Чёрная постель

Довелось и мне, наконец-то, встретицца с маниаком.  А то я уже комплексовать начала потомучто у всех моих подружек были в жизни встречи с маниаками, у иных даже неоднократные, а у меня нет, словно я какая-нибудь дурёха инкубаторская или орхидея тепличная, немодная и от бурной общественно-половой жизни отсталая. Я может, конечно, и не совсем искренна насчёт тово шо совсем уж маниаков не видала: видала! Один лишь раз. Я ехала в транвае по улице имени 12-го апреля, а один мущина вдруг вышел из кустов, одделявших тратуар от проежжей части и раскрыл в стороны натянутый на его голое тело плащ, показав всему нашему транваю свою длиную унылую писю. Но этот случай канешно же не вщёт потомушто дядя в данном конкретном случае был маниаком неопасным и привселюдным, а мне, для обогащения моево жизненново опыта, требовалась опасная встреча с жестоким маниаком, чья смертоносная болезненная похоть будет сконцентрированно направлена именно на меня и не распылялась бы хоть ненамного восвояси.

Судьба свела меня с маниаком в очереди за получением денег из банкомата. Я учуся в авиационном техникуме и наши стипендии переводят на банковский щёт потомушто если давать нам деньги наруки, то их, в день получения, о котором на районе все знают, могут забрать по дороге домой гопники. Меня канешно гопники не трогали потомушто я красивая, хрупкая и беззащитная, а они ведь не наркоманы какие-нибудь с полураспавшимися мозгами, а знающие себе цену серьёзные самцы. Но шо делать - в основном из-за хилых не от мира сего пацанов каторые училися в нашем техникуме наряду с нормальными рабоче-крестьянскими парнями, нам всем приходицца ездить чёрте куда шобы получить наши стипендии по карточке.

И вот однажды в очередь за мной и пристроился, как впоследствии оказалось, хронический маниак Коля Железнов, который учился на лудильщика электропроводников бортовой аварийной системы истребителей Су-27.

Это был долговязый белобрысый юноша с веснущатым лицом и потными, воняющими мочой (оттого што он часто дрочил) ладошками. Все девушки в техникуме брезгливо опасались встретица с этим Колей в полутёмных коридорах и рекриациях здания техникума потомушто у него была манера подкрадывацца ззади и залеплять своею дурнопахнущей ладошкой рот красивой девушки, а потом с дикими гиками, у всех на глазах, слизывать оставшийся на его зловонной ладони мазок губной помады. Мне лично удавалося ево, загодя увидав, избегать и, таким образом, он, перепробовавший своими лапами лица почти всех техникумовских девушек, затаил на меня зло сексуального преследователя.

И вот в этой очереди за степухой за мной пристроился этот маниак и наконец-то досталося и мне - он взял моё лицо сзади в свои вонючие ладони и стал ими ожесточенно елозить по моей милой мордашке. Затем он отнял руки от моего натёртого лица и с визгами слизал накопившуюся в его лапищах косметику. Я тут же взглянула на себя в зеркальце пудренницы и увидела што представляю собой жалкое зрелище потомучто моё лицо превратилось в абстракционицкую мазню больного художественным мировоззрением человека. И тогда я расплакалася навзрыд и побежала домой, чуствуя как меня провожают любопытные до чужого горя глаза окружающих обывателей. А этот Коля понёсся за мной, штобы унизить ещё каким-нибудь вновьпридуманным извращённым способом моё женское естецтво.

По дороге я неоднократно спотыкалася и поэтому расстояние между мною и моим преследователем неумолимо сокращалося. А один раз я упала и он меня достиг и даже, проникнув своей потной лапой мне под юбочку, полуснял с меня трусики. Но я кое-как отбрыкалася от его несусветных домогательств и припустила по ровной местности уложенного затейливо-фешенебельной розовой плиткой бульвара.

Но этот Коля, хоть и был хиловатый, не оцтавал и настойчиво гнался за мною, бронзовой призёршей района среди девочек до семнацати лет, на дистанции 60 метров.

Поймал он меня у памятника Владимиру Ильичу Ленину (это наверно какой-то сложный постмодерницкий писатель - мы ево ещё по программе не изучали), поймал и начал мучать. Он заломал мне руки, бросил в прилегавшие к площади насаждения шпорыша и амброзии и стал меня везде трогать, при этом учащённо дыша. Из его разверзтого от ничтожного удовольствия рта, мне на шею капала разгоряченная слюня. А ещё я чуствовала как при елозинии Коли по моему телу, в мои нежные ляжки тыкаецца теснящийся в ево штанах ороговевший от возбуждения член. Мне было до того противно всё это ево жалкое насилие, что я брыкалась как могла и выкарабкалась из-под нево на волю и побежала куда мои слезящиися глаза глядят. Он неуклонно преследовал меня, хрипло восклицая на ходу пошлости.

Я забежала в первый попавшийся подъезд и стала колотить кулачками во вторую попавшуюся дверь (первая попавшаяся дверь была задрипанная - наверняка там обитали алкаши или нарики). Дверь под моими слабосильными ударами приоткрылась и я ввалилась в темную прихожую. Тут же я лихорадочно закрыла дверь и заклацала всякими замками, которых изнутри было немало. А еще я придвинула к двери небольшой холодильничек "Саратов", который мило урчал в коридоре.

Коля извне рычал и оголтело шкрёбся. Изрыгал проклятия. Сюсюкал скабрезные гадости.

Чтобы не слышать этих ранящих мою душу приличной девушки звуков, я углубилась в эту подвернувшуюся мне чужую квартиру. Я осторожно обследовала все комнаты и не разыскала хозяина. Мне это не понравилось потомушто так не бывает. Зачем же тогда была открыта дверь? Может хозяин мусор выносил или за почтой на второй этаж поднялся и теперь сам же не может попасть в квартиру из-за меня? Но у меня уже не было сил раздумывать над всякими такими перипетиями и я вернулась в спальню штобы прилечь и успокоицца.

Я вошла в спальню, взглянула на кровать и обомлела. Она была застелена чёрной постелью. Там были две подушки в чёрных наволочках, одеяло в чёрном пододеяльнике и чёрная-пречёрная простынь. И я вдруг поняла, что Коля - это пешка. Он просто голимая шестёрка. Он как в анекдоте про грузинов, специально загнал, заманил меня в этот притон всамделишного, нешуточного маниака.

И я разделась донага и легла своим белоснежанным телом на эту смоляную постель и задрожала в предвкушении жестоких реалий беспардонной, маниакальной любви, которая, возможно, будет стоить мне жизни, но зато она подарит мне исключительное переживание, которое гораздо лучче той бесхитростной жизни, которая мне прецтоит: тупая работа на гадцком заводе после техникума, замужняя  жизнь с каким-нибудь тупорылым слесарем, который пьет пиво, смотрит футбол и неделями ходит в зассаных семейных трусах, мучительные роды слабоумных от неблагоприятной экологии и пролетарской среды детей и прочие такие неизбежно-дурацкие дела, которые полагаюцца мне по карме, за то шо мой дедушка в 20-30-е годы, работая в ЧК и НКВД, выкалывал художникам глаза, отрезал композиторам уши и заставлял писателей писать детективы и фантастику для массовой аудитории.