Дрессура

(Кошаре и соседям посвящается)



Прямой метод

Ау – ау – ау – ау – ау – болталось одно и то же где-то вокруг, и было совершенно не понятно, за что цепляются эти звуки, от чего отскакивают, маячковым ритмом вспыхивая в его голове. Он никак не мог уцепиться за ощущения, понять, чем живут эти лесные звуки. А те пересмешничали, отдавались в его затылке и пальцах мириадами иголочек, звали куда-то и отталкивали одновременно. Он было попытался ответить тем же лесным криком, но все изменилось от этой попытки, поплыло рисоваными облаками в разные стороны. И через короткое время падения он приземлился на четвереньки у голубого газетного ларька на неизвестной безлюдной улице. Стекла и окошко на ларьке были назидательно заварены размашистыми неаккуратными стежками. Поверх каждого грубого шва в потеках расплавленного гуталина был зачем-то еще прилеплен крупный амбарный замок. Ржавчина на замках была основательной, какой-то дореволюционно-купеческой.

И тут он услышал, почти тот же, повторяющийся звук:

- Вау – вау – вау – вау – вау.

Повторение зверело. Видно милицейская машина все больше хотела, но никак не могла выехать из-за ближайшего угла. Звуки угнетали, расхлябанными буравчиками ввинчивались в его утомленные голубым киоском виски. И абсолютно нечем было схватиться за голову, зажать уши. И, не выдержав. Он сам взорвался и полетел во все стороны, и все полетело в него.

Когда терпеть не было уже никакой силы возможности, Генка схватился обеими руками за уши, впился в ушные мякиши ногтями и вжал свои податливые, разморенные голубым киоском уши в ореховые складки головы.

Генка с содроганием проснулся. С его головы нехотя соскользнула грузно спавшая только что подушка. Пинком пятки Генка наконец сшиб ненавистный будильник с много повидавшей тумбочки и, отпустив свои уши, вцепился в подушку.

Несколько гулких сердечных биений тишины были ему наградой, но потом откуда-то сквозь плотно свалявшиеся перья спасительного головного убора Генка снова услышал:

Мь-ау – мь-ау – мь-ау – мь-ау – мь-ау – мь-ау…

Пора, пора, пора, эх пора ему вставать. Его кошара никогда не ошибалась. Чувство голода было тому порукой. И еще реже кошара ошибалась с чувством его удовлетворения. Тут мы имеем в виду удовлетворение чувства голода, а не Генку, потому что Генка, несмотря на цвет приснившегося ему сегодня киоска, был нормальным парнем. Так что будем считать киоск досадным исключением из неголубого в целом мира, и последуем за всклокоченным Генкой на кухню.

Для сонного взгляда и вытащенного из кровати тела на кухне находились: плита газовая, стол, три табурета в разных позах, перевернутая миска для кошкиной воды, лужа самой воды и настежь открытая форточка. Именно в форточку проникали вышеприведенные звуки, размеренные и отчетливые, хотя теперь их можно признать довольно негромкими.

Генка глотнул воды из чайника, подхватив его с плиты, распахнул окно и навесившись половиной голого тела над дряхлеющим заоконным ящиком процедил вниз:

Ксс – ксс – кыссссссссссссс.

Газон под окном (Генка жил на первом этаже) тут же ответил удовлетворенным молчанием многочисленных окурков и фантиков из под холодильников Стинол и прочих пивных бутылок. Захватывающая звуковая пауза вместе с солнечным светом лилась на все великолепие мира спального района сверху сквозь листья березы да рябины. Генка мгновенно расчувствовался от свалившейся на его голову тишины, и сам все испортил:

- Ксссссс – снова выдал он вниз.

- Мррр-ау – мммь – согласилась кошара.

- Чтоб тебя – понял свою глупость Генка и пошел забирать животное с улицы.

А мы с вами тут пока быстренько похозяйничаем. Насыплем ките-кета в грязненькую пластиковую мисочку с ушками. Перевернем керамическую миску для воды и плеснем туда желанной всем с утра жидкости. Нет, не пива. Пивом кошару не баловали, да и выпил Генка вчера пиво. К тому же чужое без спросу брать не хорошо, так что мы с вами уже линяем с генкиной кухни, потому что – слышите топоток? Да нет, это не ежик, которых на прозе.ру развелось не меряно, так что даже пришлось завести ежикиного папу. Это Генкина беспородная серо-полосатая красавица следует к утреннему завтраку. И не спешите тискать в рецензии, что утренних завтраков не бывает. Раз она ночью позавтракала кем-то в подвале, то предстоящий завтрак можно назвать утренним. И только если кошара растянет его до вечера, мы пересмотрим его название.

Так вот, о завтраке. Пока Генка, уже без нашей помощи, ставит чайник (тут мы за него спокойны - умеет), мы заявим, что завтрак - это святое. Так считают все кошки, а также кошелюбы, по мнению которых все кошки попадают в рай. Именно поэтому нерадивые хозяева чаще всего утром получают от своих грациозных питомцев какие-нибудь «Фэ» в виде нудных заоконных звуков, прыгания на тело спящего хозяина, и (даже!) лапами по ногам (ой!).

Но, честное слово, в характере кошары нет этого самого – лапами (а там ведь коХти!) по ногам. Когти она выпускает на хозяев исключительно тогда, когда ее заласкают. И, согласитесь, в этом есть что-то царственное – подрать хозяина, когда нега разливается по всему кошачьему телу. К тому же все четно: перед выпуском когтей вы точно можете определить, что опасность назрела, по особенно нервической игре кончика ее хвоста. Так что, будьте внимательным кошелюбом и ваша кожа и шмотки избегнут неприятностей.

