Банщик Гриша

Банщик Гриша

1 часть

Банщик Гриша был унылый человек лет сорока пяти. В своём возрасте он уже успел обзавестись брыльями и кустистыми бровями. Даром, что на голове была копна чёрных волос – Гриша был конченный человек и не ценил подарков природы. Он так же плохо видел – носил две пары очков, одни бифокальные, другие на шнурке. Одевался Гриша однообразно – у него было 20 моряцких фуфаек, которые он украл ещё во время службы на флоте, и с тех пор никак не мог сносить. Поэтому надобность в покупке новой одежды не возникала в течении 22 лет. В гроб Гришу положили тоже в такой фуфайке, но до этого нам ещё далеко...
Жил банщик в импровизированной комунальной квартире. Раньше там жила его семья. Потом отец их бросил и уехал на север. Ещё через десяток лет умерла престарелая мать, не выдержав скучной жизни с единственным сыном. Потом сообразительный наследник решил, что гостинная ему почти не нужна, и сдал её студентам. Которые вот уже восемь лет нигде не учились, не работали и не платили за жилплощадь. Зато пили как водоворот, водили шлюх и выгоняли Гришу в полосатой фуфайке на мороз, когда им нужна была дополнительная комната.
Гриша служил в бане. Я не знаю точно, что входило в его обязанности. Но судя по многолетнему стажу, он с ними успешно справлялся. Сегодня Гриша работал в вечерний сеанс. После того, как он подмёл липкие листики и из шланга облил лежанки, он натянул горбатое пальто и вышел на улицу. Время года стояло суровое – ноябрь. Мёрзнуть ещё как-то не полагалось, а надевать нелепый «полупердень», зимнюю Гришину униформу, ему очень не хотелось.
На трамвайной остановке куксились на раннем морозе несколько пассажиров. Гриша переменил очки на ближний бой и принялся вглядываться в потемневшие от ночи и плохого освещения лица. Не обнаружив для себя ничего интересного, Григорий притих и задумался. Рельсы тихонечко ныли от холода, а пассажиры перетаптывались и переминались с ноги на ногу. Это были те, у кого не было денег на маршрутку. Трамвай колошматился где-то в виртуальном пространстве ночных линий, и рано или поздно должен был прийти. Так было каждый вторник и каждую пятницу в течении 22 лет, так будет и до конца дней, думал унылый банщик своей мёртвой головой. Но трамвай не приходил, а холод сковал ноги в каменные культи, и несостоявшиеся пассажиры начали потихоньку расползаться по веткам заскорузлых улиц. Гриша зашёл за киоск и там прыгал, как воробей, что бы отпустило ноги. У него никогда не было приличной зимней обуви. Один хрен знает, почему он вовремя не купил себе колючие валенки с галошами, как все недоделанные банщики или вялые пенсионеры с колхозной пенсией. Потом, когда остановка окончательно опустела и стало ясно, что трамвай более не покажется в этих краях, вмёрзнув где-то на станции в сталь рельсов, Гриша кособоко двинулся вдоль домов. Унылые чужие окна жалким светом ночных ламп освещали его стылый и безнадёжный путь.
Минут через десять Григорий вознамерился взять такси. Ноги передвигались, но из каменных они превратились в пластилиновые и подгибались от холода. Гриша чуть не расплакавшись выскочил на проезжую часть ловить такси. Онемевшие руки в кармане хрустели фольгой замёрзших рублей. Ранние холода сыграли злую шутку с глупым банщиком.
...И вдруг затормозила машина. Серая «восьмёрка», частник.
- Мне на Нечуй-Левицкого, подвезёте?
- Конечно, усаживайтесь. – сказал водитель, что показалось Грише несколько подозрительным, так как никто никогда не знал, где находится эта улица, и постоянно отказывал подвозить. Впрочем, это случилось всего два раза в жизни, не будем вдаваться в подробности. Это личная жизнь Григория, пусть позорная и неудачная, но своя. 
И Гриша уселся... И вы бы уселись, если бы вас так приморило колючим ежовым морозом поздней осени. Банщик посмотрел на водителя и подозрения его подтвердились. Крепкая челюсть торчала из копны волос светлым батоном, глаза горели весёленьким огоньком. Сидел он скрючившись и нелепо переключал рычажки, и Гриша понял, что машина не его, а ворованная.
- А вы точно знаете, куда ехать? – спросил банщик погасшим голосом.
- Ну да, конечно! – радостно заверил его водитель и хлопнул по ляжке.
«Он сумасшедший» - подумал Гриша и тепло печки волнами обдало его лицо. Водила поёжился в бараньем полушубке, раскрыл окно и выставил туда свою морду. Потом завинтил стекло и дал газу. «О Господи, чем это кончится...» подумал Гриша и попросил:
- Можно ехать потише?
- А я тебя люблю! – вдруг заорал водитель и не снижая скорости потянулся губами к Григорию.
- Мама! – закричал Григорий и распахнул на ходу дверцу.
Машину занесло и она врезалась в столб. Банщик выкатился из неё как заяц, спотыкаясь, пробежал метров десять и растянулся на мёрзлой траве клумбы. Он попытался было подняться, но сверху его придавило что-то тяжёлое и мягкое и руки подкосились...
- Попался, стервец! – задыхаясь, бормотал банщику в ухо навалившийся на него водитель.
- Не надо! Нет! – дёргался под маньяком банщик, тщётно пытаясь вывернуться на волю.
Но негодяй широко растопырил тяжеленные ножищи, а руками крепко держал банщика за рукава. Оба лежали и извивались на земле возле разбитой машины, из которой валил пар.
- Пусти! – выл, размазывая слёзы, банщик, не соображая, что надо громко кричать.
- Не пущу! – давил его маньяк и слегка приподнялся, что бы правой рукой снять банщику штаны.
Григорий, вспомнив видимо старый школьный опыт, когда ему устраивали «кучу малу», извернулся и из последних сил рванулся вперёд. Но пробежав пару шагов снова упал, стреноженный спущенными штанами. Григорий не стал ждать, пока насильник снова накроет его своим тяжёлым горячим телом. Он ловко сбросил штаны и побежал по Соломенской улице с голыми ногами. От страха у него высох язык. За спиной, буквально в двух шагах, тяжело дышал маньяк, приговаривая:
- А я тебя сейчас поймаю и покажу письку!
Григорий мчался. Ледяной ветер колебал голые остекленевшие яйца, под черепом стучало давление. «Мама, мама!» - клацал он чуть слышно зубами. И как назло ни души! Мимо проезжали машины, но никто не обращал внимания, что происходит, как будто каждый вечер в свете фанарей бегают друг за другом мужики с голыми ногами. В окнах девятиэтажных домов уютно горел свет, и отцы семейств кутались в тёплый плед перед цветными телевизорами. Один Григорий исступлённо удирал от маньяка, осознавая, что этот здоровяк догонит его и в каком-нибудь тёмном парадном сделает своё грязное дело...
Тяжёлое дыхание не отдалялось. Зато снова послышался его голос:
- А я учитель физкультуры Алексей Николаевич Бажан, и ты от меня не убежишь!
«Господи, почему Я!» - вопил про себя Григорий и затылок его сводило от ужаса и холода. Он почувствовал, что сбавляет темп. С голыми ногами далеко не убежишь....
И вдруг впереди забрезжил милицейский участок. Гриша, уже чувствуя вкус крови в гортани, наподдал из запредельных запасников человеческого организма. Вот, щербатые ступени, дверная ручка... Снова падение, боль, он вползает, вкатывается, всыпается в участок. Жаром обдало голую задницу...
Вскочил из-за барьера дежурный с криком «Что это такое!» Наступило мгновение тишины. Она ходила волнами, писком и шумом стадиона в гришиной голове... Он лежал на полу и не мог пошевелить ничем. Дежурный между тем поднял тревогу. Вбежали три дюжих мента и живо заломили и скрутили банщику все конечности. Носоглотку обжёг запах лука. С сапожным грохотом втолкали полумёртвого человека в «обезьянник» и швырнули на нары.
- Шо это за фрукт? – спросил своих подопечных вошедчий немедленно сержант.
- Да бухарь какой наверно! Нападение на участок совершил.
- Ну давай, в вытрезвиловку его. – лениво бормотнул сержант и удалился смотреть хоккей.
Гриша пробормотал «помогите» и закашлялся кровью.
- Шо за чёрт! Кажись не пьяный... Что с ним?
И менты заворочали синее тельце с боку на бок...


