходят. Видно берёзку-то тут срубили, а они всё по ней ориентировались, где искать; а сейчас-то и не нашли, наверное, да и снегу-то нападало много, не пройти. Помню, в саду-то у нас было много снегу, ездили все чистить. А сейчас все взрослые уж. Дела, работа, да и добираться-то долго. Как представлю…
   30.IV.1922. – 21.VII.1981.
 - К вам приходят. А у меня и нет никого. И зачем здесь…, когда никого нет… Вечный покой… нужен ли он…

   И так проходит день – все делятся с соседями, кто к ним приходил, потому что только они могут видеть своих родных. Другие почему-то не видят. Рассказывают, кто и что принёс: всё интересно…
                *         *          *
- Мама, быстрей, тут Задорнов выступает.
- Иду, иду.
 « - …я не знаю, как у вас в Москве, а у нас в России, куда показывают, туда и поворачивают…».
- Во сказал… «не знаю, как у вас в Москве».
- Да уж…
- Мам, а когда к Андрею ехать хотели?
- Завтра утром.
- Мне в школу надо… да и уроки.
- Ну, что ж, значит останешься; да я и сама-то не знаю, как смогу. Опять в администрацию надо ехать, да за квартиру заплатить.
- Папа поедет?
- Да, скорее всего.
- Оставь «Новости».
 «…Сегодня в музее изобразительных искусств состоялась выставка…
   В кинотеатре…
   Госдума обсуждала закон…
   Со следующего месяца поднимается плата за электричество и газ…
   Информация от ГИБДД…
   И в заключение выпуска о погоде…»
- Итак электричество дорогущее, нет ещё подняли. Теплей завтра одевайся, холодно будет.
                *        *       *
   Зимняя лунная ночь на кладбище для нас страшна и ужасна. Но стоит посидеть на скамье у могил часок, другой и понимаешь, что бояться нечего…все спят…. Но никто не сидел, и поэтому все продолжают бояться, а для них это непонятно: почему в одно время кто-то да приходит, а в другое – нет никого. Ведь у них нет ни дня, ни ночи – только одно ощущение своего присутствия – самое первое, что узнаёт человек в мире и самое последнее, что его покидает. С одной стороны, для нас это непонятно: нет ощущения боли, наслаждения, жизни. А с другой стороны, для них это хорошо, потому что есть полное соединение с космосом, со вселенной, остаётся только высшая материя. Но они всё равно к этому привыкают, и им становится тяжело, но они этого не понимают и продолжают ощущать себя чем-то…
   Когда к ним приходят родственники, они чувствуют себя мёртвыми, но получают какое-то странное тепло, и только поэтому ждут очередной приход. Они не понимают, что тепло приходит потому, что рядом есть кто-то живой, рядом есть носитель жизни; а те, кто приходит к ним, не понимают, что им становится одиноко, тоскливо и страшно потому, что они приходят к мёртвым.
                *          *         *
   К Андрею поехал отец. Андрей его ждал.
   13.I.1989. – 13.I.1991.
- Вот ты и пришёл. Один… Хотя ладно… Ну как у вас там…
- Живём потихоньку…
- «Живём»? Все так говорят, а для чего «живём»?
- Обычно и не задумываешься. Столько забот, проблем, дел и прочего…
- Зачем тогда не умереть? И не будет ни проблем, ни забот, ни дел…
- А что же будет?
- Покой и мир…
- Ну, моё время ещё не подошло, так же как и твоё тебя опередило…
- Зачем же ждать? Зачем тебе что-то делать? Зачем тебе сейчас ехать домой?
- Ну как. Дома твой брат – мой сын, твоя мама – моя жена; надо их кормить, завтра идти на работу…
- Зачем же?
- Ну как. Хотя бы для того, чтобы брату твоему дать образование.
- А оно зачем?
- Как, зачем? После школы в институт…
- А дальше?
- Ну, потом на работу, чтобы себе квартиру купить, а потом и жениться, своя семья будет…
- В чём же смысл?
- Выйдет на пенсию и будет спокойно доживать свой век…
- А солнце всё время светит, и небо нигде не кончается, и нельзя представить, где кончается вселенная, так как нет ничего больше неё…
- Пойду я, завтра рано вставать и на работу идти, наверное…
- Да, иди… Мне и вставать не надо…

   И он пошёл. Шёл и думал над чем-то непонятным, а над чем, и сам не знал. «Странно, я даже не задал себе вопроса, почему он со мной заговорил. Ведь такого не бывает. С другой стороны, я его и… не слышал…, а чувствовал или… ощущал его голос; да и сам-то я разве что-то произносил? Вроде нет. Что же произошло…».
   Дорога до автобусной остановки шла через железнодорожную станцую, по деревянному настилу через пути, но он проглядел её и пошёл гораздо левее…
   «И ведь ни на один вопрос я не мог ответить с уверенностью, отвечал будто бы и не я…».
