Наценка

Оценка.

   Началось все с того, что у нас с началом четверти появился новый учитель по литературе. Елена Владимировна перевелась или ушла, не знаю. И вот появился. Высокий, худой и лицо неприятное, сухое, кожа желтая. Мы его невзлюбили сразу. Всем классом. Что-то не так в нем было.
   И это что-то не так проявилось сразу же, на первом уроке. 
 - Зовут меня Павел Иванович. Теперь постигать тайны писательских замыслов и проникать в самые глубины образов будете вместе со мной. Надеюсь, что все у нас получится.
   Потом с классом познакомился. Читал фамилию, поднимал ученика и цепко смотрел на него, словно самое нутро увидеть хотел. Все глаза опускали, когда он смотрел. Колючий взгляд, тяжелый.
   Рассказал о том, что изучать будем. Вроде вводного урока получилось. Мы слушали, переглядывались и молчали. Да он и не спрашивал, а все говорил. Непонятно говорил, кстати. Вернее, до нас-то вроде доходило, но он  не договаривал все время что-то, а думать не хотелось, с какникул ведь только. Поэтому когда звонок пронзительной трелью возвестил об окончании урока, мы с трудом дождались, когда Павел Иванович нас наконец отпустит.
   Выбежали из класса. Многозначительно друг на друга посмотрели, обсудили. Фрукт еще тот, намаемся. Кличку дали - Стручок. Похоже, кстати.  У всех настроение не очень. Наверное, перемены почувствовали.
   И пошло. Первым подтверждением стала четверка. И не кому-нибудь, а Ваньке. Он у нас круглым отличником был. В баскетбольной команде - капитан. Староста класса. Впрочем, оценки его от нас не отдаляли, он учился хорошо для родителей, они на него наседали. Списывать давал по настроению. А так  - обычный парень, впрочем, иногда и зазнавался. И тут четверка. Класс удивленно загудел. Я, признаться, и забыл, когда он в последний раз кроме пятерок в дневнике что-то видел.
   Ванька покраснел  и напрягся.
 - За что? Я ведь все правильно ответил.
 - Да, не спорю. Но я еще оценку за душу ставлю, так я ее называю. За душу - три, за материал - пять. Итого - четыре.
 - Павел Иванович, я в школу хожу, чтобы знания получать. Что я не так усвоил? Почему четыре?
 - Потому что не верю тому, что рассказываешь, хотя и правильно. Нет наполненности, чувств. Не только знания нужны. Осадок должен оставаться у тебя от произведения, а не набор слов. Садись.
   Ванька сел. Но на следующий день вызубрил два раздела. От зубов так и отлетало. Со злостью рассказывал И схлопотал тройбан.  Он тогда раскричался, мать в школу привел. О чем она там говорила со Стручком  - не знаю, но тройбаны Ванька продолжал хватать, причем регулярно.
   Все стало с ног на голову. Оценки невообразимым образом сплелись в загадочный танец и под чутким руководством Павла Ивновича  расположились в журнале там, где им раньше и в голову бы не пришло остановиться. Я, например, стал получать четверки. Это я-то! Впрочем, не жаловался. Ставят, так ставят, мне же лучше. И так весь класс. Отличники уступали свои пьедесталы. Неохотно, с борьбой. Метали в Стручка вызубренные длинными вечерами цитаты, исписанные листы сочинений и уступали. Однако не все стремилось стать противоположным. Некоторые ребята, честно и посредственно  отсиживающие положенный отрезок времени, скатились к двойкам. Успеваемость неумолимо падала. Все встревожились. И ничего не могли поделать. Говорили, что директор с ним по этому поводу разговаривал. Но большинство из нас по-прежнему выходили из класса с  угрюмой верой в то, что это не учитель, а маразматик, даром ему сорок только.
   Я тоже, конечно, учавствовал во всеобщем ропоте. Хотя зла и не держал на учителя. Елена Владимировна из троек меня не выпускала. У меня с запятыми там разными проблема, долго на теме сосредоточиться не могу, перескочу куда-нибудь обязательно... Да много всего... А тут четверки. Поэтому даже со злорадством смотрел на взъерошенный затылок Ваньки, быстро-быстро черкавшему что-то в тетради. Все равно тройку получит за сочинение.
   Впрочем, учителем Стручок  оказался толковым. Мне нравилось, как он описывал все. Его слова оживали и, хватая меня за руку, тянули куда-то... Я сидел и слушал. И  сам становился  Мастером, превращался в Маргариту, которая пошла бы за любимым и в Ад и в Рай, лишь бы рядом быть. Красивые уроки, цветные стали. Я рассказывать любил. Сбивчиво, может,  неправильно , но мне нравилось. Павлу Ивановичу, вроде бы, тоже.
   Однажды Ванька не выдержал.
 - А что вы подразумеваете под оценкой за душу?
   Стручок оторвался от журнала и поднял как всегда спокойное лицо. - Ты, Ваня,  с каждым рассказом маленькую жизнь прожить должен. Яблоко укусить, на вкус попробовать, а не разрезать на дольки и выкинуть, потому что оно вдруг червивое оказалось. Ты видеть должен, про что рассказываешь, а не просто текст в голове представлять.
 - А если мне не нравится литература. Если физика больше? Что мне из-за этого, тройки получать?
 - А что, мне из-за этого пятерки тебе ставить? Ты литературу не для того изучаешь, чтобы потом когда-нибудь в кроссворде знакомое имя написать. Для себя оставить что-то должен.
   А потом наступил тот день.
    Учитель опоздал, чего за ним никогда не наблюдалось, но как мне показалось, его и не было вовсе. Сидит, в окно на снег смотрит, изредка скажет что-то, как отрежет.  Не дослушав Ваню, посадил его, пятерку поставил,  как отмахнулся...
Мы  только через две недели случайно узнали, что у Павла Ивановича жена умерла. Ей операция нужна была, денег стоила. А он просить не умел. Вернее, не так просил. Не на жалость, не на понимание нужно было давить, а на значимость человеческую... Иной раз и унизиться не грех, когда очень надо.
Оценки  взлетели, подталкиваемые мощным взрывным топливом знаний и понеслись на свои прежние места, на которых раньше стояли, до прихода Стручка. И так всегда стало...
 А тогда я сидел и думал, что хорошо бы яблок  сейчас среди зимы поесть. Зеленых, кислых.


Рецензии