Сон

… Глаза…
… Тоска, боль, безнадежность…
… И словно моя боль… Мои глаза…

… Я тоже так смотрел. Когда-то…
… Я стоял, съежившись, втянув голову в плечи, не замечая ничего вокруг. Ни машин, привычно наматывающих на колеса километры дороги. Ни людей, спешащих мимо, старательно лавируя между луж. Ни туч, серой хмурью размазанных по небу. Ни дождя, нудно цедящего из них влагу. Ни ветра, безуспешно пытающегося оторвать от асфальта мокрый кусок бумаги…
Ни солнца, наконец сменившего усталый дождь. Ни воробьиного чириканья, пригревшегося в бледных лучах. Ни мира, забывшего дать мне хоть чуточку любви…
В груди ныло и царапало, словно Кот решил поточить коготки. Дышать было тяжело, в горле стоял ком…

… Глаза… Тоска, боль, безнадежность…
… Моя боль… Мои глаза…

* * *

…Туда. Сюда.
Туда. Сюда…

… Мышиный хвостик. Хмр-р-р. Странно. Хвостик есть, а мышки нет. Мр-р-р. Очень странно. Надо разобраться…

…Туда. Сюда.
Туда. Сюда.
Туда. Сюда…

Оп!.. Не поймал… Шустрый хвостик!

…Туда. Сюда.
Туда. Сюда…

Оп! Ага, попался, который кусался! Впрочем, нет. Кусался – это я… А ты – мотался. Вот и домотался. Теперь я тебя съем. Вот только устроюсь поудобнее – и съем! А то дергает что-то, вырывается из-под лап. Так и вниз слететь не долго. Сейчас…
Ой-ой-ой, куда, куда, стой!.. Ф-ф! Сбежал. Вырвался и сбежал. Ну ничего, я тебя снова поймаю…

…Туда. Сюда.
Туда. Сюда…

Оп!..

* * *

Середина августа. Грозы и ливни отшумели в июне, жара отпалила в июле. Славная тихая погода с мягким солнцем, ласковым ветром и редкими, все еще теплыми дождями, проводящими время от времени влажную уборку. Послеполуденное время лета.
И послеполуденное время суток. Уже не день, но еще не вечер. Время, когда все замирает, делая перерыв в дневных делах и заботах. Почти нет машин и пешеходов. Голуби и воробьи разлетелись по своим насестам под крышами домов. Тишина.
Секунды растягиваются в минуты, минуты – в часы. Только облака все так же бегут по небу, не обращая внимания на происходящее внизу.
Возникает чувство какой-то грусти, тоски, словно забыл сделать что-то очень важное, что еще не поздно сделать. Надо только успеть, пока время не сорвалось в галоп, увлекая все за собой.


* * *

Я потихоньку грустил, вспоминая предыдущие лета, проведенные мною в пионерских лагерях, бесцельное бегание, казавшееся тогда неимоверно важным и наполненным смыслом, мелкие проказы, веселые затеи, после которых большая часть мирного населения становилась мокрой насквозь или перемазанной зубной пастой. Детские, столь важные секреты. Дискотеки вечером, робкие приглашения на танец, влюбленности, неумелые ухаживания, выпендреж, мол, вот я какой! это мне слабо?! Разочарования… Детство…
Иногда думаешь, мол, какой же дурак я был! Ведь вот они были, совсем рядом, ласковые глаза, теплая улыбка. Проглядел, не заметил, не понял. Я тогда считал, что влюблен, и, действуя согласно общепринятому заблуждению, то есть убеждению, не обращал на других девушек внимания. Та же, в кого я был влюблен, не обращала внимания на меня… Детство…

* * *

Мы с Котом гуляли. Это был замечательный кот. В общем-то еще котенок. Серый, полосатый, игривый до безобразия. Мы понимали друг друга. Без слов, естественно. Правда, наверное, больше он понимал меня, чем я его. Он вообще был сообразительным.
Познакомились мы, когда он спрыгнул мне на плечо откуда-то с дерева. Я вздрогнул, резко повернув голову в его сторону. Он деловито и невозмутимо обнюхал мой нос и потерся о него своим. Может мне показалось, но на его морде промелькнула улыбка, хитрая такая, довольная собой и чуть-чуть насмешливая. Правда, еще Алиса задумывалась над вопросом, могут ли коты улыбаться.
-- Ну что ж, здравствуй, -- сказал я, -- Ты чего?
Он снова потерся мордой, мурлыча что-то вроде:
-- М-мрдавайр-р-р др-р-ружирть?
Я улыбнулся и погладил его.
-- Ну ладно, давай.
С тех пор мы были вместе. Кот (я всегда называл его просто Котом) очень не любил оставаться один. Время от времени он, правда сбегал, но, я думаю, он был там отнюдь не один.

