Бессмертие

    Солнце медленно поднималось из-за горизонта. Темнота отступала, и предрассветный туман в низине становился грязно белым. Волнуясь от слабого ветерка, подобно перине, он  все же плотно скрывал землю под собой. Сейчас  встану и я, вот только еще немного отдохну. Страшная боль одолевающая меня некоторое время назад поутихла, лишь мышцы рук по-прежнему были напряжены. Скоро, совсем скоро я поднимусь….
     Мы шли почти весь день, и все это время назойливое солнце слепило глаза. Куда бы не сворачивали, оно только на миг пряталось в кронах деревьев, за покатыми холмами и вновь, подобно звезде в ночи, указывало нам путь. Иногда мимолетный ветер поднимал пыль, но солдаты были рады и этому грязному, сухому бризу. Я видел, как мои люди жадно пили воду, истекая  потом и жаждя привала, но мы не могли остановиться. Когда вечерняя прохлада сменила полуденный зной, мы почти достигли места назначения.  Некоторые тут же упали на высохшую траву, другие, снимая латы и расстегивая накалившиеся доспехи, устало опускались на колено, будто давая клятву. Воды явно не хватало, а командиры едва сдерживали желание солдат наброситься на обоз с провизией, я приказал разбить лагерь. В предвкушении долгожданного отдыха люди быстро принялись за работу. Желая немного размяться и осмотреть местность, я спрыгнул с коня, тут же подоспевший солдат увел изможденное животное. Жестокое солнце, видимо, тоже устало, зевая последними нежаркими лучами, оно прикрывалось белокурыми облаками, окрашивая их в кроваво-красный цвет. Оно знало, что будет завтра.
Переводя взгляд на землю, я заметил небольшую рощу, нет скорее лесок, на севере. Хорошая позиция, тем более на возвышенности, когда стемнеет надо отправить туда отряд. Более ничего – практически голая земля: сухая трава, одинокие кусты, поодаль редко стоящие высокие деревья, далеко впереди густой лес, простирающийся почти до горизонта. Да, место было выбрано исключительно правильно – к нам нельзя подойти незаметно, а возвышенность, на которой мы находились, давала дополнительное преимущество. Еще раз окинув взором окрестность, я перевел взгляд на небо. Облаков становилось все больше, ровными редутами они наступали с востока, словно тоже стремились занять удобную позицию до заката. Прохлада расслабляла и клонила ко сну. Обдуваемый легким ветерком, вырывающимся из низины,  я закрыл глаза.
    Не знаю сколько я так простоял. Меня потревожили -  извиняющийся, усталый, но невозмутимый солдат сообщил, что все готово - лагерь разбит, людям выдают провизию. Немного помедлив, он было хотел удалиться, но я остановил его, сообщив о своих планах отправить отряд к лесу и собрать совет в своей палатке через час. Утвердительно кивнув, солдат поспешил назад.
    Темнело очень быстро. Разожженные костры, час назад казавшиеся блеклыми, теперь набрали силу и отчаянно боролись с наступающим мраком. Собравшиеся у огня солдаты, учтиво поднимались, не смотря на усталость, когда я проходил мимо. Моя палатка была в самом центре лагеря, я опаздывал. Многочисленные блуждающие тени на грубой ткани и доносившиеся изнутри голоса, говорили о том, что все уже на месте.  Одернув ткань, я вошел, гомон тут же утих – все подошли к столу, сосредоточено глядя на меня.  Разложенная по центру стола изорванная карта, была испещрена пометками и поясняющими надписями. В принципе все было решено еще в начале пути, но детали – надо было определиться с деталями на месте. Наши сведения о враге были скудными, известно, что мы их превосходим числом, они плохо организованы и, судя по всему, еще не заняли позицию. Нет, вбежавший посланник отряда в лесу, переводя дух,  сказал об огнях на другой стороне, но наших планов это не меняло. Когда солдат вышел, присутствующие начали оживленно переговариваться. Вернувшись к карте, я подал знак не отвлекаться – началось обсуждение завтрашнего сражения.
    Луны не было видно - тучи заволокли все небо, когда командиры разошлись. Продолжая еще о чем-то спорить, их тени, растягиваясь по стенам палатки, исчезали в темноте. Я остался один. Скинув так надоевшую за день тяжелую кирасу, я вдохнул всей грудью – резкий запах пота ударил в нос. Облегченно присел на мягкую подстилку, усталость наполнила тело, но спать не хотелось. Стражники удивлено расступились, когда я пожелал выйти. Отвергнув предложение о сопровождении, неторопливо зашагал по лагерю. Мерно горящие костры, постреливающие искрами, сгорбившиеся силуэты подле них, разговоры, редкий густой смех, лязг оружие, уносившийся далеко в ночь, запах браги и жаренного, чуть подгоревшего,  мяса, мелькание факелов и теней. Чем дальше я отходил от своей палатки, тем чаще встречался с патрулем из двух-трех солдат. Отчеканив, что все в порядке, они продолжали путь. Только на границе лагеря, будучи видимо последним оплотом безопасности, подробно описал ситуацию. Видя, что я собираюсь идти дальше, старший настоял на охране. Я согласился  с условием не видеть сопровождающих.
