Мизантроп, или комментарии к диалогу

Мы сидим летом в одном из московских скверов. Вместе и одновременно порознь. Говорим ни о чём. Главное сейчас – это то, о чём мы молчим, точнее, о чём молчу я, и чего она всеми силами старается не замечать, настойчиво наводя через разделяющую нас пропасть, зыбкие мостики слов… 

- А, ты, помнишь, тогда когда мы с тобой встретились, во второй, или, может быть, в третий раз, ты ещё сказал…

«Помню ли я? Скорей всего нет.  Моя память не содержит ничего конкретного. Когда кто-нибудь пытается вызвать во мне общее с ним воспоминание, я могу только слегка улыбнуться «да, да, конечно, я помню»; я даже не лгу при этом, потому что, просто, не знаю, о чём меня спрашивают. От прошедшего во мне сохранились какие-то лоскутки, обрывки зрительных образов, порой звуков, ощущения, которые я не ощущаю вовсе, чувства, которые я больше не испытываю. За то время, пока они (оставшись непонятно почему) пребывают во мне, они избавились от всего лишнего, от того, что им сопутствовало, когда мой глаз, моё ухо или мои нервы выхватили их из окружающего (или лучше – окружившего) меня мира.  Теперь это  просто символы, которые у меня нет ни желания, ни мужества расшифровывать. Это мой собственный алфавит, восходить к истокам которого нет никакого смысла.

При общении я перевожу свою «самопись» на один или несколько доступных всем языков и стараюсь быть точным. Получается всегда приблизительно. Когда же речь заходит о  восприятии того, что приходит ко мне извне, ни о какой точности и даже приблизительности говорить не приходится. Всё сводится к интерпретации, быстро превращающейся в мои собственные вариации на заданную кем-то тему. Поэтому понять другого и помочь другому понять себя, мне кажется делом исключительно сложным, а помню я только свои усилия, потраченные на это, иначе говоря, только самого себя».

- Эй, - она толкает меня в бок, - ты меня не слушаешь, о чём ты думаешь?
Что тут можно ответить?
- Скорее всего, ни о чём…
- Не ври, не ври, я же прекрасно вижу, что ты думаешь о чём-то своём. Я даже знаю о чём.

«Вот как? Меня всегда забавляли люди, считающие, что видят меня насквозь. Подобная уверенность меня раздражала, если не сказать унижала, пока я вдруг не сообразил, что она проистекает не столько от чрезмерного самолюбия, которое,  не сумев реализоваться полностью, имеет виды на то, что называют «проницательность», а то и «мудрость», сколько от большой наивности, когда слова и поступки окружающих принимаются за чистую монету. С другой стороны, эта наивность, является обратной стороной апломба, когда ни за что не согласишься признать, что ты чего-то не понимаешь, или можешь не понимать. Но это, пожалуй, крайний случай…».
 
- Слушай, прекрати, пожалуйста: мне становится просто неприятно. Когда на тебя находит подобный ступор, и ты резко замыкаешься в себе, я чувствую себя рядом с тобой, абсолютно чужой.

«….Гораздо чаще приходится иметь дело с теми, кто считает тебя «своим»: своим другом, своим мужчиной, своим сыном и т.д. Меня, который в большинстве случаев даже сам себе не принадлежит, вдруг признают за «своего». Я право же изумлён: люди такие разные, и при этом для многих я «свой», даже для тех, кто по отдельности испытывают в отношении друг друга откровенную неприязнь. Каждый из них «освоил» отдельную часть меня, маленький эпизод и только этим и довольствуется. Соответственно, я стараюсь появляться на их горизонте так же эпизодически. К сожалению, мир тесен, а образ нашего существования делает его ещё более тесным и скученным, так что избежать ежедневных встреч со своими «свояками» просто невозможно, а с женщинами, для которых ты «свой» или, лучше сказать «их» и подавно. Выручает простая закономерность: чем больше ты трёшься среди «своих», теряя при этом свой внешний лоск, тем менее ты «свой». Большинство остаётся разочарованными, не все, есть и те, которые предпочитают следовать со мною дальше, но если бы я принялся пересчитывать их по пальцам рук, мне бы даже не пришлось разжимать кулак.
      
