Сердце На Ладони

       Понедельник. Четыре часа вечера. Две фигуры, он и она, спускаются вниз по улице Энгельса, оставляя позади Театр  Янки Купалы и вход на станцию метро "Купаловская". На вид им не более десяти лет. Два крохотных тельца смеются и улыбаются друг другу. Эта прогулка доставляет им удовольствие, если бы вот только не эта несносная жара, которая убивает все вокруг.
       Уже несколько дней город страдает от душного солнца. Люди вокруг спешат куда-то, не понимая, что они могут быть расплавлены. Но ведь это же взрослые. Они действительно ничего не понимают. Взрослые не обращают внимания на стекающие с некоторых скамеек лужицы, на брошенную то тут, то там посреди тротуара одежду, от которой тоненькими ручейками сочится по асфальту странная жидкость. Только наши герои знают, что эти лужицы были еще недавно лысыми дядями и тучными тетями, которые спешили по жаре на работу или еще по каким взрослым делам. Если бы хоть изредка они слушали детей, то не растекались бы теперь по асфальту.
       Наши герои - это очень правильные дети. Они просто дружат, а не играют во взрослые игры, пробивают талончики в трамваях, на светофорах ждут зеленого света и исправно переходят улицы только в положенном месте. Он улыбается ей. Ее большие солнцезащитные очки смотрят в него. Он вглядывается в небо, увлеченный своим рассказом, но уголками глаз замечает, что она внимательно всматривается сквозь его очки. В детстве его глаза были голубыми, теперь только яркое солнце дарит им этот оттенок. Но, наверное, ей просто интересно наблюдать, как в них мелькают дьявольские огоньки, тщательно скрываемые очками-хамелеонами.
       Они поворачивают направо и идут по направлению к стадиону "Динамо". Он по-прежнему что-то увлеченно рассказывает. Она слушает, слушает внимательно, слушает так, как еще никто и никогда не слушал его. Он замечает это и непременно благодарен ей за это.
       - Бог - это субстанция. Люди клянутся, что он помещен над облаками. Я тоже в это верю. Они верят в него и молятся ему одному, потому что не знают, что у каждого человека есть свой собственный бог. Им никто не сказал. Если бы только они услышали об этом, то не стали бы попусту жечь платные церковные свечи. В любой точке Вселенной они могли бы обратиться к своему богу, - он поправляет очки и внимательно прислушивается к ее дыханию, чтобы понять, о чем она думает. Ей интересно, он чувствует это. - Но пока у них есть только общий бог, та самая субстанция, которая хранится выше облаков. Лишь я догадался: их как минимум два у каждого человека. У меня - это мой бог и бог общий. Мне не нужен общий бог, потому что за него нужно платить, платить в церкви, когда приходишь к нему, когда молишься ему. Собственный бог каждого человека бесплатный, за него совсем не нужно платить. Вот в этого бога я и верю.
       Они едут к ней домой - она уже сказала ему об этом и еще добавила, что в ее доме, выше последнего этажа, есть настоящая крыша. Он боится высоты, но пока не признается. На остановке они забираются в трамвай. Под громкий, но весьма монотонный стук колес продолжается их прогулка. Они молчат, потому что вокруг слишком много лишних ушей взрослых, которым непременно нужно все подслушать и услышать. Нет, наши герои не так глупы.
       Они приближаются к шестнадцатиэтажному дому. Он явно нервничает, потому что, исступленно прищурив глаза, посиневшими от волнения пальцами выковыривает из-под ногтей радиацию. Она замечает его волнение и спрашивает:
       - Ты боишься высоты?
       Он понимает, что врать некрасиво.
       - Да, - неохотно выдавливает через губы.
       - Почему? Ты боишься упасть и разбиться? Ты боишься умереть?
       Они делают шаг на лестницу и долго поднимаются на крышу.
       - Я не боюсь смерти. Через много-много лет я убью себя сам. У меня будет большой серебряный пистолет, и я выстрелю себе в голову. Больно не будет, я уверен, потому что больно бывает, только когда смерть сама приходит за тобой. А я уйду первым, - он улыбается, потому что никогда не рассказывал об этой своей концепции. А она ему очень нравится. - Но это произойдет не скоро, лет в семьдесят. Понимаешь, я еще слишком маленький. Пока я не сделал ничего полезного и доброго для нашей планеты. Я - никто. Мне еще только предстоит реали..., реал..., как это говорят взрослые, ре-а-ли-зи-ро-вать себя, - произнес он по слогам. К месту будет заметить, что наш малыш непременно имел в виду глагол "реализовать", но он, действительно, пока слишком мал, чтобы правильно произносить сложные взрослые слова. - Вот когда я пойму, что сделал нечто значительное, тогда я уйду…
       - И ты не боишься злых дядь на улице?