     Я вдыхал свежую прохладу тихого вечера, только иногда доносился чужеродный запах. Разные звуки будоражили мой слух, они сливались, заглушали друг друга, поддерживали и только один, с удивительной точностью, возникал через равные промежутки времени. Да, это сигналы от солдат в лесу – все в порядке, но могли бы не так точно и грубо. Наконец совсем стемнело. Глаза, уже привыкшие к темноте, все равно не могли различить очертание предметов вокруг и только, благодаря недавнему осмотру местности, я помнил, где что находится. Там лесок, так несколько кустов, вон там высокое дерево, а вон там ….десятки, сотни огоньков, словно упавшие на землю звезды мелькали вдалеке. Они не скрывали своего присутствия, впрочем как и мы. Их костры были расположены возле дальнего леса, тоже на возвышенности. Наверно это игра моего воображения, но я слышал разговоры солдат, ругань, кичливые крики и ржание. Встряхнув головой, я вновь поднял взгляд – на меня смотрели тысячи горящих глаз диких животных, наполненных злобой и ненавистью, готовых броситься в любой момент. Но нас отделяло приличное расстояние тихой равнины, раскинувшейся там внизу. Я подошел к краю – совсем некрутой склон исчезал в темноте. Оттуда веяло холодом и неизвестностью.
     Воздух становился влажным и вязким, верно завтра будет туман. Я опустился на колени, посмотрел туда, где через несколько часов будет жарко не от солнца и на землю прольется отнюдь не живительная влага. Закрыв глаза, я  захотел представить, что ждет нас. Приятная слабость окутала тело, ноги стали будто ватными, руки потяжелели, и только мозг продолжал сопротивляться сну, напоминая об опасности. Просидев несколько минут, показавшиеся мне часами, я услышал позади себя шепот и шаги. Интуитивно, не открывая глаз,  поднял руку -   дал знак своим охранникам, что все в порядке. Тревожащие меня звуки утихли. И тут я услышал эту музыку, нет не отдельные звуки слившиеся в моем воображении, а едва уловимую прекрасную музыку. Я боялся открыть глаза, словно зная, что это оборвет чудесный миг. И пускай это мне всего лишь кажется, пускай мой мозг немного отдохнет, дав волю фантазии, которая так долго томилась в тюрьме реальности.
    Мелодия овладевала мною, моим сознанием. Невольно подчиняясь каждой ее ноте, я осознал насколько она мне знакома и родна, как много значит для меня. Неожиданно для себя я вспомнил, что где-то, когда-то уже слышал нечто подобное, но забыл. А теперь я обрел, хоть на несколько минут, я обрел давно утерянную радость жизни. Всепоглощающие спокойствие наполнило мою душу. Подобного я не испытывал давно – мне не надо было ни о чем беспокоится, никуда стремиться, ни чего делать, более ничто не имело прежней важности. Нахлынули детские воспоминания, отчий дом, родители, верные друзья, первые победы, первые неудачи, горечь и прелесть всего, что произошло со мной за эти годы. Одновременно с этим, я вспомнил своего наставника, он многому меня научил. Он пытался донести до меня свою мудрость, сосредотачивая ее в отдельных фразах, так как не желал долго рассуждать – я должен узреть ее сам, лишь только тогда будет толк. Я старался не огорчить учителя, но не мог объять все. Лишь со временем не понятое сразу обретало смысл. И сейчас в моей голове возникло его излюбленное выражение: «Сомнительно бессмертие души, несбыточно бессмертие тела, но непреложно бессмертие памяти, мысли и дела. Именно это может сделать тебя бессмертным». Только сейчас я осознал эти слова и насколько они правдиво отражали смысл человеческой жизни. Как жаль, что не понимал этого раньше.
     Резкий звук нарушил мое блаженное состояние. Музыка, разбудившая во мне столько забытых чувств, исчезла, а вместо нее тихий, извиняющийся голос сообщил, что становится небезопасно. Я сдержался от ругательств, но солдат был прав – надо было возвращаться в лагерь. Многие костры почти угасли, однако бдительные часовые, у оставшихся,  продолжали свою нелегкую работу. Было достаточно тихо. Караульные у моей палатки, демонстративно  вытянулись, когда я подошел. Но стоило мне зайти внутрь, как чуть слышное ворчание донеслось  до моих ушей. Я не обратил на это внимание, теперь только сон, всего три-четыре часа отдыха, три четыре часа до рассвета.
      … солнце уже наверно высоко, стало совсем светло,  но я не могу открыть глаз – веки не слушаются меня. Я должен чувствовать, как лучи светила согревают мое тело,  но меня окутывает холод, наверно это туман в низине. Только что-то вязкое, до последних минут стремительное и теплое,  согревает меня. Оно растеклось по груди, и я слышу как быстрые капли орошают землю. Однако и это не может отогнать наступающий холод. Вдруг мой слух улавливает музыку, ту волшебную музыку. Она вновь очаровывает меня, заставляет забыть обо всем – только она, мелодия, в моей голове. Я бессмертен, я почти бессмертен…