Транзит

«Сердце весит около 300-400 грамм, а по своим размерам оно приблизительно равно кулаку. Головной мозг весит около 1,4 кг и имеет форму сплющенного яйца»

***

Я иду по ветреным улицам. Рядом она. Она высокая и красивая. У нее длинные рыжие волосы, у нее большие глаза, у нее ревнивый муж, стакан кефира на обед и табу на плохие мысли после обеда.  Она прямая, словно шест для стриптиза, она в строгом костюме. На нее смотрят мужчины.

Мы идем молча. С ней рядом я. Я невысокая, мне шесть, мне десять, мне восемнадцать, мне тридцать, но я старше ее всего на год. Я щурюсь от солнца, я вызываю улыбку у встречных  -  короткие взъерошенные воробьиные волосы и  широкие клеши, и искривление каких-то позвонков, и одни только мысли вместо обеда и  ужина. И никаких табу. Serenity.Мы с ней идеальная пара.

Сегодня днем мы создавали пространство любви. Вокруг летали нетрезвые ангелы, под ногами басом хохотали оцинкованные осетры, противно блеяла фарфоровая форель.  Из наших глаз падали многокаратные слезы.  Я собирала их и  резала алмазом свежие еще наши сердца. Они были тверды и не поддавались драгоценным каплям – то резиново пружинили, то чугунно скрежетали, то ватно продавливались. Тогда мы положили их в сумочки. Я – в свою. Она – в свою. Чтобы унести домой.  Мы были спокойны, мы были счастливы, мы любили друг друга, любили наших матерей и наших вечно пьяных мужей.

А потом, когда ее спокойные глаза закрылись, когда ее плоское, как у камбалы, тело уплыло по Волге в Каспийское море, когда  тишина ее голоса стала оглушительной, я  близоруко щурилась в мерцающий  квадрат. Квадрат Маневича. Черного Обманевича. Я тыкалась носом, я искала губами, я прикладывала ухо к гудящей роем пчел его поверхности, я даже пыталась нюхать свалочно-смрадное сочетание пластмассы, резины, синтепона и стекла.

Я плакала, я шептала молитвы, я пела мантры, я раскидывала карты. Всё было напрасно. Маневич гнусно смеялся, превращался в старую косоглазую еврейку Ингу Исаковну, жадно вонзавшую желто-металлические зубы в мое, истекающее  чернилами сердце. А потом Инга Исаковна доставала из сумки картошку и, демонически смеясь, истерично метала ее в открытое окошко скорого поезда. Снова и снова, словно в припадке! Сидящий рядом старик с накрашенными ногтями играл на гармони, синюшно  орал таджикский младенец.

Когда я совсем отчаялась, открылись окна. И я увидела черную тетиву слов. Она больно звенела в ушах, она резала кончики онемевших пальцев, она сорвала предохранитель -  отчаяние упало в желудок. Желудок свело спазмами.
Angoisse.

В сумочке что-то громко тикало. Когда я метнулась к ней, было уже поздно – фитиль истлел, запахло горячей кровью.
«Супер-удалитель волос «Рви&Иди» бесследно удаляет волосы с лица и интимных мест!»,  - было последнее, что успела сказать жизнерадостная бородатая женщина в телевизоре. Дальше взрыв.

Когда я очнулась было тихо. В груди – легко, изумительно пусто. Вся комната усеяна разноцветным бутылочным стеклом, черным перцем и металлической стружкой. На обоях –  пятна и брызги чернил.
«Так даже лучше», - подумалось мне.
«Живенько, авангардно, космический дизайн».

Вечером ты щекотал мне ноздри мягкой шерстью своего хвоста. В момент же, когда я готова была чихнуть и поймать тебя за ноги, ты, нежно улыбнувшись, превращался в синюю табуретку, на которой я ёрзала, пытаясь присовокупить себя к вечности.

Ты просеивал меня через сито, ты прессовал меня чеснокодавилкой и тыкал в грудь ножом для колки льда. Ты кидал в меня мелкими предметами и долго прислушивался в надежде определить глубину падения.

А мне было легко. Глубина моего падения составляла минус 370 гр.Serenity.