Версальская История

из цикла рассказов «Наша Родина - один Большой Общаг»)
Проба пера, интерпретация рассказа Рост. Чентемирова «Открытка»(из цикла "Архипелаг-общаг") - www.proza.ru



Я так и знал!

Я знал, что в один день когда-нибудь это случится, но ничего не мог поделать -

спички кончились, сигареты - тоже.
Пошел я по общаге стрельнуть немного курева, возвращаюсь в свою комнату этак около полуночи слегка взопревший и в расстроенных чувствах,  глядь – нет жены! Вот она, тут лежала в кровати, еще с час назад! И постель еще теплая, чуть примятая... И вещей с собой теплых никаких не взяла. Прямо в чем была – ушла.

Ушла. Почти–что в чем мать родила!
Значит, совсем ушла... Вот так, значит!

Наверное, сначала мне тихо рога ставила.. А теперь видать ей невтерпежь стало, приспичило, надоело видать хвост поднимать где-попало, решила  меня на полную катушку лосем-рогоносцем оставить... (Дыханье у меня перехватило) Не зря наш соседский бич в последние месяцы при встречах со мной в коридоре и на лестнице как-то странно и криво ухмылялся. Не нравится мне его физиономия, а улыбочка – тем более. Только теперь дошел до меня смысл его немых посланий.
Да и легкий запах чужого перегара, что в последнее время я все чаще стал от нее улавливать... Все сходится, все одно-к-одному – сошлась с кем-то, стерва. - Кровь у меня в жилах стала тихо закипать...

Интересно, с кем-же... – думаю я, а сам уже начинаю машинально шарить в шкафу. Там у меня с давних пор двустволка стоит. Шарю - и не нахожу давно знакомый прохладный металл. Ах да, вспомнил, я ж ее в прошлом году отдал куму за ящик водки. Еще новоселье тогда было, а гостей угощать нечем было - вот и расстался с казалось бы малонужной вещью. А теперь она – ох, как нужна!

От обиды и злости аж под ложечкой засосало. Тут у меня в углу всегда на всякий случай топор стоит. Машинально протягиваю руку, шарю в пустоте... – нет топора.
Это ж надо! Вот это да! Видать и это предусмотрела. Знает на что пошла, гадюка, вот видать и решила себя со всех сторон обезопасить.
Но ничего, держись у меня – я знаю где тебя искать. Одним рывком накидываю на себя бушлат, почти на автопилоте выскакиваю в коридор – тут у нас всех обувь стоит. Делаю прыжок, целясь ногами на лету в отверстия голенищ -  и.... пролетаю мимо!
Нет сапог! Приземляюсь. - Как же так!? Не верю своим глазам. Вот тут они всегда стояли, уже много зим и лет, и воздуха, можно сказать, давно не кондиционировали... Нету - и точка! Соседские сапоги вон стоят и мне нахально ухмыляются, а мои - как корова языком.
- Увели сапоги-и!!! – чуть не взвыл я от бессилия.
Стоп! Неужели она? Точно, она - давеча грозилась сапоги на помойку выкинуть. Точно – она! - У-у, змея-я!!! Убью!
.  .  .  .  .  .
Я шатаясь иду по коридору как в тумане, в одних носках – навстречу неизвестной судьбе. Мрак и тьма вокруг меня не расходятся - какая-то сволочь регулярно выкручивает в нашем общаговском коридоре все лампочки.
Заглядываю на общую кухню – там, естественно, пусто, в ванной комнате – тоже никого. По пути прихватываю оставленный кем-то кухонный нож. На всякий случай. Проходя мимо комнаты соседки-Тамарки, как-бы невзначай бросаю взгляд в сторону ее двери и не напрасно. За плохо прикрытой дверью в полумраке ночи ясно белеет она телом, полуприсев у шкафа в необычной позе. «В одних трусах и неясно – чем занимается, но фигурка очень даже ничего» - автоматически отметил я про себя и шлепаю дальше. «Пора, пора, давно уже пора мне было разобраться с ней... –  и вкусно ли готовит эта мать-одиночка» – пронеслась у меня в голове неотвязчивая мысль.

В дальнем конце коридора мелькнула неясная полузнакомая тень, хлопнула дверь и раздалось противно-знакомое журчание струи мимо унитаза. А-а, видать тот самый бич. Развелось их тут у нас, бичей - как тараканов. Неужто и Тамарка-одиночница с бичами дружбу водит? С кем же ей еще жить - ни одного мужика нормального в округе не осталось. Одна только пьянь, инвалиды, семейные да начальники. А начальник на одиночницу не полезет, ему секретарш хватает, да и к чему ему лишние хлопоты – вдруг она с наглости начнет квартиру отдельную требовать для себя с ребенком.