Очнулся Григорий в больнице. Воняло хлоркой и какими-то предсмертными лекарствами. «О-ой...» прогудел он и открыл глаза. Над ним нависали товарищи: два друга-алкоголика Кнопа и Хрень.
- Ну чего там, оклемался, Кляч? (Кляч – гришина фамилия) – спросили они его нетерпеливо...

...Через три часа Гриша был дома. Внизу живота сохранилась твёрдая и вязкая ледышка – теперь Григорий был официально признан импотентом. Ещё он простудил мочевой пузырь, и вечная морозная жаба постоянно изводила его походами в туалет. Из квартиры он не выходил несколько дней. Два раза к нему приходили приятели, но потом им стало скучно сидеть в полумёртвой квартире и слушать страстные вздохи за стеной – там баловались «студенты». Иногда Гриша выбегал из своей комнаты и надолго исчезал в туалете. А когда он первый раз вышел в магазин за картошкой, то в почтовом ящике обнаружил просроченную повестку в милицию. И сразу туда пошёл.
Знакомое крыльцо обожгло память...
- Здравствуйте.
- Добрый день.
- Я Кляч. Вот повестка.
- Пройдите в четвёртую комнату.
Вот банщик уже сидит у следователя в кабинете. Под потолком смутный портрет непонятно кого – соответственно времени. Потом оказалось – Мухомора из сериала «Менты». На столе – компьютер, пожелтевший под слоновую кость со слепым мониторчиком, и следователь с таким же сереньким засвеченным лицом.
- Ну, рассказывайте.
- Ну вобщем... Так это было. Я с работы шёл, с вечерней смены. Взял машину, потому что замёрз, а трамвая не было. А там этот... Бажан... Алексей Николаевич звать его... Вы его того... Поймайте!
- Вот он ваш, Баклажан Алексеевич... – следователь зевнул, пожёвывая, и лениво нажал что-то под столом.
В двери ввели человека с батонным подбородком и шаловливыми глазами. Заметив дёрнувшегося от страха Гришу, он изловчился и чмокнул того в щёку. Банщик чуть не свалился со стула, стал бледный, как сырой хрящ, и ему тут же влили в рот жидкости из графина.
- Слышь, Толя, подставных не надо – тут чистый вариант.
Затем следователь обратился к лиловатому Григорию:
- Вот ведь какая сволочь, Баклажан ваш. Никак не могли его поймать! А он и не таился. Делал что хотел. В школе, где преподавал физкультуру, хватал и щупал учеников и учениц, в шутку вроде бы. Особенно любил «помогать» им на снарядах заниматься, сволочь! Потом устраивал какие-то сомнительные турпоходы. Оттуда ребята возвращались почему-то притихшие и повзрослевшие. Да, скотина? Расскажи, что ты с ними делал!
Бажан проснулся как будто и быстро заговорил тем запыхавшимся, болбочущим голоском, от которого Гриша сжал ягодицы и вдавил задницу поглубже в стул:
- Ну как, известно что. Залезал ночью в палатку и ложился пгямо с гебятами. В тесноте да не в обиде... Потом учил пгивыкать ко мне... Хогошо было. Я б и тебя, следователь, попгижал бы...гы-гы!
- Заткнись, сучий сын! Я поприжму сейчас. Смотри, ты ещё в общей не сидел, там тебе жопу до ушей разорвут, скотина... Теперь слушайте – он ездил в общественном транспорте и лапал там всех подряд, не скрываясь! По ночам крал машины, подбирал попутчиков, грабил их, издевался по своему и тогда отпускал. Потом, на эти деньги ходил в дискотеки, рестораны, публичные дома – что он там вытворял, одному Сатане известно. Ездил на поездах, вагоны выбирал купейные, там старался... И ни одного заявления! Потом он ходил в баню, пидор, что он там вытворял! В вечерние сеансы, ждал, когда последний посетитель останется, подпирал шваброй дверь и всё! Потом выпускал. Но самое страшное, Григорий Иванович, что гада этого придётся завтра на волю выпустить. Или вы дадите показания, и мы его максимум на год упрячем за домогательство и нарушение общественного порядка... Только когда он снова выйдет, я вам не завидую...
- ... А машина? – скрежетнуло что-то здравое в мозгах Григория.
- А машина у него в этот раз на доверенности. Но это чисто случайно. Не повезло нам, уважаемый!
- Ну неужели... Ну совсем ничего сделать нельзя?! – взмолился банщик, косясь на голый, как колено, громадный подбородок. В окне тихо жила мирная гражданская осень.
- Значит слушайте сюда, - следователь нагнулся вперёд и тихо, что бы Бажан не слышал, молвил: - на нашем участке... можете его хоть зарезать... Но только на нашем участке, ясно? Вот уж извините, чем можем – поможем. Изыскивайте свои средства. – И с этим удовлетворённо откинулся назад, посылая Грише тянучий и многозначительный взгляд.

... Вышел Гриша из отделения, сам себя не помня. Вечером позвонил Кнопе, и они вместе напились на кухне, «студентов» Кнопарь прогнал ножичком. У Григория от выпивки приключился мочеиспускательный криз. До утра он проспал на унитазе, прислонившись к задней стенке. В 6 утра Григорий  сделал амплитуду и кувыркнулся головой об пол. На стук прибежал привычный ко всему Кнопа и вибрирующими руками уволок Григория в комнату. Благо, выработка мочи к утру прекратилась, обезводив организм до удельного веса трёхтысячелетней мумии. В полдень липкий от нечистот банщик пришёл в себя и был общими усилиями окунут в ванну. Там он порами рыхлого тела впитал в себя почти всю воду.
- Ну давай, Кляч, дави на шпору, Бригаденфюрер убъёт если снова опоздаем... – подгонял Гришу Кнопа, когда они брели на работу, в вечернюю смену.
- Тебе хорошо, Кнопа, - ныл Григорий, - тебе ничего. А меня Бажан подкарауливать будет!
- Да с чего ты взял! Не будет нихрена. А если чё, так мы ему курдюк располосуем, мы на это дело мастера.
- Да ты не знаешь его! Это такой гад... Никого не боится, в милиции даже хамил следователю и ничего ему за это не было.
- Ну, с мусорнёй и я гоношусь, делов пять колов!...