* * *

Так вот, мы с котом гуляли. Я потихонечку грустил, а он привычно сидя у меня на плече, играл завязками футболки. Завязки попадались в его лапы и, естественно, ускользали, не успев попасть в зубы. Ведь он не глупый, есть веревку.
Я решил пройтись по бордюру. Кот, держись. И-и р-раз… Шаг, шаг… Носок вперед… Шаг, поворот… Аист, ласточка… Шаг, шаг. Присесть. Шаг, прыжок. Да, гимнастика потеряла великого спортсмена.
Тут Коту видимо надоело играться с завязками, и он лапой стал тормошить мою щеку. Я с улыбкой повернулся к нему.
-- Что, будем играть?
Но Кот был абсолютно серьезен. Он лапой отвернул мое лицо в другую сторону…

* * *

Она стояла у девятиэтажки через дорогу. Пестрая ситцевая блузка, белые джинсы. Светлые вьющиеся волосы до плеч. Лицо, грустная улыбка... Глаза. Кусочек льда. Холодный рубец на душе. Серый моросящий дождь и ветер, пронизывающий насквозь.
Вздрогнула, будто очнулась. Огляделась по сторонам, повернулась, пошла. Остановилась на углу, оглянулась… Глаза.. Тоска, боль, безнадежность… И не отвести.
“Ну нельзя же так! Ей же больно. И холодно. Надо отогреть, иначе – умрет…”
Я пошел к ней. Она уже завернула за угол. Скорее, только б не потерять! За углом ее не было. Я кинулся в ближайший подъезд.
Она сидела на лестничной площадке, прислонившись спиной к стене, обхватив колени руками. Глядя в пустоту.
Я подошел к ней и присел рядом на корточки. “Что с тобой? Не грусти, я тебя люблю”,-- подумал я, мысленно обнимая ее и накидывая на плечи теплую шаль нежности. Кот спрыгнул с моего плеча ей на колени и стал ласкаться, тереться мордой о ее руки. Она посмотрела на него, улыбнулась с трудом, погладила. Кот поднялся на задние лапы, поставив передние ей на грудь, лизнул подбородок. Она рассмеялась, обняла его, прижавшись щекой. Мы просидели так довольно долго. Потом она открыла глаза, блестящие от растаявшего рубца, уже без боли и тоски. Снова улыбнулась, подняла взгляд на меня.
“Честно-честно?”
“Да. … Пойдем”,-- улыбнулся я и протянул ей руку.
Мы встали и пошли гулять. На душе было тепло, легко и радостно. Кот обосновался на ее плече и мурлыкал что-то ей на ушко, от чего она смеялась. И я, хоть и не знал, что там мурлычет ей Кот, догадывался и тоже смеялся. Порою Кот рассказывал просто уморительные истории.
Киоск с мороженым.
-- Хочешь?
Она кивнула.
Я купил мороженого. Она откусила кусочек и спросила, улыбаясь, как Кот в свое время.
-- А поцеловать?
Действительно, подумал я.
У нее были вкусные губы. Очень.
-- Вот и первый поцелуй, -- сказала она.
-- Хочется верить, что не последний, -- ответил я.
-- Да, -- кивнула она.
Мы шли по аллеям, просвечиваемым теплым ласковым солнцем, улыбаясь всем встречным, заражая их своей радостью и любовью, и они улыбались нам в ответ.
Мне захотелось узнать цвет ее глаз. Я посмотрел на нее. Она светилась. (Или это солнце?..) Взяв ее за подбородок, я развернул ее лицо к свету. Глаза. Серые, с черными крапинками. Радость и свет. Переполненный нежностью, я еще раз поцеловал ее. И еще.
Мы вышли на набережную. Сели, обнявшись, на скамейку. Мы смотрели на реку, на солнце, сливаясь с ними, растворяясь в легком ветерке, потихоньку становясь частью всего мира. Кот свернулся в клубок на коленях.
Ничего нет. Кроме нас троих, солнца, реки и ветра. Только мы…