       - Боюсь, ведь они могут сделать больно или даже украсть, а потом убить меня. Но я боюсь потому, что потом мне будет обидно, что я умер так нелепо, еще совсем маленьким, не реализировав себя.
       ...Я боюсь заснуть и никогда не проснуться. Застревая в водоворотах автомобилей в час-пик, никогда не выбраться из одиночества. Всегда страдать и думать о детстве, как о самых лучших минутах жизни. Это самое ужасное. Детство, детство... Это всего лишь размазанная картинка на задней стенке головного мозга, теплая и нежная на ощупь. Даже во сне мы не можем рассмотреть, что на ней изображено. Но догадываемся, что это нечто доброе. Теперь мне страшно от одной мысли, что я могу стать окончательно взрослым. Уже давно я боюсь спать, когда дети погибают от пуль. Уже сейчас мне неприятно носить в правом кармане куртки паспорт как символ взрослой жизни в обществе. Поэтому каждый миг я мечтаю, чтобы дети становились взрослее, а взрослые оставались детьми...
       Уже минут пятнадцать они сидят на крыше и смотрят вдаль. Тишина окутывает их уставшие от долгого пути тела. Он про себя напевает строчки "I sat on the roof and kicked off the moss...". Она еле заметно шевелит губами, то ли проговаривая, толи нашептывая  какие-то фразы-мысли.
       Неожиданно их внимание привлекает маленькая девочка на другом конце крыши. Право заметить, она удивляет даже наших героев, хотя они еще юны и сюрпризы детства им хорошо знакомы. Взрослые сразу сошли бы с ума, бросив лишь мимолетный взгляд на тело девочки.
       На ней одето легкое сиреневое платьице, белые босоножки и два больших розовых банта. Но внимание наших героев привлекают странные аномалии. Все тело девочки густо усыпано родинками, которые своими причудливыми конфигурациями скорее напоминают карту звездного неба. Родинки постоянно пульсируют. Когда они синхронно сжимаются, тело девочки становится совершенно бледным, словно коричневые точечки вбирают в себя всю кровь из организма. А когда родинки разжимаются, оно покрывается легким румянцем и хорошо заметным загаром.
       Но главное - сердце девочки. Оно стучит так громко, что слышно снаружи. Это очень необычно. Если бы вы решили встретить девочку на улице, то непременно нашли бы ее по стуку сердца. Оно прямо-таки шевелится под платьицем малышки, периодически порываясь выскочить из груди.
       Девочка увлечена своей игрой: она подбирает камешки с крыши и бросает их вниз. Это доставляет ей неимоверное удовольствие: малышка улыбается и смеется искренним детским смехом. В очередной раз подобрав какой-то предмет, она подносит его к солнцу, внимательно рассматривает все морщинки на теле камешка. Заметно, что яркий солнечные свет причиняет боль ее ресницам, но детский интерес сильнее. Она подходит к краю крыши и прямо на глазах наших героев неожиданно срывается вниз.
       Они бегут. В глазах - ужас, перед глазами - беспорядочное мельтешение ступенек. Выбегая за угол дома, они слышать чей-то громкий мужской голос, который взволнованно кричит в сторону, и видят хрупкое тело девочки, мерзко изуродованное асфальтом. Малышка не плачет, как все дети, когда им больно, - она не дышит. Он бросается на колени рядом с малышкой. Возле изуродованной ладошки девочки лежит еще живое сердце, выброшенное наружу: оно беспорядочно пульсирует. Аккуратно он берет его в ладони. Сердце еще прикреплено к кровеносной системе толстой и крепкой аортой, которая исчезает в теле девочки через разорванную плоть.
       Она нежно дует на сердце. Он отдает тепло своих ладоней. Дети настолько в шоке, что не знают, как еще можно помочь. Сердце, живое, но обессилевшее, стучит в его руках. Слезы из ее глаз стекают по щекам и падают ему на ладони. А сердце трепещет, словно рыба, вырванная из стихии на воздух. Но с каждым ударом его рывки все слабее. В какой-то миг сокращения сердца становятся похожими на предсмертные конвульсии. Оно обмякает и замирает навсегда. Навсегда…
       Наверное, как и все дети, малышка боялась высоты...