Для остальных я навсегда останусь человеком, на которого нельзя ни в чём положиться, лжецом, а для наиболее эмоциональных – просто скотиной. На здоровье: я слишком занят собой, чтобы оправдывать чьи-то ожидания и исполнять возложенные на меня обязательства.
 
Я это Миф, обращённый сам в себя, и всегда Игра».

- Не говори глупостей, я тебя внимательно слушаю…
- Что ты слушаешь, скажи мне? Я ведь тебе и так ничего не говорю, а ты мне всё отвечаешь, что слушаешь меня. Ты что не понимаешь, что так нельзя?!
- ?
- Нельзя находиться всё время в таком сонном состоянии, и тем более – ты уж меня прости, что я тебе это говорю – когда с тобой рядом женщина, а то ведь можно всё проспать! ...Ты понимаешь, о чём я?

«Да. Состояние, мало согласующееся с пребыванием в обществе, и которое, ко всему прочему просто «недопустимо в муже». Масло масленое, так как общество, в том виде, в котором оно существует на данный момент, держится, прежде всего, на женщинах, движимо и творится ими же. Всё стремиться реализовать себя с учётом поставленных условий, в условности которых никто и не думает сомневаться. Сомнение мучительно, портит нервы и цвет лица, оно бесконечно, и ты не заметишь, как постареешь. Даже не повзрослеешь, так как в этом слишком женском мире, за расцветом сразу следует увядание, а за молодостью – старость. Как следствие, любое сомнение бессмысленно и вредно. Надо поспешать, а оглядываться по сторонам только лишь для того, чтобы убедиться, что ты не отстал, ведь после тридцати, а то и раньше, все станет значительно сложней! Поскольку многочисленные условия, окружившие наше существование, под сомнение не ставятся, бесконечно увеличиваются способы и методы, помогающие им соответствовать, начиная от множащихся оттенков губной помады и кончая операцией по подтяжке груди и пересадки волос с затылка на облысевшее темя (последнее относится к безумцам, решившим принять участие в этом изматывающем галопе). Красота приобретает синоним товарного вида, что с одной стороны не плохо, так как обнажает эстетические глубины массового производства, но с другой – теряется вся прелесть неповторимости, потому что на определённом этапе красота доступна всем, и разница только в цене. Одна красивая женщина ничем не отличается от другой красивой женщины; в этом-то вся проблема. Очевидно, что я…».

- Понимаю, но на свой манер.
- Это как же?
- Ты лучше сама сперва ответь, что ты имела ввиду.
  - По-моему, всё предельно ясно, но специально для тебя: ты ведешь себя так, как будто тебя рядом со мной нет или наоборот, как будто меня для тебя нет. Ты уходишь в себя и отсутствуешь, а все мои попытки тебя вернуть ни к чему не приводят. Ты всему чужд.

«…Очевидно, что я, который беспрестанно сомневается во всём, начиная с самого себя, всему этому чужд. Однако при этом не настолько хорошо владею собой, чтобы пребывать просто индифферентным, отсюда неприязнь, зачастую переходящая в мелкую злобу. Во мне чувствуют антипода и врага, хотя я никому не угрожаю пусть даже и нахожусь в состоянии постоянной войны с окружающими. В основном, разумеется, женщины, если не все то, по крайней мере, те, с которыми я сталкивался (или сталкиваюсь в данный момент). В лучшем случае, меня нарекут дурачком и «белой вороной», в худшем я становлюсь предметом неистощимого презрения приправленного иронией как ядом. Худший случай наступает, когда со мной сходятся ближе и сделать «своим мужчиной», а потом понимают, что мне это не нужно. Меня клеймят как лицемера, но, как это ни парадоксально, только на том основании, что изначально никто не пытается рассмотреть моего лица, а предпочитает иметь дело с воображаемым партнёром. Странно всё это».
 
- Слушай, мы ведём какой-то странный разговор…
- Это потому что ты странный, порой чересчур. И ведём его не «мы», а я одна, в то время как ты пребываешь неизвестно где. Тебе, по-моему, вообще на все наплевать! Ради Бога, ты можешь там себе думать всё, что угодно, но только я- то в чём виновата? Почему ты считаешь возможным срываться на мне? …Чего ты добиваешься?!