Переговариваясь в таком духе, добрались друзья до бани и принялись за унылую и нудную работу, созерцать гражданские задницы...


Часть 2

...А в парилке уже залихвацки парился Бажан! И веничком нахлёстывал, и бальзамом поливался. И вся его бронзовая скульптура бугристо переливалась в потном тумане, и похохатывал он, и напевал, и прикладывался, как бы невзначай, к понравившимся ему клиентам. Вольготно и весело было крепкому и здоровому молодому человеку! А в предбаннике серой веничной крысой шмыгал в белёсом халатике Гриша, периодически с тоской думая о том, как далеко от его отделения находится котельная, где наяривал угольным чёртом босяк Кнопа. А Бажан прыгал под ледяным душем, любовался задницами и хренами и потихоньку потирал своё непомерное хозяйство. Зрелище было настолько похабным и мерзким, что большинство купающихся временно удалилось в предбанник лупить кто чай, кто пиво. За исключением пары молодых людей, которые, косясь в сторону маньяка, коротко посовещались между собой и затем хором сделали ему глазки. Потом все они заперлись в инвентарной, среди почерневших веников и швабр, и возились там уже до конца сеанса. Посетители потихоньку расходились по домам, и в холодный вестибюль потянуло остывающим паром. Молодые люди вдруг выскочили из инвентарной, не глядя друг на друга похватали вещи, натягивая на ходу брюки и выбежали, странно прихрамывая, вон.
Затем медленно, выдохнув, как бык, вышел красный и блестящий от пота Бажан, отставил в сторону швабру и ополоснулся под душем. Всю эту возню слышал Гриша. Он, трясясь от страха и похмелья, убирал предбанник и ждал, когда придёт Кнопа, якобы смывать уголь. На самом деле у него была своя душевая, но они с Клячем так договорились для безопасности.
...И вот в раздевалке появился Бажан. Огромный, утомлённый. Потемневшие от воды волосы густо лежали грибной шапкой на голове. Огромный фиолетовый шланг упруго свисал и болтался в такт движению. Казалось, это был не мужчина, а само воплощение похабства и гнусности. Впрочем, так оно и было.
Гриша медленно выпрямился. Бажан утомлённо и добро улыбнулся банщику. И проследовал, приветливо помахивая хером, к своему шкафчику одеваться.
- Он? – услышал Гриша за спиной чей-то шёпот и испуганно обернулся. За ним стоял подоспевший вовремя Кнопа.
- Он самый. Смотри, гад какой!
Кнопа как-то не очень мужественно наблюдал из-за Гришиной косой спины одевающегося учителя физкультуры.
- Ух и долбак! – прошипел Кнопа и сделал вид, что его здесь нет.
Бажан в это время натягивал на влажное тело узкие трусы. Это надо было видеть. Гриша не мог отвести взгляд. Бажан пользовался замешательством и задорно посматривал на банщика, укладывая хозяйство в полоску трусов. «Я щас блевану» подумал Кнопа и посчитав, что маньяк скоро справится со своим одеянием и свалит восвояси, проскочил в подсобку и налил себе чаю из Гришиного термоса.
Бажан уже путался в плотных шерстяных брюках «стретч», которые, не сдавливая, охотно обхватывали его чресла. «Это на камеру надо снимать» - думал, выглядывая из подсобки, Кнопа. – «Вот бы порнуха получилась – всем гомосекам отрада». Затем Кнопа выложил из кармана темный, как острая рыбка, босяцкий ножичек, развернул на столе шматок сала, который не съел днём Гриша, и нарезал его тоненькими ломтиками.
- Григорий! - позвал банщика кочегар, - Хряй сюда чай пить.
Гриша, закончив уборку, облегчённо отставил метлу, но Бажан уже запахнул пальто и выставился на пути.
- Ну шо? Ггыша? Пойдём, погишаем? – произнёс он, картавя, и Григорий впервые рассмотрел вблизи его лицо.
Бажан улыбался, подбородок отскакивал не очень хорошо выбритым коленом. Зубы были ядрёные, крепкие, жёлтые, нос мощно и свободно свисал с широкой переносицы. Добрые маленькие глазки сидели глубоко в черепе и близко к носу. Красавцем Бажан не был. Зато достал из кармана пальто огромную расчёску и стал причёсывать свои пряди. Гриша шмыгнул в подсобку. Оттуда он увидел, обернувшись, что Бажан отошёл от зеркала, спрятал гребешок, поклал на голову меховую шапку и бесшумно вышел. На леснице послышался зычный «гык».
Друзья облегчённо вздохнули. Кнопа нарушил молчание первым:
- Как, говоришь, зовут его?
- Бажан. – квакнул Гриша и схавал кусок сала. К нему вдруг вернулся аппетит.
- Бажан, говоришь? Прям Баклажан. Или Банан. Все, блять, синонимы слова «х...».
- Кноп, ну может, хватит. Я и так спать не буду всю ночь. – пожаловался Гриша.
- Будешь. С тебя бутылка балды, не забыл?
- Да ты что. Пойдём снова ко мне?
- Нет, Кляч, сёдни я приглашаю. А то мне с твоими студнями чикаться в лом. Баклажана твоего хватило, хы.
- Студентами?
- Ну да, типа студентами. – отвечал Кнопа, кроша ножичком чёрный хлеб.
В отделение заглянула сторожиха в шубе:
- Хлопци, я вже зачиняю. Давайте, по домам!
- Да не торопи, Ильинична. – Гриша стал сгребать со стола остатки ужина.
- Слухай, там под баней никто не трётся, ты не заметила? – спросил женщину опытный Кнопа.
- На вулыци ни, але у вестибюли сидить якийсь мужчина, на вас чекае. Каже, шо ваш друг.
- А какой он из себя?
- Ну такий... Красивый, интересный мужчина. У шапци.
У Гриши похолодел нос и сползли очки. Сам он покрылся мелким животным потом. Волосы на заднице взмокли. Кнопа и тут нашёлся:
- Значит слухай Ильинична. Никакой он не друг, просто псих какой-то. Пойди скажи ему, что бы домой шёл. Если будет ерепениться – звони в милицию. Поняла?
У бабы сделались круглые глаза:
- Ой! Я боюся. Я краще на вас почекаю.
Через пять минут группа работников банного комбината номер №... спустилась со скользкой лесницы в полутёмный вестибюль. Никакого Бажана там, естественно, не было.
- Кажись, домой свалил. – нетерпеливо резюмировал Кнопа, находясь душою уже не в бане, а около ларька на углу. – Ну давай, Ильинична, дежурь себе спокойно. Если что – сразу звони в милицию.
Кнопа с Гришей удалилсь, хрустя ранней наледью. Сторожиха заперла за ними железные двери и поплелась к себе в коптёрку. Там, развалившись на кушетке, залегал расхристанный Бажан и приветливо улыбался...

