Заметки

        В зале для свиданий было уютно и тепло. Три небольших окна пропускали дневной свет и открывали взору вид на соседнее здание санатория.
Белые занавески заметно требовали освежения, однако, ещё сохранили свой первозданный цвет. Широкий подоконник собрал на себе самые  разнообразные  горшочки с растениями. Самой забавной, пожалуй, была раскидистая колючка, которая будто бы стремилась уцепиться своими корявыми лапами за ткань занавесей.
Свет падал из окна и освещал старый паркет, истертый за много лет неисчисляемым количеством людей, побывавших тут. По периметру зала были расставлены кресла и небольшие диванчики. Старые подушки потеряли свой когда-то уютный  вид и теперь уныло служили временным пристанищем для людей. Кое-где деревянные подлокотники открепились и были привязаны для прочности бельевыми веревками.
В помещении слышался равномерный гул работающих ламп дневного освещения.  Из всего зала ярким пятном  выделялись освещенные колонны. Они, словно мировые титаны, на своих плечах держали бетонный потолок второго этажа. Некоторые стены терпели на себе всяческие плакаты, информационные стенды, никому ненужные и собирающие на себе многолетнюю пыль.
Белая урна у самого прохода светлым пятном выделялась на фоне желтоватой краски стен. Эмалевое покрытие светлыми бликами закрадывалось в глаза и скрашивало обстановку. У самого коридора, справа, открытые стеклянные двери пропускали посетителей в гардероб. Сероватые стёкла в тон обычному разорению, оделись в деревянные одежды серо-белого цвета, кое-где облупленные и измазанные черными полосами.
Постоянно, то в одну сторону, то в другую, ходили люди в белых халатах. Женщины цокали каблучками туфель, заглушая скрип отошедших половиц. Мужчины твёрдой и сильной походкой забивали те самые половицы, усиливая этим скрип всего паркета.
Легкий ветерок от пробегающих мимо людей в белых халатах сквозил по щекам и ресницам отдыхающих и ждущих чего-то посетителей зала свиданий.
Преобладающий белый цвет всего зала был густо разбавлен зелено-пятнистым цветом людей в форме.
Светлые, молодые лица ребят нелепыми пятнами выделялись на фоне желто-кремовых стен. Их глаза, словно голубые экраны телевизоров, уставились в мир, но парадоксально, - ничего не выражали, а лишь светились внутренним светом испорченных 100 Вт ламп. Кто-то между собой тихо переговаривался, глуша голоса и смиряя тон. Слова и тембр голосов ритмично сливались с гулом светящихся ламп.
Некоторые из ожидающих дремали, прикрыв глаза и облокотившись на руку. Кто-то нервно стучал костяшками по дереву подлокотника. Чьи-то глаза оглядывали рядом сидящих, исчезающих мимо, вновь появляющихся и прибывающих
Иногда голоса повышались, заглушая проносившиеся мимо шаги. Они звучали разноцветно, выражая разные чувства, возмущения, радости, сожаления и просто ничего не выражая, звучали громко.
Когда изредка наступала тишина, и смолкали звуки шагов, пропадали голоса и черствели разговоры, издалека коридора долетали обрывки чьих-то фраз, деловитые указания людей в белых халатах и неуверенные согласные мычания подчиняющихся.

Старушка-гардеробщица, оставшись без работы, побежала с пустыми бутылками из-под кока-колы и спрайта к умывальнику. Слегка шаркающая походка по стёртому полу, глаза, прищуренные и устремленные под ноги, морщинистое лицо, высушенное безжалостным временем. От неё всей веяло беспомощностью. Казалось бы, к концу её рабочего дня пальцы на руках не должны были бы ничего чувствовать, но это был обман. На протяжении многих лет, эта работа натренировала её руки,  отнимала и давала силу стареющим пальцам. Тяжелые одежды военных стали привычными и почти родными.
Вода в бутылках чуть волновалась и покачивалась при каждом шаге старушки.

…Время ожидания закончилось. Откладываю блокнот.