   Он подходил к путям; с левой стороны шёл скорый поезд. Темнело.
   «…А когда он спросил про смысл?… Я как будто уже слышал этот ответ по пенсию и «свой век». А ведь он-то знает правильный ответ…».
   С другой стороны по соседнему пути шёл товарный поезд. Машинист скорого поезда, увидев человека, подал сильный гудок, но его почти не было слышно. Машинист «товарняка» тоже заметил подходящего к путям человека и тоже подал гудок.
   «…Получается, что всё это мелочи, обёртка… Но почему он задал вопрос, зачем не умереть?… Ведь сама-то жизнь не обёртка, а то, что внутри… И что-то их объединяет, или тогда почему я занимаюсь всем этим и с другой стороны живу? Значит…».
   Поезда были уже так близко, что свет их фар поглотил все сумерки, и ничего не было видно. Машинист скорого поезда закрыл лицо руками: он боялся увидеть как либо его поезд, либо «товарняк» собьёт этого человека.
   Он шёл через пути так быстро, что было ясно: его собьёт «товарняк». Он перешагнул через вторую рельсу первого пути, и «скорый» с грохотом промчался за его спиной, и в это же мгновение «товарняк» заслонил всё обозрение впереди.
   Никто не понял, что произошло. Он стоял, как окаменелый. Поезда ушли.
   «Что же было? Я остановился перед самыми летящими вагонами. Я бы попал под поезд, если бы пошёл быстрее, но сзади тоже был поезд. Если бы я повернулся, стоя уже на пути, он бы меня сшиб… Но я жив! Я шёл… и думал… в чём смысл… почему… пенсия… зачем не умереть… мелочи… жизнь… Да! Всё понятно! Это чудо, это озарение. Я был так не прав, да и не я один – все ошибаются! Но ведь и Андрей тоже не прав, иначе бы я сейчас не думал об этом. Я чего-то не знаю, чего-то очень важного; но и он чего-то не знает, что тоже очень трудно понять. Трудно… но возможно. И это надо понять!
                *      *       *
   И с этого момента граница начала исчезать, стираться. Не на самом деле, нет. Она стиралась в сознание этого человека. И чем больше он рос и укреплялся, тем слабее становилась эта граница. И вот однажды настал день, когда он вырос настолько, что решился пойти и посмотреть на свои результаты «вживую».
   День был солнечный, и он заметил это. Небо синело на западе и было голубоватым на востоке, чего он теперь не мог не заметить. Подходя к станции, он внимательно посмотрел направо и налево и, не увидев поездов, пошёл вперёд. Чем ближе он подходил, тем больше ему хотелось радоваться, кричать, прыгать, бежать, плакать и всячески проявлять свои эмоции.
   Вид серых могил и крестов уже не пугал его и не наводил уныние. Какое уныние, когда хочется просто быть, и в то же время каждую долю секунды чувствовать себя и всё вокруг, и сою связь со всем, и связь всего с собой.
   Сын увидел отца ещё издалека. И хотел спросить что-то совсем другое, но вырвался вопрос «Ну как у вас там?».
- Мы живём!!!
- Ах, да; и чем живёте?
- Всем сразу.
- А мы и не живём…
- Нет, и вы живёте, но живёте одними воспоминаниями. Думаете, что есть какая-то граница, за которой у вас мир, уют, тишина, а перед ней, у нас, какая-то жизнь. А границы-то и нет! Всё это только в воображении и в воспоминаниях.
- И что же, ты рад жить?
- Конечно, рад.
- Но ведь жизнь – это миг такой короткий, что при воспоминании о нём лишь одна боль…
- Этот миг – малейшая частица вечности. Но ведь возможно именно в этот самый миг произойдёт открытие, и миг уже не будет считаться чем-то кончающимся. Он уже будет увековечен. Но увековечен только в том случае, если будет полное осознание его значимости. И тогда получается – всё в моих руках.
- Но почему бы тогда не «слиться» с вечностью, не уйти из этой жизни?
- А я уже ушёл. Только не из самой жизни, а из всей этой суеты, ссор, споров и прочего. И я счастлив!
- И в чём же твоё счастье?
- Моё счастье в том, что я чувствую свою собственную жизнь и могу наслаждаться только этим чувством. И чем больше это чувство укрепляется во мне, тем больше я счастлив. И ты тоже можешь это почувствовать. Стоит лишь сильно захотеть. И когда ты этого захочешь, то сразу будешь приближаться к счастью.
- Я хочу, я очень хочу, и я даже верю в это, но…
   Но это «но» произнёс уже не Андрей. Его произнесло всё то, что осталось от этой самой границы, которой уже почти не было. Но эту границу каждый должен увидеть сам, чтобы потом её начать стирать в своём сознании. А когда её совсем не будет, тогда останется только то целое, которое и называется – ЖИЗНЬ.
                LSD
                12.03.2000- 17.04.2000.