...Гриша и Кнопа тем временем отчалили от киоска, до краёв навантаженные пивом. Кнопа жил недалеко от бани, в полухрущёвском доме, поэтому они быстро добрались пешком до его жилища. Он обитал на пятом этаже, в двухкомнатной квартире вместе с бывшей женой, здоровенной продавщицей. Ей он отдал большую комнату, куда она водила своего сожителя, когда Кнопы не было дома, потому что сожитель боялся её бывшего супруга.
Друзья обосновались на кухне, вынули пиво, суп и нарезали хлеб. По стенам сновали обнаглевшие тараканы. Форточка перекосилась и не закрывалась, поэтому Грише всё время поддувало, но он не обращал внимания.
Улеглись они около часу ночи, не очень пьяные, на оттянутых раскладушках. Среди чухлой духоты так прохрапели до утра.



Часть 3


  ...Утром у бани Гришу и Кнопу, как вялых похмельных мокриц, загрёб наряд милиции.
- Объясните мне, - надсаживался милиционер, - Что здесь вчера призошло?
- Об чём речь, начальник? – подсобрался Кнопа. – Спрашивай!
- Что вы делали вчера с десяти до одиннадцати вечера?
- Ну как, закончили работу и пошли домой.
- И всё? А сторожа Емельянову Наталью Ильиничну видели?
- Видели. Она за нами двери закрыла.
- А как она себя вела?
- Да нормально! – Кнопа пошёл в оффенсиву: - Вы скажите, гражданин начальник, что случилось? Я здесь пятнадцать лет работаю, Григорий двадцать, ни разу никаких взысканий...
- Короче, гражданка Емельянова в 23:04 звонила в милицию. Обьяснить толком ничего не могла. Через десять минут сюда заехал линейный патруль и обнаружил её в невменяемом состоянии... – милиционер закашлялся, - она голая бегала по бане.
- Где она сейчас?
- В психушке... Лопочет только: «порешаем, порешаем» и «шо бачила мужьске», больше ничего.
Кнопа с Гришей переглянулись. Вот это «порешаем» они уже слышали. Кнопа начал:
- Слушай начальник... Тут вчерась тёрся один в вестибюле. Ильинична поднялась к нам наверх, попросила его выставить. Когда мы спустились, никого уже не было...
- Ладно, усаживайтесь в машину, поедем в участок, там всё и расскажите. – не стал слушать мент и, подталкивая друзей, направился к «воронку».
- Они нас под подозрение берут, суки! – успел просипеть Кнопа, как их уже засунули в клетку.
...Освободились товарищи только под вечер. Ларёчник с угла подтвердил, что видел их примерно в начале одиннадцатого, когда сторожиха уже включила сигнализацию, а в одиннадцать из здания бани вышел высокий крупный мужчина. Что за хер, в темноте не видно. Но не Кнопа и не Кляч, это точно.
- Вот же ж сука, как он нас подставил! – бормотал Кнопа по дороге из участка.
Товарищам было не по себе и совсем неуютно на этом свете. С них взяли подписку о невыезде и вообще очень грубо обращались.