Но мы отвлеклись от Генки с кошарой. У них там трапеза, и он пытается учить ее манерам. Увещевает:

- Ну! Не чавкай! – и пихает ее в бок. Хвост подбирается ею сзади, укладывается сбоку – до этого он свободно лежал на подоконнике. Чавкание, доносящееся из-за занавески, при этом не меняется ни по громкости, ни по ритмичности. Занавеска тут упомянута не случайно – кошара стесняется, когда ест и деликатный Генка задергивает ее занавеской от глаз своих.

Поела, облизнулась, потянулась, спрыгнула на пол. Подошла, тиранулась боком о тапок, свесившийся с Генкиной ноги. Тапок шлепнулся - вильнула хвостом. Боднула пару раз усатой довольной башкой желтую Генкину пятку. Протопала к миске с водой, лапой попробовала уровень. Полмиски? Годится. Присела, хвостом окрутилась, стала лакать. Зажмурившись. Налакалась. Отошла от миски на середину кухни и разлеглась на боку. На Генку глянула, будто впервые видит. Переднюю лапу лодочкой состроила и башку макушкой к полу отвалила. Вот оно, самое достойное занятие - дрема под игру солнца в усах.

А что ж? Все ведь сделано. Генка свои обязанности выполнил исправно.









Метод с применением третьей силы

Бзы-ыыыыыыыы – Бзы-ыыыыыыыы – ЗЫ! – Требовательно так! Генка всполошился, занервничал - что же ему тиснут в постскриптуме? Да тут и понял, что это заливается дверной звонок.

Приподнял лохматую башку от закаменевшей за ночь подушки, с трудом подергал кожей лба, дабы настроить растекавшееся по предметам внимание. Преодолевая сонную лень уселся на диване. Ноги его шлепнулись на линолеум – ночью кошара опять утащила его тапочки в свое логово в углу. Там у нее давно нашли приют несколько непарных Генкиных носков, безхозные детские варежки, случайно найденные в подъезде и цветастый чепец для заварочного чайника.

Генка замотал головой, но настойчивое ЗЫ не стряхивалось с нее, не проходило. Делать нечего – поплелся открывать.

- Кто там? – Буркнул Генка в дверной дерматин и, не дожидаясь ответа, щелкнул замком. В образовавшийся проем у самых его ног тут же гибко затекло серо-полосатое шерстяное тело. Хвост нежно и щекотно дрогнул кончиком под Генкиным коленом, а сверху, с лестницы, донеслось наставительное:

- Пустите кошечку. – И, после некоторой паузы, – Пожалуйста.

И вот так каждый раз. Генка опять помотал головой и рассеянно отрапортовал:

- Амаль Снегиревна... Доброе утро!

- Монин – По аглицки приветствовала его миниатюрная дамочка-врач, спустившись несколькими ступенями ниже, к Генке. Он увидел ее победно и иронично улыбающуюся, всю лучащуюся удачно проведенной зарядкой. Взгляд ее красноречиво наставлял: Взял кошку – содержи как следует.

- Амалия Снегиревна, … Да она... Да Вы... Опять... - Генка начинал просыпаться и его понесло.

- Да Вы знаете, что она уже на улице? – Генка сказал это, явственно слыша чавкание с кухни.

- Как это? - Амалия Снегиревна поглядела на него без доверия.

- Как, как… Вы уже третья сегодня, кто ее приводит. Весь подъезд ей хвост заносит, будто делать людям нечего.

Амалия Снегиревна склонила голову чуть набок и глядела на Генку вопросительно.

- Да-да! Что Вы так смотрите? У нее же променад утренний. Как у Вас пробежка. Только у Вас по стадиону, а у нее круги миска-форточка-дверь-миска…

- Ну, не могу же я не впустить голодную кошечку … - Амалия Снегиревна начала было настаивать на своем.

- Голодную? Вы на ее морду посмотрите! – Не собирался уступать Генка. Назидательность Амалии Снегиревны оказалась заразной. Кошкины утренние променадные крути, отточенные до автоматизма за последние месяцы с тихим звоном будильника поплыли перед глазами почти уже проснувшегося Генки и чуть ли не душили его теперь нарочитой свободой кошкиной воли.

- Да она… Вас… Дрессирует! – Генка чуть было не поперхнулся последним словом - все-таки Амалия Снегиревна была дамой  в возрасте и не очень-то допускала в отношении себя юмор и сатиру.

- Как это? – Амалия Снегиревна спросила это только для того, чтобы спросить хоть что-то, и даже сделала непроизвольный шаг к Генкиной двери.

И тут они оба явственно услышали с кухни короткое, четкое «мяв», прыжок тренированного тела в форточку, сопровождаемый парой скребущих звуков о раму, а затем уже - прыжок с деревянного подоконного ящика на металлический лист наружного подоконника.

- Видели? – Генка вопросительно развел руки, отчего дверь мягко растворилась и Амалия Снегиревна смогла увидеть парня в утреннем наряде, то есть в одних трусах.

- Чего я только не видела. – Подумала Амалия Снегиревна, но вслух ничего не сказала, а просто повернулась и стала подниматься в свою квартиру.

Целых три дня Генка блаженствовал по утрам – никаких ЗЫ! А на четвертый кошмар с постскриптумом вернулся. А что вы хотите? Дрессура!



20.8.02