  «Никто, разумеется, ни в чём не виноват. Каждый живёт, как может, и все правы одновременно. Но тогда получается, что и я прав, именно в том, что, признав за каждым возможность иметь собственную правду, я, не переставая ищу, свою, которая помогла бы мне разобраться в происходящем и примирила бы меня с окружающим миром, и которая поэтому будет универсальной – правдой для всех. Что, разве не хорош парадокс? Этой правды я не нахожу, и в этом без вины виноваты все. А ты, ты просто оказалась на линии огня, в той войне, которую я веду с миром и с самим собой, между мной и ветряными мельницами. Ты можешь это прочувствовать, или даже понять, но принять… Я не знаю. Боюсь ты слишком конкретна для этого, тем более, что мои фантазии могут оказаться для тебя опасными, в них слишком мало места для «парня» или «молодого человека», который готов до головокружения вдыхать аромат твоей красоты, согревать твой сон и просто-напросто составить тебе хорошую, нет вру, достойную пару».

Мысль о «достойном» мужчине заставляет меня усмехнуться. Это совершенно неуместно, но, как оказалось, даёт сигнал к развязке.
- Я что сказала что-нибудь смешное?
- Нет.
- Тогда над чем ты смеёшься?!
- Ни над чем…
Молчание, а потом:
- Ты… Ты надо мной смеешься?
- Нет.
Она мгновенье смотрит на меня. Отчаяние, которое быстро захлёбывается обидой и злобой.
- Боже мой, какая я дура. Сижу, пытаюсь что-то понять, когда всё и так давно ясно.
- Что тебе ясно?
Она кричит:
- Что ты просто подонок!!! Но, уверяю тебя, ты ещё об этом пожалеешь!!!
Резко встаёт.
Что я могу ей сказать? Я говорю то, что должен ей сказать, ведь я знаю, что окончательно она ещё не решила, а решать она должна сама. Я говорю ей:
- До свидания.
Она дрожит. Не сказав ни слова, поворачивается и быстрым шагом уходит от меня. Я смотрю ей вслед, вижу как она вскидывает голову и на ходу поправляет рукой волосы...

         Всё.

«Она ушла, но ничего не изменилось, и я не ощущаю в себе никакой потери. Значит ли это, что она не привнесла с собой ничего нового? Да, потому что для неё, как и для многих других, новое состоит в освоении заранее известного, в принятии уже готовых решений. Инновации если и допускаются, то лишь в изобретении очередных сексуальных поз. В остальном, все ходят в одежде с чужого плеча. Я и сам не против, но только если речь идёт не о нательном белье. В конце концов, я был честен до конца, и с ней, и сам с собой. Почему я должен врать, претворяться, подыгрывать чужой слепоте? Ради того, чтобы выиграть во мнении окружающих или получить недостающую мне долю женской ласки? Но ведь это унизительно. В жизни без того много ситуаций, с которыми ты вынужден скрепя сердце смириться и под которые ты осторожно подстраиваешься, чтобы не расплескать накопившееся отвращение. От этого не уйти, но возводить это в систему… Увольте.

Боязнь остаться одному? Глупости. Люди скучают, и когда предлагаемые в избытке, в силу своего однообразия, развлечения им на время надоедают, они позволяют себе некоторые «чудачества», тем более, что каждый из нас в тайне уверен, что за спиной у него есть пара больших  белых крыльев, с помощью которых он при желании может взмыть в небо и вызвать изумление пребывающих внизу. К сожалению, все это настолько неуклюже, что напоминает домашнюю птицу на скотном дворе. Но желание есть, и пока оно есть, я буду востребован индивидами в поисках дивертисмента.

И всё же мне гадко… Гадко, потому что меня попытались в очередной раз оскорбить, по той лишь причине, что я не устраиваю чьим-то взбалмошным требованиям. Никто никому ничего не должен, разве это сложно понять? Я ведь со своей стороны ничего ни от кого не требую… Или требую…? И даже слишком много и ото всех…?»