А Бажан тем временем развлекался в бассейне. Под зычные вопли ныряльщиков, кафельное эхо свистков и запах хлорки он делал своё дело. Сначала он разделся. Со всеми примочками. Потом, сделав вид, что решил пойти за пивом, вышел в вестибюль в одной майке, с голыми ногами и свисающей писькой. Твёрдо шагая по плитке и обворожительно улыбаясь присутствующим он подошёл к киоску. Но путь ему преградил охранник:
- Ты чё, сдурел? А ну, давай живо назад, в раздевалку! И что бы я тебя здесь больше не видел, понял?
Бажан сделал вид, что обиделся и подчинился приказу. Но как ему приятен был вид продавщицы, которая отвесила челюсть так, что туда вошла бы двухитровая бутыль пива со свистом! Пока он топал босыми резиновыми ступнями по пластику, к охраннику подошёл какой-то бородатый мужик и что-то ему прогудел на ухо. Тот крикнул тут же:
- Эй ты, х...йлан! Стой... Тебя же уже предупреждали, что бы ты здесь больше не мелькал?
Бажан не послушался окрика и зашёл в раздевалку. «Ах ты ж сволочь!» - охранник вместе с бородатым дядькой вбежали в раздевалку. Там обиженный Бажан натягивал брюки.
- Хватай свои бэбэхи и сваливай!
Один стал толкать Бажана к выходу, второй сгрёб его вещи и выкинул в коридор, за дверь. Бажан прыгал в одной брючине, красный, и сопел от злости. Из кармана штанины досадно посыпалась какая-то мелочь. Монетки торопливо раскатились по залу. Не дав маньяку как следует одеться и собрать деньги, администратор с охранником подволокли его к выходу и вытолкали за дверь.
- На х...й с пляжа... – удовлетворённо заметил бородач и с грохотом притянул дверь.
Тремтящими от гнева руками Бажан застегнул ширинку и заметил, что его спортивная сумка через плечо осталась в раздевалке под скамьёй.
Он с умоляющим видом приоткрыл дверь и заглянул снова, но не успел открыть рот – неожиданный тычок в жвалы чуть не отправил маньяка в нокаут.
- Я только... Там сумка... – пролопотал Бажан отшатнувшись и вытирая рукавом расквашенную губу.
- Пошёл ты... Обойдёшься. Х...й на базаре продай и купи новую. – гоношился охранник.
Вдруг в Бажане произошла какая-то перемена. Глазки у него провалились и побелели, а разбитый рот растянулся при этом в улыбке. А главное, руки перестали трястись.
- Что, начальник, пойдём погешаем?
Охранник охотно согласился и они вдвоём, заплетаясь в прошлогодней траве, побрели за бассейн. Там они оказались среди измазанных известью прогнивших вёдер и рваных шматов рубироида. Бывший спецназовец вкачал учителю физкультуры таких п...здюлей, что Бажан остался торчать, выгнувшись, как поломанный экскаватор. Голова у него упиралась в землю. Задница торчала горой. Ноги были раскорячены. Злодей-охранник ещё раз обошёл маньяка сзади, паскудно улыбнулся и напоследок врезал тому с пыра между расставленных ног прямо по яйцам. Бажан подломился и окончательно рухнул, корчась в беззвучных слезах. Охранник в каждый свой удар втюривал извечную ненависть отца двух девочек к извращенцу и насильнику.
Потом всё же сходил в раздевалку и вернулся с бажановой сумкой. И швырнул её за бассейн. Из сумки выкатилась на примятую траву розовая мыльница и щётка для спины на длинной ручке...

