nопробуй здесь спой

Попробуй здесь спой

У каждого кусочка есть свой вкус, запах, цвет. А вот музыкальное сопровождение может растянуться на километры твоего холста, и в какой-то момент перестает быть просто музыкой.
Рок – образ мыслей (желание изменить реальность), образ жизни (под соусом попыток от нее хоть ненадолго смыться…).
Религия, в которой нирвана – смерть. Умереть молодым.
Мои друзья говорят, что не доживут до тридцати. Их реакция на аналогичные заявления братишек по разуму – скептически-презрительный смайл. В собственное безумие поверить проще.
“”Die young” можно понять и по-другому, ведь
«когда-то ты был битником» – тоже эпитафия…
И потенциально светлое «мы никогда не станем старше» звучит все мрачней и истеричней с каждым взглядом на часы, заработанной бумажкой, завязанным галстуком…
Увлеченный своей работой «господин с багровым лицом» у Сент-Экзюпери положительным героем не является. А гитар, кисточек и печатных машинок, похоже, на всех не хватит.
Мы валялись на травке и, спасая беседу иллюзией существования чего-то общего, проводили инвентаризацию легенд русского рока.
- Бутусов… (воспоминания о сольном концерте)… нет больше Бутусова. БГ? (рецензия на последний альбом) мертффф…
- Цой жив…
Что важно для основной массы людей, выбравших русский рок?
Доступность. Завуалированные послания и пафос Гребенщикова – для особо одаренных.
Искренность, но не граничащая с эксгибиционизмом и потерей чувства собственного достоинства, как у обожаемого мной Майка.
И – важны вопли о социальной несправедливости.
Желание изменить мир можно не афишировать, тем более можно обойтись без руководств к действию. Достаточно факта неудовлетворенности происходящим.
Цой не проповедует идей битников, в частности относительную свободу от социума. А, оставшись по уши в этом обществе, не призывает нас попытаться перекрасить в свой цвет серые лица.
В моих строчках нет ни сарказма, ни неуважения к последнему герою. Просто слишком часто в собственной голове я натыкаюсь на облачко сомнений, способное в разговоре своевременно спрятать звездочку по имени солнце от посторонних.
Слишком часто мне в лицо бросают, не всегда желая смертельно обидеть, что «Цоя слушает быдло».
Мне почти довелось почувствовать себя на месте хиппи из старого анекдота. Пипл физической расправой пытается доказать, что «музыка Битлз добрее, добрее, добрее». Пообщавшись в аське с самодовольным одесским поэтом, «между прочим» высказавшим похожее мнение, предварительно подавившись критикой в адрес своей нетленки, я договорилась о встрече. Нервно теребя пацифик, нырнула в темноту кладовки на поиски тяжелых шузов. К сожалению, обошлось без жертв.
Заявление непризнанного гения, которое, по сути, является личным оскорблением и защитной реакцией, можно спокойно пропустить мимо ушей. А можно понять так:
Мы страусы. Мы прячем взъерошенный хайр и проколотые ушки в радиоволны, густо населенные любимым голосом.
Гусеницы, медузы и курицы вместо волков, кошек, львов и прочих тварей, сравнение с которыми так благотворно влияет на самооценку каждого.
У Цоя мы слышим то, что хотим слышать.
«Мои друзья всегда идут по жизни маршем,
И остановки только у пивных ларьков…»
Непринужденная безысходность. Пир во время чумы. Клево.
Но Витя вовремя ушел. В противном случае его внешний и моральный облик на остановках, близких к конечной, очень подорвал бы его авторитет в глазах новых пассажиров «троллейбуса, который идет на восток». Потому, что многие хотят видеть в нем в первую очередь себя.
А
«…те, кто слаб
живут из запоя в запой.
Кричат «нам не дали петь!»
Кричат «попробуй здесь спой!»»
Не лестно.
Когда не остается ни горящего взгляда, ни безупречного безумия, чтобы просто быть собой, можно встать в ряды немногочисленных поклонников Летова и, вспомнив счастливое детство, когда ради ощущения абсолютного счастья достаточно было сделать все наоборот, срывать горло:
«Я подамся в менты!
В пидарасы, монахи, поэты!
Все, что угодно, лишь бы не нравиться вам!»
У Цоя нет вымученного несоответствия ИХ мечтам об идеальном представителе стада. Нет дурацкого стремления выделиться из толпы – он в стороне.
Он, без копейки в карманах, бродит по расстрелянным дробью огней улицам, в ненавязчивых поисках портвейна и чужих улыбок. Он жив, и ему не нужно ничего доказывать ни себе, ни окружающим...
«… кто из вас вспомнит о тех, кто сбился с дороги?
Кто из вас вспомнит о тех, кто смеялся и пел?
Кто из вас вспомнит, чувствуя холод приклада,
Музыку волн, музыку ветра?»