Подбираюсь к туалету, зажимаю нос, заглядываю в слабой надежде застать там жену (с кем-нибудь).
В туалете, стоя по щиколотку в воде, одиноко мочится мой старый знакомый бич.
- Чо надо, папаша! – небрежно шамкнает в мою сторону тот самый, вечно ухмыляющийся мне кривым беззубым ртом бич – чо, припекло што-ли? - сам же продолжает свое мокрое дело, журча мимо унитаза. Он называет меня «папашей», а сам выглядит лет этак на 15 старше меня. Хотя внешность у бичей почти всегда обманчива, в действительности он может оказаться лет на 5 меня моложе.
- Ты бы, сынок - говорю я ему, плохо сдерживая гнев, - не мог бы справлять свою нужду где-нибудь на дворе, или тебе места за углом не хватит? Видишь - ты  же нас тут всех затопишь.
- Места-то везде хватит – все так же философски-невозмутимо продолжает журчать он – только у нас на дворе не Австралия - февраль-месяц, можно запросто конец отморозить.

Не считая нужным вступать с ним в спор, поворачиваю назад и бреду бесконечным коридором обратно.
Ох, уж эти мне бичи-клопы-тараканы – прямо как рыжий волосок в бороде. Срежешь его – новый вырастет, выдернешь его, морщась от боли, – на его месте три новых выскочат.

Из комнаты рядом слышится веселый шум. Хозяйка открывает дверь, вынося грязную посуду. За столом в одних галифе сидят с сытыми красными рожами и уже хорошо поддавшие – хозяин, милицейский ефрейтор и его гость-сержант и радостно-шумно режутся не-то в козла, не то в дурака..
- Этим сытым сволочам даже ночью неймется - и жратва есть и бабы... А они, вместо того чтобы делом заняться –  козлиным спортом развлекаются.

Снова прохожу мимо комнаты Тамарки-одиночки. Дверь ее все еще не закрыта и я снова вижу в полумраке ее обнаженную спину и крутую линию бедра... М-да, мне бы заранее надо было застолбить этот плацдарм, а не то сейчас спешить-рисковать.... Останавливаюсь в нерешительности и ненадолго задумываюсь. (В неясной ситуации следует руководствоваться первым общаговским принципом – вспоминаю я наставление старых общаговских волков: «Дверь открыта – значит входить не запрещено»)

А, было-небыла, не впервой уже, семь бед – один ответ!

Делаю шаг в сторону ее двери и только сейчас замечаю, что у меня в руке кухонный нож. Он мне мешает. Осторожно кладу этот чертов нож под ее порог. Бесшумно вхожу в полумрак ее комнаты, быстро и решительно подкрадываюсь к ней сзади и не давая ей спохватиться-опомниться и дать мне отпор - одной рукой охватываю ее спереди за грудь и плечи, другой рукой - одним движением смахнул с нее остатки ее одежды и в следующее же мгновение смачно овладеваю ею сзади.
Она не оказывает мне ни малейшего сопротивления и я в ошалелом темпе скоро кончаю. Окрыленный таким неожиданным и быстрым успехом, я разворачиваю к себе передом ее размякшее тело, чтобы дальше продолжить удовольствие уже спокойно, не спеша, по-хорошему, по-семейному – и...!!!
На меня смотрят вытаращенные и остекленелые глаза, посиневшее лицо и вывалившийся уже язык.
- А-а-а-а !!!- ору я в холодном диком ужасе и крик застревает у меня в горле.

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .

- Чего орешь-то? – спросонья спрашивает меня сонным голосом жена.
- Т-тамарка повесилась! – бормочу я ошалело.
Я просыпаюсь - весь в холодном липком поту и сажусь на кровати.
- Тамарка уже три года как повесилась, чего сейчас орать-то - людей будить!
-...Который час? – спрашиаваю я жену, чтоб отвлечь от неприятного мне продолжения, - не опоздать бы на работу. – Машинально хватаю с табуретки штаны и начинаю их натягивать.
- Уймись ты, сегодня же воскресенье! – укоризненно отвечает жена.
- Как воскресенье?! А какое сегодня число?... - все происшедшее за последние сутки проворачивается в моей голове в обратную сторону. – Стоп! А где это ты была вчера вечером, да еще и в моих сапогах, а?
- Где, - к Дашке ходила в сеседний подъезд - в туалет. А то ты не знаешь, что у нас канализация уже поди год как не работает! Мужики, безрукие вы все какие-то – завершает она уже раздраженно-укоризненно.
- Тьфу-ты! – совсем ослабевший падаю я на подушки, еще не веря в свое счастье.
За окном начинает сереть рассвет. На балконе жилой секции напротив, на крыше которой еще видны полуобвалившиеся буквы «СЛАВА - КП..», появляется одинокая женская фигура в домашнем халате и сапогах. Женщина переваливает через перила ведро и выливает из него что-то мутное на сугроб внизу. Сугроб начинает медленно буреть.
- Совсем как при дворе Людовика XIV-го* - умиленно думаю я про себя и сладко засыпаю...
_________________________________
*) Во времена Людовика XIV-го в Версале, как впрочем и в других столицах мира, не   были известны канализация и ватер-клозет.