Гриша после работы опоздал на трамвай. Кнопа же, сославшись на срочные дела, сбежал ещё в пол-восьмого вечера. Правда, обещал к ночи завернуть на огонёк.
Кляч плёлся неторопливо, разглядывая окна домов. В дежурном магазине приобрёл хлеба и пакет растворимого супа «Ялта». В желудке уныло шевельнулся голод. Страх немного покинул банщика. Он научился с ним жить. Как люди на войне привыкают к ежедневным обстрелам и бомбёжкам, так и он вернулся к своим общипанным делам. Наоборот, жизнь его впервые стала интересной. В ней появилась нотка авантюризма. Глаза у Гриши стали гореть, во взгляде появилась заинтересованность внешним миром.
Во дворе нагадили коты. Неприятный запах тянулся до самого крыльца. Гриша, ворча, отпер дверь и вошёл в квартиру. Привычный беспорядок успокоил сердце. Студентов, кажись, не было. Гриша разделся в своей комнате, взял мешок с покупками и пошёл в кухню.
За столом сидел Бажан. Он уже твёрдо решил убить Гришу. Физрук, громадный и фиолетовый, сутулый, сидел боком к столу, как кредитор. Спецназовские побои не повредили ему настолько, что бы убить. Или хотя бы вывести из строя. И вот он сидел, под грязной занавеской, в рыхлом свете пожухшей люминисцентной лампы. Печальный обиженный хам.
- Пгивет, Ггиша. Ну что, погешаем? – спросил он без всякого задора.
Улыбаться он не хотел, да и не мог – губы разнесло, как надувную лодку. Гриша ужаснулся.
- Пожгать че-то пгинёс? Я жгать хочу! – скомандовал Бажан и протянул лапу к Гришиным сумкам.
- Что вам от меня надо? – спросил Гриша, сам себя не помня. – Я же вам ничего не сделал...
Бажан скривил опухлость рта, вытряхнул из сумки на стол хлеб и суп.
- Ничегта ты мне не сделал. Счас пожгём и погешаем. – сказал он, разрезывая батон вдоль оси. – Эх, кугочку бы поджагить...
- Я суп поставлю варить... – Гриша решил отходить от противного.
Налил в заскорузлую кастрюлю воды, нарезал картошки, стал кипятить это всё на газовой плите. Сыпанули тараканы.
- Вот тагаканов я не люблю... – вдруг ни к селу ни к городу заявил Бажан, морщась и жуя хлеб. По-видимому, побои вызвали у него философское настроение.
За занавеской, на балконе, ветер шелестел и хлопал полиэтиленом. «Когда же Кнопа придёт...» - мечтал Гриша и мелко дрожал. Бажан с барской ленцой позволял себя обслуживать.
- Ну что ты за человек, Ггиша? Газве с тобой погешаешь? Мне поговогить не с кем, а ты дгожишь, как кгыса... я, может, мигиться пгишёл...
- Хорошенькое дело... тебе в тюрьму надо, а не в гости мириться ходить. - обнаглел вдруг банщик.
- Всё, Ггигогий, я завязать гешил... Вишь, как отделали, пидагасы... Пгимелькалась гожа моя, гы!
- По-моему, давно пора... – рубил Кляч, удивляясь сам себе.
Порошок супа булькнул и растворился мутной кашицей в кипятке. Запахло химической курицей.
- ...Я, Ггиша, больше всего кугицу люблю... Мне надо домой позвонить! – вдруг спохватился Бажан и завертелся.
- Телефона нет. – отрезал Гриша голосом вахтёрши.
- Бгешешь, в телефонной книге был!
- Отключили за неуплату. Пойди, проверь.
Бажан скрылся на мгновение в коридоре, а Гриша незаметно сунул в карман пестик от тяжёлой медной ступки.
- Загаза... – сонно промолвил вернувшийся Бажан.
- Суп готов. – Гриша наполнил колотую фаянсовую миску мутным жёлтым бульоном и поставил перед Бажаном.
- Спасибо. Всё-таки, как же мне позвонить?
- А чего те звонить?
- Жена волнуется. Не пгиду же я домой в таком виде! У-у, гогячий, загаза...
- Ты что, у меня ночевать собрался что-ли?
- Угу... – буркнул маньяк, заламывая за обе скулы.
- Ты... что, больше не у кого что-ли? Друзей там или знакомых нет?
