Барсук и мышь

…Хищные морды устремлены вперед. Туда, только туда, к заветной цели! Там сольются наши не знающие покоя души и полетят к звездам, этим далеким и загадочным точкам ночного купола. Жесткие пшеничные колосья беспощадно бьют по двум напряженным шерстистым телам. Бег… бег в вечность, в неизвестную жизнь. Гибкие когда-то хвосты стремительно застыли острыми стрелами, превратились в ветер, в безудержный порыв. Туда, только туда! К границам реальности, рассекая плоть этого мира, мы скачем все быстрее и быстрее. Глаза – отблески пылающей ненависти – видят все. Мы птицы смерти… мы больше, мы – боги.  Мы повелители новых форм бытия, нас не задержит трава-осока, мы прорвемся через колючий подлесок, вырастем до небес, затмим светила, Млечный путь…
   Писатель Николаев отложил перо и устало встряхнул руками. Пробежал глазами написанное. Причмокнул. Рядом, на табуретке, в просторной деревянной клети сидели, поблескивая черными глазенками, барсук и мышь.
   «Ах, мои милые! - подумал с нежностью Николаев. – Вы – моя муза. Вы – мой успех!»
   Он опустился на четвереньки, пустил изо рта обильную слюну и начал гнусаво сюсюкаться с питомцами, просовывая пухлые пальцы сквозь решетку. Потом вскочил, бросился к столу. Заскрипело перо.
   «…Барсучья мощь сольется с мышиной хитростью. Мы будем вне рамок сознания, мы станем одним…»
   В клетке мышь с недоумением повернулась к барсуку. Над ними, потревоженная Николаевым, раскачивалась и билась о решетку табличка: «Гога и Магога»…