Любовь и рынок

Наташка остановилась перед симпатичным мужчиной лет сорока, встряхнула головой, сбрасывая с глаз аккуратный локон, улыбнулась:
- Вы не могли бы дать мне 100 рублей?
  Незнакомец смотрел на Наташку с нескрываемым интересом. Достал из кармана бумажник, не глядя, вынул купюру и протянул девушке. Молча. Не проронив ни одного слова. Наташка в четвертьреверансе произнесла «спасиб» и пошла дальше по улице.
  Мы наблюдали за ней уже около пятнадцати минут. И по нашим подсчетам у Наташки должно было быть уже около пятисот рублей. Мы ошиблись. Последний мужик то ли ошибся с купюрой, то ли  Наташка его и вправду очаровала… В общем, на идиотов Наташке везло. А нам как это нравилось! В тот день заказывали исключительно «Гессер», хрустели фисташками, жаловались на преподов-идиотов и отсталых предков…
  У нашей Наташки был свой, исключительный,  метод  воздействия на сильный пол. Ни у меня, ни у Нинки так не получалось. Про наших однокурсников и речи быть не могло – ну какая же баба поведется пусть даже на самую смазливую мордашку? Ни одна. До сих пор ни одна женщина не вышла замуж за стройные мужские ноги или красивую грудь. Денег лишних не бывает. Помад и лаков - тоже. А колготки – это вообще отдельная статья в бюджете. Но просить колготки? Нет, Наташка утверждала, что можно только деньги. И только  по сто рублей. Меньше нельзя, не оценят, это больше на попрошайничество смахивает. Больше ста тоже нельзя просить, могут "попросить" отработать. А сто рублей – это всего лишь сто рублей. Так, мелочь, красивой девушке на «шпильки». Пусть даже незнакомой. Тем более, она ведь просит.
  Странно, но Наташку еще никто ни разу не послал. Гипнотизировать она точно не умела. Но мужчины цепенели от ее наивно-нагловатого «вы не могли бы». Казалось, ей стоит поманить пальчиком, и объект ее воздействия пойдет за ней и  в  ад, и в сад.
- А если пойдет? – спрашивала я.
- А вот тут главное, поскорей смотаться. Пока он переваривает происшедшее, вытряхивает из головы мое лицо и мою наглость. Как ты думаешь, они в этот момент о ком думают, о женах или о дочерях?
- О себе они думают, о том, что девочке хорошенькой настроение подняли, помогли чем смогли и, главное, за просто так - геро-о-ои.
  Нинка умела поставить точку. Но обдумывать сказанное ею не хотелось. Хотелось поскорее выучиться, выскочить замуж и слинять от предков. Возвращалась с пар я вечером, свернула к рынку – уж очень хотелось потолкаться, напробоваться ягод и домашней сметаны, поругаться с торговками и, главное, рынок – единственное хорошо освещенное место в нашем городе.  Мне было легко и весело, прикольно смотрелись розы в ящиках, их нелепо подогревали огарки свечей. Тетки ощипывали бутоны и обильно сбрызгивали их водой – если не присматриваться, очень даже тянет на «свежак». Я довольно долго промаялась около торговца весьма интеллигентного вида. «Бывший учитель». Такой не обидит.
- Вы не могли бы подарить мне вот эту розочку?
  Он заворожено смотрел на меня. На меня! Сердце заколотилось, в зобу дыханье сперло, я широко улыбнулась… 
  Я бежала по темным улицам, размазывая по лицу вонючую воду и полусгнившие жидковатые «листья». Надо мной хохотал весь рынок, на «обнаглевшую дуру» сбежались посмотреть даже бомжи.  Один из них веселился, как одержимый, тыкая в меня обглоданным кукурузным початком – «Потанцуем, мадам?» И мы танцевали, танцевали посреди рыночной площади, а «учитель» подвывал,  тарабаня ритм на пустом ведре, содержимое которого он выпорожнил мне на голову.
  Я бежала по темным улицам. Споткнулась, упала на брусчатку, заколотила по булыжникам кулаками и разрыдалась. «Пожалейте меня, пожалейте, пожалуйста». Он пожалел. Сгреб меня в охапку, куда-то принес, куда-то уложил, долго и отчаянно любил. А потом, уже утром, наивно так спросил: «Ты не могла бы выйти за меня замуж?» "Отчего же не могла бы?"
- Я могу. А ты мог бы дать мне сто рублей?
- Могу.
- Вот и хорошо,  - сказала я, набросила на себя клетчатый плед и ушла. Варить кофе.