- У-у. Не довегяю я им. – в словах Бажана не было никакой логики.
Гриша представил себе ночь с Бажаном... И где же Кнопарь шляется?! Бажан между тем отодвинул миску и сыто выпустил пар.
- А ты это, лечиться не пробовал? – спросил банщик, держа тарелку навесу и сидя на табурете.
- Вот смотги, Ггиша... Я книги читал. По психотегапии. Говогят, отклонения там всякие, тгавмы детства... А какие у меня тгавмы? Здоговый был пацан, в селе гос. В футбола там гоняли... На гечке купались... В агмии потом служил... Так что я не псих. Абсолютно ногмальный человек.
- Нормальный человек не пристаёт к чужим людям. – строго заметил вконец обнаглевший банщик.
- Во дугак! – развеселился Бажан, - это юмог такой! Я же никому вгеда не делаю! А вы все такие сегьёзные, пгям зло бегёт!
...В дверь зазвонили. Кляч дёрнулся. Бажан скорчил умоляющую рожу, мол, не открывай, и ухватил Гришу за локоть. Но дверь оказалась не заперта, и в неё ввалились, дыша рыбьим мехом и морозом, Кнопа и Хрень. Хрень был грузчиком из гастронома напротив. С Кнопой они познакомились где-то на пересылке, где Хрень ходил в шнырях, отчего до сих пор сохранял раболепное почтение перед бывшим вором Кнопой. Гости в нерешительности замерли в дверях кухни, увидев Бажана. Кнопа перевёл взгляд на Гришу, мол, что это значит?
- Мирится пришёл... – тускло ответил Гриша и Бажан понял, что ему пришёл п...здец.
- О! Вот счас и помиримся! – воодушевился пребывающий не в курсе Хрень, тряся калининской бородёнкой.
- У-ууу! Где это тебя так потискали? В ментуре? – нагловато окинул Бажана взлядом Кнопа.
- Пгимегно... 
- Как звать-то тебя, друг? – обратился Хрень к Бажану.
- Алексеем.
- Василий, - представился бывший шнырь и уселся напротив. Из кармана ватника он вытащил свёрток ливерной колбасы.
Кнопа точными движениями расставил на столе бутылочки пива.
- Лучше бы одну беленькую... – недовольно поморщился Василий.
- Моментом, - подхватился Кляч и вылетел в свою комнату.
Кнопа сподлобья глянул на Бажана.
- Завязать решил? Попалили?
- Не ваше дело. – замкнулся физрук и стал перебирать крошки на столе.
- Сейчас оросимся, и тогда «погешаем», - передразнил Кнопа и хлёстко отстебал финочкой колбаску.
- Кнопарь, чё у вас за тёрки? – всунулся Хрень, - введи, так сказать, в курс дела?
- Сиди, Хреня, кушай, выпивай. – лицо Кнопы преобразилось. Движения были точные, словно выстрелы снайпера. По сторонам рта и на лбу легли глубокие копчёные борозды. Бажан боялся пошевелится.
Конечно, один на один, при полном здоровье, он Кнопу этого одной левой задвинул бы в перспективу. Но сейчас, когда у тебя во рту металлический привкус крови, лицо вот-вот лопнет от кровоподтёков, а внутри кровавыми лохмотьями висят внутренности, не очень-то хотелось добавить к этому букету финский нож под ребро. Единственное, о чём Бажан думал, это как бы отсюда по-хорошему смыться. Всё это произошло в его голове в мгновение ока. Гриша вошёл с заначатой бутылкой «смородиновой».
- Мне позвонить надо... – уныло заявил Бажан.
- Выпьем вот, и позвонишь. – рассудил Хрень. – зачем людей обижать?
- Я... я не пью.
- Выпей-выпей, тебе сейчас не повредит, - добро сказал Кнопа, - выпей, физрук...
Бажану налили в желтоватый стакан. Поморщившись, он вытянул содержимое, обжигая ссадины во рту.
- Ну я сбегаю в автомат? – он неуверенно приподнялся из-за стола, внимательно глядя на Кнопу.
- Иди-иди. Только смотри, не опаздывай.
Хрень сдавленно хихикнул. У Бажана поплыло перед глазами, туман, серные пятна лиц, всё слилось. Он кострубато обрушился на стол...

Часть 4

...К двум завалили соседи. Студенты эти самые. Трое, с девкой. Пьяные.
- Чё, дед, не спится? – нагло заорали они в открытую дверь Гришиной комнаты. – Ща колыбельную споём!
- ...И спляшем!
- ...Да, бля, и спляшем!
В коричневой духоте комнаты зашевелились смутные тени. У порога материализовался крепкий, небольшого роста, бывалый уркаган. Это был Кнопа. Мгновенным движением он распорол куртку ближайшему к нему «студенту», который застыл, как кролик перед коброй.
- Что? – услышал студент бархатный голос. – Блатной, да?
Узкая рыбка тускло блеснула сталью перед самым кадыком. Студент болезненно сглотнул. Взгляд его нырнул в глубину помещения, где отчётливо маячил холщёвый мешок с тёмными мокрыми пятнами. Воняло чем-то сырым...
Мысль вонзилась в мозг, как игла шприца. Сердце прокачало по венам дурман ужаса.
- Мама... – понял всё парень и попятился к выходу. За ним выбежали его товарищи. Девка заверещала... Дверь захлопнулась.
- Больше не придут... – устало обронил Кнопа склонившимся над мешком Клячу и Хрене. – Надо ванну помыть и сматывать удочки...
Через пять минут квартира была убрана.
- Вот. Погешали... – почему-то сказал Гриша, когда они тащили тяжкий мешок по тёмным дворам.
Со спокойным, немного бледным лицом, впереди шёл Кнопа. Вскоре мешок проглотила видавшая виды речка Лыбедь, и унесла его в глубины коллектора. Хрень задвинул канализационный люк.
Погешали.

Заключение.

Жизнью правит суровая закономерность. Что бы мы не делали, каждое действие имеет конструктивное продолжение в будущем. Биографии наши пронизаны, как шашлык, шампурами взаимосвязей. Ничто не случайно. Ни вчера, ни сегодня, ни завтра. И не пытайтесь это понять. Просто не удивляйтесь, когда почувствуете под сердцем холод суровой закономерности. Это и есть жизнь...

26 мая 2002